Конечно, в шкафу недостает многих секций: персонажей, целых сюжетных линий. Конструкция текста облегчена так же, как основательный дом Будденброков на сцене: художник Сергей Бархин оставил от него контур. Точнее, три контура, выстроенных по диагонали и явно намекающих на известную формулу kirche, kinder, kuche, описывающую мир добропорядочной фрау середины XIX в. С левой стороны сцены – вроде бы церковь, с правой – гостиная с обеденным столом.

Кажется, что конструкция Бархина сделана из дерева, но, если присмотреться, на коричневых поверхностях видна ржавчина. Так и с семьей Будденброков (или с семьей вообще). Так и с буржуазным укладом. Так и с протестантской этикой. Перечень традиционных европейских ценностей, помещенных под условные контуры двускатных крыш как в коррозионную камеру, можно продолжить, но лучше ограничиться названными. Потому что и работа Миндаугаса Карбаускиса (инсценировку делал он сам) состоит в ограничении, а не в расширении смыслового поля.

Его режиссура, в отличие от сценографии Бархина, как будто избегает метафоричности. Не выставляет прием напоказ. Разве что тихая сгорбленная служанка Ида поставит перед очередным умершим Будденброком растянутый на раме холст (безличную изнанку портрета). Разве что экзальтированная Тони Будденброк, покидая дом первого мужа, скатает и потащит за собой большой ковер.

На сцене минимум реквизита, поэтому появление любого предмета почти равноценно появлению персонажа. Вещи, столь важные для Будденброков, служащие доказательством их состоятельности, кряжистой укорененности в мире, попросту вычитаются из пространства. Или вынимаются буквально из-под ног (ковер), лишая опоры. Или сервируют катастрофу: главная семейная ссора происходит при дележе посуды и столовых приборов, оставшихся после смерти консульши Будденброк.

Одеты Будденброки с продуманной эклектичностью. Сюртуки и цилиндры. Джинсы и кеды (естественные в гардеробе сегодняшних буржуа). Контраст не выглядит нарочитым. Нарочитость вообще не свойственна спокойной и раздумчивой режиссуре Карбаускиса.

Спокойной не значит вялой. «Будденброки» очень уверенно держат темп, актерский ансамбль отменно сыгран, за три часа действие не провисает ни разу.

Раздумчивой не значит старомодной. С актуальностью в этой постановке – как с джинсами и кедами: она настолько естественно натягивается на сюжет из позапрошлого века, что объясняться тут так же излишне, как обставлять дом Будденброков мебелью из ИКЕА.

Миндаугас Карбаускис просто вынимает персонажей из исторического контекста и рассматривает (с холодноватым отстраненным интересом) как универсальные типы. Это, пожалуй, вовсе не психологический театр: характер героя занимает режиссера меньше, чем система понятий и ценностей, которая за ним стоит.

Дело и род: Иоганн Будденброк-старший, основатель семейной фирмы, остался в спектакле почтительным упоминанием, поэтому за старшего здесь его сын, тоже Иоганн (Андрей Бажин), консул, доживший до 1855 г. и передавший заботу о бизнесе и семье сыну Томасу (Илья Исаев). Томас верен главным принципам Будденброков, но не в состоянии сохранить ни семью, ни фирму.

Приличия и долг: эти категории в спектакле возложены на твердые плечи консульши Будденброк (Лариса Гребенщикова) и ее дочери Тони (Дарья Семенова). Ради названных высоких ценностей Тони трагикомически пытается пожертвовать собой, дважды выходя замуж по расчету, оба раза весьма неудачному.

Удовольствие и безответственность отыграны в ролях младшего сына консула Христиана (Виктор Панченко) и отчасти – двух мужей Тони (обоих изобразил Дмитрий Кривощапов).

Наконец, два молчаливых персонажа выводят спектакль в метафизический план: служанка Ида (Татьяна Матюхова) работает смиренным напоминанием о Царствии небесном, в коем последние станут первыми, а вечно музицирующая жена Томаса, ледяная красавица Герда (Оксана Санькова), представляет, вероятно, ту бесчеловечную гармонию, которую в античности называли Роком и которая может заглянуть во всякую семью в любую эпоху стабильности.

Сага Томаса Манна «Будденброки» на сцене Российского молодежного театра