Без развитого гражданского общества, как известно, не бывает демократии. Однако, как утверждает в своем исследовании профессор социологии Калифорнийского университета в Беркли Дилан Райли, гражданская активность может привести и к расцвету фашизма.

Рубрику ведет Игорь Федюкин

Всплеск гражданской активности ощущается в России на всех уровнях. Настоящую повестку дня все больше задают — и по способу коммуникации (через интернет), и по способу организации (децентрализованно) — объединения граждан, протестующих против незаконных построек и порубок, против хамства чиновников, против коррупции в госзакупках. Год-полтора назад эта протестная деятельность для большинства из нас была чем-то достаточно далеким и экзотичным, но сегодня проявления гражданской активности мы все чаще встречаем уже в своем ближайшем окружении. Кажется, что еще немного — и такая активность станет решительно модной.

Все это, конечно, не может не вселять оптимизм, не так ли? Граждане стряхивают с себя безразличие, объединяются в борьбе за общее дело: у нас на глазах формируется то самое гражданское общество, которого так не хватало. Народная инициатива считается залогом формирования демократии, эта парадигма восходит еще к Алексису де Токвилю и его наблюдениям о структуре американской политической системы XIX века. По Токвилю, именно густая сеть добровольных объединений граждан, вступающих в связи друг с другом для достижения самых разнообразных целей (не важно, каких именно), может быть единственным надежным противоядием от монополизации соответствующих функций государством и формирования бюрократической диктатуры. К гражданскому обществу относятся, конечно, и антифашисты. Вопрос в том, относятся ли к нему фашисты. По всем формальным признакам, как социальные явления, как формы общественной самоорганизации, одни от других неотличимы. Но если и фашисты составляют часть гражданского общества, то как тогда быть с тезисом "гражданское общество — фундамент демократии"?

Каким образом формируется фашизм, объясняет в своей книге Дилан Райли, профессор социологии Калифорнийского университета в Беркли. С его точки зрения, разделять гражданское общество на хорошее и плохое методологически неверно: ключевой представляется сама объединяемость граждан, и в этом смысле Ку-Клукс-Клан в США — точно такое же проявление гражданской самоорганизации, как филантропические общества. На примере межвоенных Испании, Италии и Румынии Райли показывает, как фашистские организации вырастали именно из гражданского общества, пережившего бурный расцвет в конце XIX — начале XX века,— из объединений ветеранов, сельских касс взаимопомощи, профессиональных союзов и католических лиг. Как же эти демократические организации трансформировались в фашистские ячейки? А может, среди добровольных ассоциаций изначально были плохие и хорошие? Подобная постановка вопроса, по мнению Райли, ошибочна: фашизм никогда и не позиционировался как антидемократическое движение. Наоборот, он преподносился как демократия более высокого порядка, чем неэффективная либерально-парламентская болтовня.

Автор делает два ключевых наблюдения. Во-первых, в исследуемых странах сильная склонность граждан к созданию союзов и организаций создавала инфраструктуру для эффективного, всепроникающего авторитарного режима. Например, в Италии общественная активность была довольно высокой, и в итоге там мобилизовалась сильная фашистская партия, охватившая все социальные слои. Более того, на раннем этапе, в 1920-х годах, она была вполне живым образованием: известно, что фашистские лидеры настойчиво подталкивали Бенито Муссолини к проведению более радикальной политики, а дуче, наоборот, пытался осаживать своих сторонников, опираясь на профсоюзы и госаппарат. В Испании же, наоборот, гражданских объединений происходило меньше; образованный в 1920-х режимом Мигеля Примо де Риверы Патриотический союз оставался формальной структурой, не имевшей ни идеологии, ни партийной прессы и не способной в итоге поддержать диктатора. По-настоящему мобилизовать население союз мог лишь на севере, как раз там, где культура добровольных гражданских объединений была наиболее развитой. Собственно, на созданную ими социальную сеть и опирался союз. То же происходило и при создании фашистской партии в Италии, которая сознательно брала курс на проникновение в существующие организации и захват их изнутри.

Второе наблюдение состоит в том, что распространение гражданских ассоциаций, разумеется, не ведет автоматически к появлению фашизма: речь идет о специфических условиях политического кризиса в конкретных странах. Райли пишет о господстве там "бесформенного олигархического либерализма", не имеющего ни политической организации, ни политического проекта и потому вновь и вновь обращающегося к удовлетворению конкретных материальных запросов масс или репрессиям как единственному инструменту управления. Почему национальная политическая элита в изучаемых странах была организована именно таким образом, вопрос отдельный. Но именно с этой "бесформенностью" Райли и связывает запрос на "настоящую", народную демократию, избавленную от всех промежуточных рычагов и надстроек в виде никчемного, паразитического политического класса, то есть на фашизм.

Источник: Dylan Riley. The Civic Foundations of Fascism in Europe: Italy, Spain, and Romania, 1870-1945 (The Johns Hopkins University Press, 2010).

Белые и фашистые