Как учера сыграли?

Почему в восьмидесяти километрах от Евро-2012 главный лозунг турнира «Делаем историю вместе» звучит неуместно

Почему в восьмидесяти километрах от Евро-2012 главный лозунг турнира «Делаем историю вместе» звучит неуместно. Нефутбольный репортаж нашего спецкора

Было скучно. Я сидел всего в трех метрах от поля на одном из лучших стадионов мира, на «Донбасс Арене», на стадионе, на который обязательно, каждый раз проезжая мимо, вам будет показывать таксист с гордой улыбкой, и смотрел, как испанцы буднично и академично обыгрывали французов, чему последние, казалось, не сильно и противились. Игра испанцев напоминала монотонное, раздражающее своей очевидностью тиканье стрелки часов: как ни старайся, как ни крути, а все равно будет полдень. На следующий день играли англичане с итальянцами. От этой игры ждали битвы, ждали не сенсации, которая по определению в игре равных по силе команд невозможна, — ждали скорее чего-то неожиданного. Но и здесь все было, как по сценарию: пролог — эпилог — слезы — жиденькие аплодисменты. От этого турнира как-то устали заранее.

Скука

Ощущение чемпионата Европы улетучивается, и это чувствуется физически. Больше не страшно получить ночью по голове от обезумевших и пьяных поляков, больше не видно на улицах разукрашенных масок и огромных париков голландцев, и вот уже пузатые, раздобревшие на прекрасном эле англичане, одновременно суровые и добродушные, засобирались домой. Перед игрой Испании и Франции я специально заехал в донецкий кемпинг для фанатов, ожидая увидеть здесь то безудержное веселье ставших первобытными людей, которое захватило в первые дни турнира улицы городов Польши и Украины. Но вместо этого на огромном забетонированном поле, от которого исходил ужасный, удушающий жар, сонно млели несколько десятков уставших от всего болельщиков. За забором пустовали палатки, под тентами лениво попивали пиво французы, в надувном бассейне медленно варились красные, как раки, испанцы. Все здесь дышало скукой и истомой.

С кем бы я ни говорил — с болельщиками, с журналистами, — почти все сходились в одном: у этого турнира многое от шоу — неплохая режиссура, хорошие актеры, порой драматичные повороты сюжета, но нет той непредсказуемости реальной жизни, которую не пропишешь ни в одном сценарии. Осталось-то всего три игры, а еще не было ни одной сенсации, если, конечно, не считать таковой вылет сборной России. Это междувременье перед полуфиналами напоминает сегодня не затишье перед грандиозной бурей, а пятнадцатиминутный антракт, чтобы сходить в буфет за бутербродом. Скука гнала меня туда, за буро-желтые терриконы, окружающие Донецк, за глубокие балки, манящие своей прохладой и тенью, за высокие кручи, поросшие уже желтой, выгоревшей травой.

Ровное

Когда у вас станет пасмурно и слякотно на душе, когда вам будет казаться, что все пропало, и, наконец, когда вас начнут раздражать слова «вай-фай» и «роутер», собирайтесь в путь, идите долго и долго, и вот в тот самый момент, когда ваше бегство покажется вам невыносимой глупостью, когда вы захотите вернуться в свой уютненький цивилизованный мирок, на горизонте покажется стройный ряд высоких тополей. За ними будет ферма, а за ней несколько улиц одноэтажных, в большинстве своем покосившихся домов. Это — хутор Ровное. Ровным его назвали, наверное, потому, что он находится на середине плато, которое обрывается балками и прогретыми на солнце ставками.

Ровное находится всего в 80 километрах от Донецка, но почему-то считается, что это — периферия жизни, обочина глобального движения мира. Ровняне это сомнительное утверждение легко опровергают вопросом: «А в центре жизни знают, что лечит трава дряпочки, а что — трава жовстер?»

Футбол на Ровном тоже смотрят. Например, баба Валя, едва встретив меня в своем залитом солнцем дворе, на котором копошились шестидневные (то есть шесть дней назад вылупившиеся) утята, спросила: «Як учера сыграли?» Я ответил, и баба Валя, не удивившись, кивнула, как будто знала заранее ответ. А когда я попросил бабу Валю оценить выступление сборной Украины на турнире, она всплеснула руками и возмущено заговорила:

— Це несправедливо. Хиба ж вони не бачили, шо мяч перелетив в ворота. Ни, ты мени кажи, хиба ж це справедливо?! Я так думаю, шо вони специально це сробили, — сказала баба Валя, и я был с ней абсолютно согласен, и лучше слов я бы подобрать не смог.

