Креативность, как правило, ассоциируется с молодостью. Насколько справедливо это представление? Американские ученые попытались определить идеальный для науки возраст, чтобы понять, есть ли у них шанс совершить нобелевское открытие.

Рубрику ведет Игорь Федюкин

Старение научных кадров в России — модная тема для обсуждения среди экспертов: академики-де вышли из возраста исследовательской продуктивности, а молодежь в науку не идет. Этот пессимизм понятен и неспециалистам: традиционно считается, что креативность свойственна прежде всего юности. Однако основано ли это представление на реалиях? Вопрос актуален далеко не только для кадровой ситуации в российской академической отрасли. Интересно, есть ли вообще оптимальный возраст для творчества, для успеха?

Иллюстрацию к этой проблеме представляет статистика, полученная Бенджамином Джонсом из Северо-Западного университета в Чикаго и Брюсом Вейнбергом из Университета штата Огайо. Они проанализировали биографии 525 ученых — получателей Нобелевских премий по физике, медицине и химии за период с 1901 по 2008 год. Их вывод вкратце такой: образ юного гения, ниспровергающего наши базовые представления о мироздании, все меньше соответствует реальности. Возраст, в котором делаются нобелевские открытия (речь идет именно о времени совершения научного открытия, а не о дате присуждения премии) постоянно увеличивается. В итоге, если взять ученых, получивших Нобелевку по физике за последние три десятилетия, то окажется, что медианный возраст, в котором они осуществили великий прорыв (назовем его для краткости возрастом прорыва), составляет 48 лет. К концу XX века случаи совершения нобелевского открытия исследователями моложе 30 вообще перестали встречаться. Шансы сделать открытие до достижения сорокалетнего возраста, по статистике, все еще есть у физиков (19% случаев в конце XX века), хотя такие открытия встречаются в три раза реже, чем в начале прошлого столетия. Две трети нобелевских открытий в области химии в начале XX века были совершены учеными моложе 40 лет; сейчас таких случаев не наблюдается.

В принципе это выглядит логичным: на науку сегодня затрачивается гораздо больше средств, исследования проводятся на дорогостоящих установках, и нужно потратить много лет на завоевание авторитета и социальных позиций, без которых тебе не доверят руководство каким-нибудь сверхускорителем. Но если взять Нобелевские премии, полученные за чисто теоретические работы, для которых вроде бы ничего не нужно, кроме карандаша и бумаги, обнаруживается та же картина.

Конечно, роль структурных факторов — и удорожания исследовательского оборудования, и усложнения иерархий в науке, и увеличения срока обучения в аспирантуре — отрицать невозможно. Однако, похоже, физическое старение ученых (повышение возраста прорыва) в значительной степени обусловлено концептуальным старением дисциплины. Единственное серьезное исключение из общей тенденции к увеличению возраста прорыва — это физика в конце 1920-х — начале 1930-х, когда почти 80% открытий было сделано учеными моложе сорока. В эту категорию юных по академическим меркам гениев попадают Альберт Эйнштейн, Поль Дирак и многие другие. Характерно, что ни в химии, ни в медицине аналогичного тренда в тот период не наблюдалось, и речи об общем ускорении развития науки или чем-то подобном не шло.

Тут следует вспомнить, что именно на конец 1920-х — начало 30-х приходится рождение квантовой физики. С одной стороны, для прорывных работ этого периода была характерна высокая дедуктивность, фокус на абстрактную аналитику. С другой — научный багаж, накопленный раньше, внезапно оказался малорелевантными для работы в новом направлении. Прорыв подразумевал не достройку уже имеющегося научного знания, а его отрицание. Чем глубже ученый был погружен в сложившуюся парадигму, тем труднее ему было сказать новое слово. Трактовать это наблюдение можно, конечно, по-разному. С одной стороны, возможно, что креативность не привязана к определенному возрасту, просто момент, в который она проявляется у человека, зависит от общей социальной ситуации. Но возможно, конечно, что разные эпохи требуют разных гениев: родись кто-то из великих ученых первой трети XX века на полстолетия позже, возможно, он прозябал был заурядным профессором в заштатном вузе.

В итоге можно сделать несколько заключений. Во-первых, это соображение о концептуальном старении магистральных научных дисциплин — тех же физики или химии. Если предположить, что механизм, когда именно на сломе парадигм прорывы легче даются молодым, работает и сейчас, то интересно, увидим ли мы в обозримом будущем "омоложение" нобелевских открытий? А может, Нобелевки пора давать в других, нетрадиционных областях?

Во-вторых, эта модель действует и в других сферах. Буквально на наших глазах она реализовывалась в компьютерной отрасли, а затем в интернет-бизнесе, где транснациональные гиганты создавались юнцами и где вся отрасль возникала и взрослела вместе с ними. Значит ли это, что можно, например, выявлять перспективные направления бизнеса исходя из среднего возраста предпринимателей? И можно ли выделять многообещающие научные отрасли исходя из возраста работающих в них звезд?

Источник: Benjamin F. Jones, Bruce A. Weinberg. Age dynamics in scientific creativity. Proceedings of the National Academy of Sciences, November 22, 2011, 108 (47)

Расцвет на закате