"Последняя сказка Риты" в конкурсе Московского кинофестиваля

Фестиваль кино

На 34-м Московском кинофестивале прошла премьера второго российского фильма основной конкурсной программы: в "Последней сказке Риты" режиссер Рената Литвинова убивает одну из своих давно придуманных и любимых героинь — Риту Готье и сама играет ее смерть, красивую, добрую и все понимающую. Всем бы такую, подумала ЛИДИЯ МАСЛОВА.

В игровом режиссерском дебюте Ренаты Литвиновой "Богиня" еще можно было обнаружить отдельные признаки того, что автор, если постарается, сможет стать нормальным кинематографистом, снимающим и монтирующим в соответствии с общечеловеческими понятиями. "Последняя сказка Риты" отчетливо говорит: я за пределами всяких понятий, кроме тех, которые важны для автора. Наверное, из-за этого вторая режиссерская работа Ренаты Литвиновой производит более уверенное и цельное впечатление: в "Богине", несмотря на название, лирическая героиня еще признавала существование над ней каких-то высших сил, теперь сама она высшая сила и есть и все ей подвластно. Например, она может войти в дверь, стоящую без стен и потолка посреди зимнего леса, в каракулевой шубе, а выйти уже в горностаевой: во что одета смерть, так же важно, как и в чем хоронить дорогую покойницу, в платье со спинкой или без.

Госпитализированная в аварийный корпус Рита Готье (Ольга Кузина) озвучивает свои пожелания: ее смерть представляется ей нарядной женщиной с бокалом шампанского, которая говорит только по делу, и платье у нее должно быть желтое — под это описание подходит героиня Ренаты Литвиновой, внедряющаяся в больницу в обличье сотрудницы "моргового отделения" под псевдонимом Таня Неубивко, чтобы проводить Риту в последний путь. Для конспирации смерть старается в мире людей вести себя как люди: выпивает, потому что "это стало традицией", и не отказывается от свиданий с мужчинами, потому что "они очень ценились у женщин в этом городе". В "Последней сказке Риты" ценность этих свиданий заключается в том, что разговоры героини с мужчинами и о мужчинах образуют отдельный пласт специфического литвиновского юмора. "Я влюбляюсь необратимо",— предупреждает смерть перед очередным свиданием. "Ну, меня устраивает",— успокаивает ее кавалер с лицом ресторатора Дмитрия Борисова.

Подходящая метафора ко всему режиссерскому подходу Ренаты Литвиновой — чучело хорька, которому смерть-Неубивко командует то "Отомри", превращая его в живого, то обратно "Замри": аналогичным образом и режиссер то извлекает из своих героев почти настоящие эмоциональные реакции, то делает из них статичные инсталляции, где эмоция будет только нарушать красоту и мешать ей. В одной из таких сцен персонаж Татьяны Друбич — подруга Риты врач Надя лежит на скамейке с бутылкой коньяка, разметав длинный красный шлейф, а сверху падает снег и слетаются черные вороны в количестве четырех штук; эта картинка трансформируется в маленький кукольный макет, с которым играет смерть. А макет памятника красивому и рано погибшему мужчине Юрию Гагарину в финале разрастается в натуральную величину и становится источником неожиданного и в буквальном смысле какого-то космического позитива.

Сквозь все эти высокохудожественные ритуальные услуги, сквозь остервенелое поклонение красоте, иногда граничащее с абсурдом и китчем (как в музыкальном номере в кафе "Запределье", когда Рената Литвинова танцует и поет голосом Земфиры в сопровождении двух пухлых девушек, намекающих своими движениями на индийские танцы), в "Последней сказке Риты" просвечивает тем не менее какая-то трогательность и даже, не побоюсь этого слова, душевность, тем более удивительная, что в целом режиссерский взгляд Ренаты Литвиновой на ее персонажей хоть и доброжелательный, но скорее холодный и отстраненный, взгляд всегда с большей или меньшей иронической дистанции (на экране более заметной, чем на бумаге в литвиновских сценариях и прозе). Конечно, автор фильма, где потерявший возлюбленную мужчина (Николай Хомерики) плачет и хочет застрелиться из двух пистолетов, подозрение в холодности может отвергнуть, примерно как в "Богине" на замечание, что у нее холодные глаза, героиня искренне изумляется: "Холодные, да?" Да, и не просто холодные, а смертельно, запредельно холодные, но ведь в морге-то как раз потому и хорошо, что прохладно.

Убийство в состоянии эффекта