Лев Рубинштейн: "При тех обстоятельствах, при которых убирали Лужкова, мне не хочется его пинать, хотя он этого заслуживает"

Поэт, литературный критик, публицист, эссеист Лев Рубинштейн сказал, что внутренне был готов к отставке Юрия Лужкова. "Все происходившее вокруг Лужкова, вся эта информационная артподготовка давали понять, что отставка - это вопрос времени. При всем моем отношении к Лужкову, в целом, скорее, негативному, артподготовка была настолько неприличной, что я невольно почувствовал сочувствие к этому персонажу, хотя этого сочувствия он не вполне заслуживает", - заявил Рубинштейн в эфире "Радио Свобода".

Лужков Рубинштейну, с рубинштейновских слов, "в чем-то, скорее, мешал": "Просто потому, что при нем, с его подачи облик центра сильно менялся и в худшую сторону. Москва постепенно превращалась в какую-то окраину Стамбула, во что-то пластмассово-курортное, полугламурное, глобалистское".

При этом, безусловно, Лужков войдет в историю Москвы, подчеркнул Лев Рубинштейн: "И будет понятие "лужковская Москва", как существует понятие "сталинская Москва", "хрущевская Москва". Да, будет лужковский стиль, который на сегодняшний день воспринимается как гадкий и ублюдочный, но такая страница в истории Москвы, безусловно, будет".

Рубинштейну этот стиль, "безусловно, не нравится": "Человек моего поколения вырос в другой городской среде, которую привык считать своей. А нынешняя городская среда, я имею в виду центр, для меня на сегодняшний день среда враждебная. И я это Лужкову, конечно, не прощаю. Но, думаю, что Москва все адаптирует, все съест".

Что же касается лужковской прибавки к пенсии, соцвыплат, то, сказал Рубинштейн, "я очень надеюсь, что новые люди будут достаточно разумны для того, чтобы все это не изничтожить", "потому что это, пожалуй, единственный положительный итог минувших почти двух десятилетий".

К сожалению, добавил Лев Рубинштейн, Лужкова можно поставить в ряд самых ярких фигур путинской и медведевской России: "Потому что время сейчас такое, что яркими фигурами становятся фигуры совсем не яркие. Он ярок, хотя бы потому, что столько лет был на плаву, держался на доске, которая прыгала по волнам. Он, разумеется, яркая фигура. Может быть, даже поярче, чем те, кто его снял".