Григорий Гриценко: Экономический тупик

Постоянно возникающие трудности с обслуживанием государственных долгов многих европейских стран, которые время от времени приводят к микрокризисам, только на первый взгляд являются чисто финансовыми явлениями. Вообще-то, поскольку эти трудности происходят на фоне длящейся уже три года мировой экономической депрессии, они вроде бы и не должны никого удивлять. В самом деле, трудно сводить государственные бюджеты без дефицита и регулярно обслуживать государственный долг в ситуации, когда из-за падения производства снижаются налоговые поступления. А сводить бюджеты без дефицита путем сокращения бюджетных расходов очень рискованно. Во-первых, поскольку подобного рода сокращение заденет интересы массы социальных групп, которые легко свергнут любое правительство; а во-вторых, потому что сокращение расходов приведет к еще большему падению производства, доходов и занятости.

В общем, при падении бюджетных доходов и при невозможности сокращения бюджетных расходов правительствам развитых стран остается финансировать дефицит только за счет наращивания долгов, в надежде, что спрос на эти долги будет постоянным. Ну, а потом, в будущем, когда общая экономическая ситуация выправится, и налоговые поступления восстановятся, можно будет снизить дефицит и размеры эмиссии новых долговых обязательств.

Логика подобных действий хорошо понятна и, в принципе, до сих пор больших возражений не вызывала, тем более, что спрос на долги развитых стран всегда был очень большим. И даже последние трудности с их обслуживанием не поколебали веры инвесторов в способность эмитентов этих долгов обслуживать их точно в срок.

Однако, как представляется, долговые трудности развитых стран (в первую очередь Европы и, в меньшей степени, США) являются достаточно серьезными, так как они вызваны не столько текущим экономическим кризисом (он послужил только детонатором), сколько изменением структуры мировой экономики. Этих изменений два: конкуренция со стороны Китая и хронически высокие цены на углеводороды.

Конкуренция со стороны Китая, которая только внешне выглядит как конкуренция между товарами, произведенными в Европе и товарами, произведенными в Китае, в большей степени является конкуренцией заработных плат. Очень низкая заработная плата китайских трудящихся уже давно была пугалом европейской экономики, однако до недавнего времени последняя сохраняла конкурентоспособность за счет более высокой производительности труда и капитала, и более высокого качества товаров. Но, судя по всему, китайцы уже начинают приближаться к европейцам по уровню производительности, по-прежнему сильно отставая по уровню заработных плат. А европейская производительность уже много лет топчется на месте, и никаких прорывов, позволяющих увеличить расстояние между ней и китайской, пока не предвидится.

Цены на углеводороды, о которых теперь действительно можно говорить, что они хронически высокие, также по-разному влияют на европейскую и китайскую экономики. Начнем с того, что эти высокие цены полностью переходят в себестоимость продукции, производимой на промышленных предприятиях, и существенно завышают цену конечной продукции. Но если китайцы, в принципе, могут их компенсировать за счет той же дешевой рабочей силы, то европейцам сделать это практически невозможно.

Далее, у Китая, который несколько лет назад тоже стал чистым импортером углеводородов, и тоже начал сильно зависеть от колебания их цен, тем не менее, есть существенный внутренний амортизатор этих колебаний в виде добычи своего угля. На нем построена вся китайская энергетика, а поскольку себестоимость его добычи (вследствие низкой заработной платы шахтеров) тоже очень низкая, то это дает возможность поддерживать цены на энергию и, соответственно, себестоимость конечных изделий на относительно конкурентоспособном уровне.

И еще одно соображение. В Европе углеводородов уже практически не осталось (по мировым меркам), и подавляющую их часть она вынуждена импортировать. Соответственно, европейские производители и потребители вынуждены отдавать странам-производителям углеводородов постоянно растущую долю своих доходов, на приобретение же других товаров и услуг, в том числе собственного производства, средств у них остается гораздо меньше. И это сужение покупательной способности европейских хозяйственных агентов не может не сказаться на объеме выпуска продукции в европейских странах.

Аналогичные трудности, в большей или меньшей степени, преследуют две другие крупнейшие мировые экономики – американскую и японскую. Но если японская экономика стагнирует уже чуть ли больше десятилетия, так как у нее тот же букет болезней, что и у европейской, то вот американское хозяйство еще пытается выправиться, во многом благодаря тому, что часть внутренних потребностей в нефти (40%) и большую часть внутренних потребности в газе (89%) она покрывает самостоятельно. И поэтому рост стоимости углеводородов и связанные с ним шоки ей перенести гораздо легче, чем японским и европейским конкурентам.

Есть ли у европейской экономики выход из сложившейся ситуации? Да, выход есть, причем не один, а сразу два, и оба плохие. Первый: надо кардинально снизить энергоемкость и трудоемкость продукции, выпускаемой на европейских предприятиях. Второй: если со снижением энергоемкости и трудоемкости ничего не выйдет (а так, скорее всего, и будет), то надо попытаться снизить заработную плату европейских рабочих или цену углеводородов, а лучше и то, и другое вместе. Вот тогда продукция, производимая на предприятиях, размещенных в Европе, снова станет конкурентоспособной на мировом рынке.

Однако, как мы понимаем, все эти предложения труднодостижимы. Технический прогресс пока не дает новых образцов энергоэффективной техники, а все попытки хотя бы частично заместить углеводороды суррогатами большого значения не имеют. Говорить о снижении заработной платы всерьез тоже пока не приходится, потому что плохо понятны безболезненные механизмы этого снижения, зато хорошо понятно, что будет ему противодействовать.

Поэтому у развитых стран остается единственная возможность повысить конкурентоспособность своих экономик — это попытаться уронить цены на углеводородное сырье. Но и здесь их возможности ограничены, так как все большая и большая доля мирового спроса приходится на быстро развивающиеся страны, вроде Китая и Индии, а они пока готовы платить по действующим ценам и перекрывать падающий спрос европейских экономик.

Таким образом, у европейских политиков остаются только паллиативные решения. Им придется принять как данность, что конкурентоспособность их хозяйства будет ухудшаться, и это будет приводить к снижению выпуска продукции и занятости населения. А снижение занятости приведет (а во многих странах уже привело) к появлению большого количества безработных. Причем, эта безработица будет массовой и длительной, поэтому европейским государственным бюджетам придется расходовать все большую и большую доля своих ресурсов на выплату пособий. Но для того, чтобы платить пособия в условиях дефицита ресурсов, нужны все новые и новые заимствования, на которые они будут вынуждены идти, даже несмотря на напряженную ситуацию с государственным долгом.

Сейчас рынок для европейских долгов существует, так как развивающиеся страны очень хотят увеличивать свои валютные резервы, и поэтому будут предъявлять постоянный спрос на европейскую валюту и ценные бумаги. Но если европейские страны не предпримут кардинальных мер по улучшению экономической ситуации, то твердые валюты могут со временем превратиться в мягкие, спрос на них со стороны мирового хозяйства упадет, и уже никто не будет покупать долговые обязательства европейских стран в необходимом объеме. И вот тогда действительно наступит необходимость ввести режим жесткой бюджетной экономии.