Дагир Хасавов: "Я сам считаю сюжет экстремистским на 100%"

В отношении адвоката Дагира Хасавова возбуждено уголовное дело по части 1-й статьи 282 УК РФ ("Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства"). Прокуратура Москвы по поручению Генпрокуратуры провела проверку скандального сюжета Валентина Трушнина и Елены Заниной на РЕН ТВ с Хасавовым о возможности создания в России шариатских судов.

"В интервью телеканалу Хасавов допустил высказывания, направленные на пропаганду исключительности либо превосходства граждан по признаку их религиозной принадлежности", — говорится в сообщении на официальном сайте Генпрокуратуры.

По заявлению самого Хасавова, сюжет был провокационно смонтирован и стал местью за его адвокатскую деятельность. Он рассказал PublicPost свою версию происходящих событий, подробно описал, как проходили съемки сюжета, а также ответил на вопрос, почему интервью с ним на РЕН ТВ вышло в такой провокационной форме.

Юриста Дагира Хасавова также могут лишить адвокатского статуса. Соответствующий документ после проверки сюжета Генпрокуратурой был направлен Минюстом в Адвокатскую палату Москвы.

— Как были организованы съемки сюжета РЕН ТВ?

До РЕН ТВ ко мне приезжали с телекомпании "Мир", там вышел сюжет, небольшое интервью вышло в "Московском комсомольце". С РЕН ТВ вышло так: мне позвонила Екатерина, представилась руководителем информационной службы, фамилию ее я не помню, она решала вопрос с камерами, со временем и местом съемок. Она очень торопила меня. Разговор с ней был за неделю или 10 дней до выхода скандального интервью. Екатерина сказала, что им для репортажа нужны люди, которые заинтересованы в теме шариатских судов, хотелось бы снять их истории. Я сказал: "Хорошо, я переговорю, несколько человек, возможно, придут и расскажут о своих ситуациях, какие случаи в их жизни были". Я им сказал, что люди опасаются этой темы и не всегда откровенны. Репортаж планировалось снимать в два захода, первый — как раз эти люди, а второй — у мечети на Третьяковской в пятничный намаз, у нас об этом был договор. Я поясню: речь шла о репортаже с разными мнениями на шариатский суд, а не только обо мне, о моем мнении. Я должен был быть среди других говорящих, высказать свое мнение о создании шариатских судов в России, об их возможностях, как я их вижу, что нужно для этого сделать, позволяет ли законодательство это сделать.

Дискуссионный материал должен был быть. И чтобы вы понимали — перед РЕН ТВ на эту же тему приезжала снимать сюжет телекомпания "Мир". Они шли друг за другом. В эфир вышел неоконченный материал. Я подготовил трех людей, надо это понимать, которых они сняли, двое из трех в сюжет не попали вообще. Первым брали интервью у меня. У нас был непонятный разговор, они приехали раньше меня ко мне в офис, они меня ждали. В съемочной группе было три человека. Сначала состоялся разговор, журналист вывел меня из себя, и прозвучали эти его слова: "Вот, мол, вы не хотите интегрироваться...". Разговор начался еще в коридоре. "Вот вы, мусульмане, не хотите..." — он постоянно делал акцент на разделении на мусульман и остальных. Мы шли ко мне в кабинет. Я все время говорил об инкорпорировании, а они говорили: "Вы хотите жить параллельно". Я еще ему сказал: "Неужели Вы не знаете другого слова, кроме "параллельно"?". Я ему еще, помню, назвал срок, что надо бы года три, чтобы подготовить всю базу юридическую, посоветоваться с религиозными мусульманскими алимами, учеными, юристами. После этого продолжались съемки, они поговорили с девушками.

— Уточните, сколько человек было в съемочной группе и кто возглавлял группу?

Их было трое. Валентин Трушнин руководил, он брал интервью. В моей практике это было впервые с журналистом — он не дал мне свою визитку или телефон. Меня это удивило.

— Как проходила дальше съемка?

Трушнин спросил: "А можно немного в другой атмосфере, не в кабинете я сниму вторую героиню?". Вторая девушка была из Московского исламского университета. Они ушли с ней на улицу, там отсняли. Задавали вопросы: "Зачем Вам мусульманский адвокат?". Все время хотели провести параллель, что было бы, если бы ситуацию рассматривал светский суд и шариатский. Казалось, хотят анализировать. Ничего плохого я не видел. Потом вернулись в офис, взяли еще у одного человека интервью. А потом, уходя, Трушнин мне сказал, что дальше будет съемка в пятницу у мечети, Вам позвонят и скажут, согласуют материал. Они ушли, и я позвонил муфтию Москвы Альбиру Крганову в Общественную палату и сказал ему, что РЕН ТВ снимает сюжет, выскажитесь. Им было нужно разное мнение. Крганов — противник введения суда шариата, он мой оппонент. Я проявил инициативу и дал им контакты Крганова. После этого я звонил Екатерине, но с этого момента она перестала брать трубку. Конечно, никакого мнения Крганова в сюжете не появилось. А появилось то, о чем мы не говорили, мы не это снимали. Разговор шел о судах, о возможности изменения судопроизводства, о желании мусульман что-то изменить, об их отношениях к светским судам. И вот так это произошло. Без моего ведома, мне посторонние люди сообщили, что интервью вышло.

