Гости съезжались на полонез
Новый спектакль Сергея Юрского
Лопнувшее время. Интеллектуальные игры одного из самых парадоксальных людей отечественного театра Сергея Юрского проверяют зрителей на слух в эпоху тотальной глухоты. На сцене «Под крышей» театра им. Моссовета идут пробные показы «Полонеза»
Сергей Юрский (в центре), Владислав Боковин и Анна Гарнова Сотрудничество Юрского с загадочным драматургом Игорем Вацетисом длится уже лет двадцать. Вацетиса никто никогда не видел и не слышал, зато имя его на театральных афишах появляется регулярно. Легенда Юрского гласит: Игорь Вацетис, сын его товарища, журналист, пропавший без вести где-то в европах, многие годы забрасывает Юрского своими рукописями, среди которых попадаются настоящие жемчужины. Первой пьесой Вацетиса стала «Провокация», которую Юрский поставил в театре «Школа современной пьесы», затем появился «Предбанник» в театре им. Моссовета. Здесь же, на малой сцене «Под крышей», Юрский предъявляет зрителям новый опус своего таинственного Двойника — реалистическую фантасмагорию «Полонез», состоящую из четырех сценических новелл. Судя по всему, Вацетиса мы не увидим никогда: он пропал, и вообще неизвестно, жив ли он. Но в одном точно можно быть уверенными — произведения Вацетиса нас еще удивят. А значит, и Юрскому будет о чем сказать нам со сцены.
«Вкл» и «выкл» Персонажи «Полонеза» похожи на нас — это мужчины и женщины, которые мучительно пытаются вернуть словам и звукам их первозданный смысл, услышать то, что сказано, и произнести то, что выстрадано. Вернуть гармонию разодранному в клочья миру. Заново научиться говорить и заново научиться слышать. Собрать по кусочкам останки человеческой души, восстановить по маленьким частицам то, что когда-то было единым целым, а ныне разодрано в клочья и разбросано по разным углам бытия. Сложность, однако, в том, что перед нами нет сохранившейся картинки, которую обычно прикладывают к пазлам, поэтому собирать нам приходится не сам мир, а наше представление о нем. Тут-то и скрыто главное несоответствие: ничто ни с чем не стыкуется, потому что никто не помнит, как этот мир должен выглядеть по задумке Творца. И даже Ангел-Хранитель зависает между небесами и бренной землей, поскольку сам Всевышний запутался в кнопках «вкл» и «выкл». Мы упорно пытаемся соединить несоединимые части мозаики. Вгоняем пазлы друг в друга, как гвозди в ладони, и удивляемся боли.
Исидор — Сергей Юрский, Ангел-Хранитель — Алексей Гришин «Время лопнуло!» Два человека случайно встречаются в ресторане, один посетитель, другой официант (новелла «Версаль»). Диалог, начавшийся как бытовой, постепенно переходит в дребезжание нестойких словесных конструкций, во взаимное раздражение, в зеркальную муку отторжения того, что я вижу и слышу. Два человека встречаются в ярком цветущем саду, один — всесильный олигарх, другой — бедный философ (новелла «Прогулка»). Их не связывает ничего, кроме маниакального желания прогуливаться по саду и молчать, просто молчать. Только здесь, в отличие от знаменитой булгаковской прогулки Пилата и Иешуа, на лунной дорожке их встретит не покой и бессмертие, а газовая атака. И тогда, отчаянно протирая ослепшие глаза и борясь с кашлем, кто-то из них крикнет в темноту: «Время лопнуло! Лопнуло время!»
В лопнувшем времени существуют и «Трое в пальто», начавшие свой сюжет с прощания и движущиеся назад (вперед) к началу неуютной встречи. «Трое в пальто» — самая театральная новелла из всех собранных, самая завораживающая в своей, казалось бы, простой примитивной форме, когда диалог выстроен в обратном направлении — от финала к началу. Но в этой кажущейся простоте и обнаруживается подлинная мера нравственного распада, подлинный масштаб разрушения межличностных связей.
«Дайте кляп!» И наконец, главное блюдо вечера — собственно сам «Полонез», откровенно пародирующий изысканную и беспощадную эстетику Даниила Хармса. Гости съезжались на... полонез, да-да, именно так. Не на чай, не на бал, не на бридж — а на полонез. Чтобы ровно в два часа выстроиться в пары и пройти сквозь анфиладу комнат под оглушительные звуки старинного танца, чинно приседая на одну ногу и откидываясь назад всем телом. А в центре дома в огромном кресле будет сидеть впавший в маразм хозяин, способный лишь на бессмысленное мычание. И только когда парализованного Исидора (Сергей Юрский) повернут к зрительному залу, мы увидим, что тело его накрепко привязано к креслу, а рот заткнут тряпичным кляпом. «Не молчи! Говори! Исидор, скажи хоть слово! Сколько можно издеваться!» — то и дело умоляют его домашние, заботливо проверяя веревки. Идиотизм ситуации выправляет явившийся к больному Ангел-Хранитель, который освобождает его от пут, дает воды и возможность выговориться. То, что на самом деле думает эксцентричный Исидор о мире, так и останется загадкой, потому что на предложение старого друга выпить водки он закричит пронзительно: «Я плюю на вашу водку! Кляп! Дайте мне кляп!»
Сергей Юрский не случайно выбрал для себя роль Исидора, зашифровав в ней свое личное послание сегодняшнему обществу. Обществу, добровольно лишившемуся слуха и голоса, угодливо позволившему связать себе руки и ноги и удобно устроившемуся в привинченном к полу кресле. Чтобы оттуда, из мягкой сонной глубины лениво наблюдать за проплывающими миражами, которые мы когда-то принимали за основу мироустройства. Теперь же от них остался лишь один верблюд на магните, последний подарок Ангела. «Его на холодильник можно прикрепить, там магнитик. Тюк — и будет на холодильнике верблюд». Исидор будет долго вглядываться в изображение верблюда, мучительно вспоминая что-то важное, связанное с этой фигуркой. Но так и не вспомнит.