Телефильм "Зворыкин-Муромец" оказался настоящим, несмотря на то, что казался поддельным.

Сейчас, когда я пишу это, вы еще не видели, а когда закончу - уже, может быть, посмотрите первую серию нового фильма Леонида Парфенова "Зворыкин-Муромец" по Первому Каналу. Внимание Парфенова к Зворыкину совершенно понятно. Парфенов для российского телевидения почти то же, что его герой для телевидения мирового: Зворыкин дал миру изображение на расстоянии, а Парфенов подарил российскому высшему классу язык и стиль, пусть не инструмент, но образец, и его вологодская влюбленность в первые советские телевизоры сродни муромским впечатлениям Зворыкина от первых русских телефонов.

В этом фильме мне не понравился основной прием. Для безрыбьей русской документалистики все эксперименты Парфенова с трехмерной графикой или с актерами сами по себе - ценность. Но ощущение радиоспекталя, какой-то инсценировки, самодеятельности во время просмотра не проходило. Биография Зворыкина интересна настолько, а сила рассчитанного парфеновского обаяния в кадре настолько эффективна, что совершенно непонятно зачем заполнять лакуны гипсом шакуровской игры и покрывать поверху компьютерной штукатуркой. Но не об этом я хотел написать.

У этого фильма Парфенова есть фильм-антипод. Это "Подстрочник" Дормана. Огромный зворыкинский бюджет, постановочная и компьютерная красота, многочисленные действующие лица против нарочито безыскусной стоячей камеры, одной комнаты, одной пожилой женщины. Но при этом у этих фильмов много общего, включая прямолинейную, даже пошловатую местами сентиментальность и иллюстративность и того, и другого. В обоих фильмах вторым героем является время, тот двадцатый век, в котором навсегда останутся не только Зворыкин с Лунгиной, но и Парфенов c Дорманом, и, извините, большинство из нас с вами. Но главное, что оба этих фильма про невероятно удачливых людей. Не просто успешных, а очень удачливых - проживших невероятно длинные жизни, друживших и работавших с прекрасными современниками. Не бегая от судьбы, Зворыкин и Лунгина были обойдены войной, террором, забвением, серьезными болезнями, настоящим семейным горем. Они жили так, как считали возможным и нужным, родились и умерли в заботе и любви, и успели рассказать об этом. И именно это, статистически недостоверное счастье, доставшиеся им обоим, очень точно переданое в этих фильмах, делает их правдивыми. И именно это ощущение делает рассказ о них настоящим телевидением, которые не противно включать перед сном.

И удачи.