— Тема сюжета была четко определена и обговорена?

Тема сюжета была четко определена. Их интересовали шариатские суды, что я их не выдумал, что это не бред какой-то, что действительно есть в Российской Федерации мусульмане, которые живут в больших городах и нуждаются в шариатском судопроизводстве. Журналисты РЕН ТВ сказали, что им нужны лица этих людей. Я им посоветовал поехать в Ингушетию, но они сказали: "Нет, нам надо в Москве это снять". Так получилось, что незадолго до этого ко мне обратились девушка с отцом, которую вы со спины можете увидеть в сюжете.

— Процесс съемок сколько длился?

Интервью вышло в эфир на третий день после съемок. А в моем офисе они снимали два часа, может быть, дольше.

— Как проходило Ваше общение с журналистом?

Вы знаете, он задел меня в самом начале, а потом, когда он получил вот эти слова, он успокоился. Потом с девушкой делали сюжет, потом я рассказывал, как я все это вижу, потом я говорил о роли федеральных властей, что много построено было мечетей, спокойно обсуждали все это.

— Что еще обидного, кроме "Вы не хотите интегрироваться", говорил журналист?

Журналист вел себя явно пренебрежительно, высокомерно. На мой вопрос о том, в каком направлении он работает, он ответил, что бывал в горах Ингушетии и снимал сюжет о примирении кровников, и дал мне понять, что все это является для него дикостью, дикими — по тону его общения — для него являемся и мы, мусульмане. Весь контекст разговора нельзя назвать дружелюбным — он проходил в довольно напряженной обстановке. Хотя, что важно, аналогичные интервью, вышедшие в эфир "Пятого канала" и телерадиокомпании "Мир", съемки которых проходили в этом же кабинете, прошли совершенно в другом контексте и на иной ноте.

— В каком именно контексте Вы говорили про кровь, на какой вопрос отвечали?

Это не было ответом на какой-то вопрос, это была моя реакция на недвусмысленные упреки в адрес мусульман и нерусских: мол, они нарушают правила и устои титульной нации. Хотя сюжет должен был касаться в первую очередь возможности легализации незаконно действующих шариатских судов. Тем более, что к этим процедурам прибегают многие мусульмане, а запрет их деятельности приводит к конспирации и их подпольному функционированию. Об этом я говорил в СМИ, начиная с февраля сего года.

— Имели ли Вы в виду, что мусульмане зальют кровью Москву, если не будет введен суд шариата?

Конечно, нет. Я не имел в виду, что мусульмане зальют кровью Москву, я имел в виду, что такой нетерпимый подход к представителям другой религиозной группы и запрет устанавливать внутренние правила для себя может привести к пролитию крови. И при другом монтаже эти слова вызвали бы совсем другие эмоции — ведь это были слова предостережения, чтобы как раз не допустить эту кровь. Используя местоимение "мы" я не имел в виду мусульман либо представителей какой-то нации, я имел в виду все наше общество.

— Что Вы имели в виду, когда говорили про какую-то сеть в границах халифата?

Это была попытка объяснить общие рассуждения известной нормы о том, что возрождение исламского халифата неизбежно. Тем более, что все мусульмане являются братьями по вере и должны быть вместе — помогать и поддерживать друг друга.

— Вы были в курсе того, что камера работает все время?

Оператор поставил камеру, потом передвигал, выключал, включал. Они же сами своей камерой распоряжаются. Я был в своей теме, не обращал на камеру внимания. Мы разговаривали, я же думал, что им важна тема суда. Со мной они не обсуждали, когда включали или выключали камеру.

— Понимали ли Вы, что Вас снимают, когда Вы говорили про кровь и халифат?

