Почему я отказался участвовать в шоу "Дождя" про Вэйвэя
Был на фильме об Ае Вэйвэе, куда меня позвали администраторы из телекомпании "Дождь". Сказали, что будет обсуждение для передачи, в которой я тоже приниму участие. Т. к. я с интересом слежу за историей с Вэйвэем, и у меня есть мысли по поводу важной роли этого художника в мировой политике, то я согласился.
На практике это оказалось сценой, где сидел президиум, возглавляемый Свибловой, и микрофон, к которому нужно записываться в очередь.
Начиналось все со славословия Ольги Львовны, которая едва ли не единственная в России поддержала Ай Вэйвэя, когда-то давно устроив выставку китайского художника-диссидента у себя в музее.
На самом деле у этого есть несложное объяснение. Оппозиционная деятельность Вэйвэя не особенно сильно связана с его творчеством. Социальные проекты в поддержку жертв землетрясений или сопротивления репрессиям китайских властей мало корреспондируются с его творчеством, оно весьма метафизично и непростое для понимания.
Хитрая и политичная Свиблова ловко бы выкрутилась от любого моего вопроса, который я бы задал из зала.
И никто бы не понял, что перед нами сидит не просвещенная защитница протестного искусства, а хитрая пропутинская функционерка, которая всего лишь неделю назад пыталась втереть журналистам, что выбрасывание Пусси Райот из листа Премии Кандинского (кстати организованная дружком Свибловой, который сперва украл из бюджета 100 млн долларов, а затем отжал у Музея Кино здание Ударника) никак не связано с политикой. А за несколько дней до этого подвергнула гомофобной цензуре замечательную работу Давида Тер-Оганьяна, показывающую нетерпимое отношение к геям у нас в России.
Кроме этого, Свиблова замалчивает, что Катя Самуцевич училась в ее школе.
Увидев весь этот омерзительный расклад (организаторы не предупредили ни о том, что я буду о своем отношении к Вэйвэю докладывать цензору Свибловой), я встал со своего места и направился к выходу.
— Куда вы, — кинулась ко мне интеллигентная черноволосая женщина из числа организаторов, — мы же собирались дать вам слово.
Перед показом она специально пересаживала меня подальше от тех мест, где должна была сидеть Свиблова. Мне и троцкисту Роганову пришлось прыгать по рядам как зайцам.
— В такой ситуации я считаю невозможным обращаться к цензору из нижней позиции, — так я объяснил свой отказ продолжить участие в шоу.
— Но вы можете сказать об этом публично.
— Давайте я оглашу свою позицию перед тем, как покинуть зал.
— Эту возможность, к сожалению, мы вам предоставить не можем.
Я попрощался. Оставаться и ждать целый час возможности объяснить, почему я ушел с шоу, казалось глупым, абсурдным и даже немного унизительным.
Мы вместе с Викой вышли из зала.
Делать там было совершенно нечего.