Баба Валя всю свою жизнь прожила на Ровном. Если ее спросить, хотела бы она куда-то выехать, чтобы посмотреть мир, то она, наверное, ответит: «На шо воно мени нужно?»

Во дворе помимо ее дома стоит еще один, уже совсем покосившийся и почти разваленный. Ему около ста лет. В этом доме баба Валя жила со своими родителями, сестрами и братом во время войны. В другой половине жили немцы. Во дворе стоял танк, а бабе Вале приходилось пасти немецких лошадей. Было дело, ее чуть не расстреляли. Кто-то украл у немцев банку меда, они вывели семью во двор и, как говорит баба Валя, обещали «сделать пфуф-пфуф». Но, слава богу, обошлось. Когда ее отец умер, он завещал хату не сносить — так она и стоит до сих пор с шикарным старинным диваном внутри и несколькими черно-белыми фотографиями на стенах.

Кое-какая цивилизация на Ровном все-таки есть. Например, баба Валя вряд ли знает, что такое hands-free, но технологию эту она осваивает успешно, умело засовывая мобильный телефон между ухом и платком. Так можно и буряк рубать, и с внуками разговаривать. Есть у нее и телевизор, по которому она смотрит футбол.

Кстати, если вы не знаете, как осуществлять свои мечты, то тоже приходите на Ровный. За хутором, возле кладбища, есть небольшой и старый террикон. На его вершине растут три березы. Они растут прямо из грубой породы, которая добывается и отсеивается вместе с углем, а потом вывозится как ненужный материал, и из нее получаются вот такие горы — терриконы. Эти березы много лет назад посадил один мужик. Говорят, он как-то задумался и спросил себя: «Что останется после меня на этом свете?» И решил он посадить березы прямо на терриконе, а никто ему, наверное, и не верил, что они там вырастут. Мужик этот уже давно на кладбище, а напротив возвышаются эти березы, и в ветреную погоду шелест их слышен далеко-далеко вокруг. И вот так, благодаря этому мужику, вышло, что теперь все, кто идет на кладбище, смотрят на эти березы и думают: «А что останется после меня на этом свете?»

Дыры

Километрах в семи от Ровного есть шахтерский поселок, который относится к городу Торезу. Если вам скорее доведется побывать в Париже, чем в Торезе, то зайдите на старинное кладбище Пер-Лашез и где-то рядом с Айседорой Дункан будет лежать Морис Торез, тот самый, в честь которого назвали этот город. Торез — место суровое. На улицах здесь можно встретить мужиков с глазами, как будто подведенными тенями. Но если вы спросите у такого мужика, действительно ли он красится по утрам, то это будет последний вопрос в вашей жизни, потому что веки этого мужика выпачканы угольной пылью, которая не смывается под душем. Уголь здесь повсюду: в пыли, облепившей деревья; он хрустит под ногами; он вдыхается с каждым вздохом.

Каждая семья здесь работает на шахте. Раньше этих шахт было с десяток в округе. Сейчас работают три. Из-за того что шахты закрылись, люди вынуждены добывать уголь самостоятельно, кустарным способом. Делается это ровно так же, как в XVII—XVIIIвеках. Нащупывается пласт, прокапывается дыра, и шахтеры метр за метром идут по пласту за углем. Подобные мини-шахты называются «дырами». Поэтому в народе так и говорят: работает на дырке, погиб на дырке, дырка прокурора, дырка главы… Техники безопасности здесь никакой, вентиляции — тоже. Смертность на дырках крайне высокая, но и спрос на них немал — платят хорошо. Больше всего таких дырок я видел в окрестных лесах и возле отдаленных поселков.

Главным ориентиром для Ровного и Тореза может считаться высокий ствол одной из шахт, который возвышается над посадками деревьев, прорезающими безграничные поля и балки вокруг. Этот ствол видно за много-много километров. На нем написано «Прогресс». Глядя на эту надпись, мне почему-то вспомнился главный лозунг чемпионата Европы: «Делаем историю вместе» До чего же неуместно он звучит здесь, так близко от роскошных стадионов и всей суеты этого угасающего турнира.