Именно в тех эпизодах, о которых мы говорим, я не знал, что меня снимают, так как в тот момент мы только согласовывали круг вопросов, которые требуют моих комментариев, продумывали концепцию сюжета. Более того, первоначально мы договорились, что финальный вариант материала будет согласован со мной. Спустя пару дней мы должны были продолжить съемки возле исторической мечети на Большой Татарской, и лишь после этого должен был выйти данный сюжет. Таким образом, все договоренности были нарушены, текст со мной не был согласован, а это значит, что я не только не могу считаться автором этого сюжета, но и нести ответственность за весь контекст, потому как в самом показанном сюжете весь смысл нашего общения был утерян. Я говорил о том, почему государство должно обращать внимание на нелегальное параллельное судопроизводство, а они подготовили и выдали в эфир экстремистский материал.

— Была ли договоренность об "утверждении" интервью?

Да, была. Для меня было принципиально важным, чтобы финальный сюжет был со мной согласован, хотя бы в той части, где в кадре появлялся я. На что он ответил, что со мной свяжутся, и с той минуты телефон контактного лица был выключен и на связь больше никто не выходил. На тот момент я ничего плохого не заподозрил, но потом, раньше срока, вышел сам сюжет...

Я полагаю, что, получив этот материал, они поехали в ДУМЕР (Духовное управление мусульман европейской части России — PP), и после состоявшегося там разговора спешно вышла эта программа. Иначе невозможно объяснить, как телевизионный репортаж вышел без комментариев моих оппонентов из духовенства.

— Как Вы думаете, почему сюжет РЕН ТВ вышел именно в таком духе?

Конечно, это было кем-то специально сделано, теперь я это понимаю. Для того, чтобы убрать меня из правового поля. Все-таки если вы посмотрите, я вел серьезные, резонансные дела против непростых людей. Согласитесь, Равиль Гайнутдин (глава ДУМЕР — РР) занимает ключевое место, и никогда никто против него не вел процессов. На моем сайте есть целый раздел, посвященный делу о Московской соборной мечети. Я обвинил их в хищении средств. Именно поэтому я попал в немилость, и это дело, я думаю, играет ключевую роль.

Последние три недели в моей работе были насыщенными, шли достаточно серьезные процессы, по ряду дел я ожидал решения суда. Теперь, когда я всю цепочку событий просмотрел, особенно после интервью председателя Совета муфтиев России, — я теперь все понимаю. Начнем с 21 марта, когда состоялось очень важное решение в Мещанском районном суде по моему иску в интересах авторов Московской соборной мечети, архитекторов Ильяса Таджиева и Алексея Калентеева о защите авторских прав. Когда я взялся за это дело, я не знал, к чему это приведет. Год назад, когда были отстранены от строительства авторы проекта реконструкции Московской соборной мечети, была начата судебная работа, все проходило в рамках правового поля, я верил, что с помощью суда можно добиться справедливого рассмотрения дела. Стоит обратить внимание, что в соответствии с гражданским процессуальным кодексом срок рассмотрения подобных заявлений в районном суде — 2 месяца. Наш иск рассматривался в течение одного года. 21 мая у меня стоит штамп суда, что они получили заявление, — и вдруг уже 21 марта, уже в этом году, уже третья сменившаяся в этом деле судья принимает решение отказать в исковых требованиях. Она вышла на заседание, имея на руках решение суда. Я это рассказываю, потому что именно с этого началась вся та история, которая вылилась на экраны. Мы добивались прекращения любых действий со стороны московского муфтията, Совета муфтиев России без авторов проекта, потому что мы видели угрозу безопасности людей, безопасности граждан. Понятно, что эта тема сейчас забыта...

— Как Вы прокомментируете желание лишить Вас адвокатского статуса и уголовное дело по 282 статье ("Экстремизм")?

Адвокатский статус дает квалификационная комиссия. Для того, чтобы лишить этого статуса, должны быть весомые основания. Ни один из моих клиентов не обращался в вышестоящие инстанции с жалобой на мою работу: на нарушение профессиональной этики или нарушения закона об адвокатуре и адвокатской деятельности. Вы в Москве не найдете и десятка адвокатов, которые бы оказывали такой спектр услуг, какой оказываю я. Чтобы лишить меня статуса, надо менять законодательство. Если изменить этические нормы, как бывает, то, конечно, можно. В рамках этических норм тут есть, к чему привязаться. Я тут могу согласиться с прокуратурой: в целом этот репортаж является экстремистским, с этим видеорядом. 100% это так! Но я его не утверждал! Как можно было такое пропустить?

— Где Вы сейчас и что собираетесь делать?

Короткий ответ на короткий вопрос. В настоящее время я нахожусь там, где моей жизни ничего не угрожает, и, соответственно, я собираюсь защитить свое честное имя и профессиональную репутацию и доказать всем, что за моей спиной никогда не было ни каких бы то ни было радикальных, либо, напротив, проправительственных лиц. Я всегда действовал в рамках Закона, руководствуясь Конституцией РФ, и оставался независимой фигурой. Я буду защищаться всеми доступными средствами.