17 октября 2012, 11:42 Культура

У гробовой доски сидели...

«Последняя сказка Риты» в прокате

Полина Рыжова close

Полную галерею можно посмореть
в отдельном репортаже Смотреть фото

В прокат выходит вторая игровая картина Ренаты Литвиновой «Последняя сказка Риты» — запредельный фильм о дружбе до могилы.

Потусторонние силы решают забрать к себе «красивую» душу Маргариты Готье, 1977 года рождения (Ольга Кузина). Рита попадает в больницу, где работает ее немного мрачная и выпивающая подруга Надя (Татьяна Друбич), там ее часто навещает неприятный и неуклюжий, но беззаветно влюбленный жених Коля (Николай Хомерики). Чтобы как следует подготовить Риту к самому важному событию в ее жизни, на землю командируется этакий ангел смерти, прекрасная дама с хорьком (Рената Литвинова), которая устраивается работать в «морговое отделение» под именем Тани Неубивко. Она становится подругой Нади и Риты и в момент смерти приходит провожать последнюю в желтом платье и с бокалом шампанского, как она того и хотела. Все потому, что «если смерть уважает человека, она должна прийти к нему заранее».

«Последняя сказка Риты», по сути, есть продолжение не осмысления, но ощущения режиссером волнующей темы декадентской густо накрашенной смерти.

Дебютировала Литвинова в 2000 году документальным фильмом «Нет смерти для меня», где она исследовала судьбы пяти известных русских актрис — Нонны Мордюковой, Татьяны Окуневской, Татьяны Самойловой, Лидии Смирновой и Веры Васильевой. Дальше последовал полнометражный художественный фильм «Богиня: Как я полюбила», где загадочная следователь Фаина в исполнении Литвиновой все пытается постичь ту самую «любовь как случайную смерть» (название песни Земфиры, ставшей саундтреком к фильму). Спустя восемь лет «В последней сказке Риты» Земфира — не только композитор, но и сопродюсер. Сама же мистическая героиня Литвиновой стала непосредственным воплощением смерти, обзавелась двумя земными альтер-эго и попыталась постичь уже другое, куда более спорное допущение - «дружба как случайная смерть».

В «Последней сказке Риты» перед нами все тот же запредельный мир старых зеркал, тонких сигарет и красной помады, рожденный не столько благодаря исторической или культурной стилизации, сколько в соответствии с вкусовыми предпочтениями самого режиссера.

Все женщины у Литвиновой экзальтированно красивы – тонкие, длиннорукие, курящие, литературные, выглядящие так нарядно, будто каждый день у них то ли день рождения, то ли свидание, то ли смерть.

Последние дни своей жизни в аварийном корпусе заброшенной больницы Рита ни на минуту не ослабляет боевую хватку — встречает растерянного раскисшего жениха при полном параде. Камера любуется женщинами и налюбоваться не может, к Литвиновой, Кузиной и Друбич присоединяются другие не менее живописные работницы больницы в исполнении Алисы Хазановой и Сатеник Саакянц.

В случае с работами Литвиновой давать оценку непосредственному художественному результату всегда сложно, не столько потому, что Литвинову либо любят, либо не смотрят, сколько потому, что

за платьями, бусиками и вздохами бывает трудно распознать что-то более значимое и осмысленное.

Как выразился по поводу нее писатель Дмитрий Быков, «наверное, ее надо все-таки судить по особым законам, признав существование жанра «Литвинова» — и честно сказав, что никто другой из работающих в этом жанре (а пытались многие) так ничего серьезного и не сделал». Однако фильм «Последняя сказка Риты» не только бесстыдно красив, но и отчаянно ироничен, что автоматически спасает его от обвинений и в чрезмерной эстетизации, и в банальной несерьезности. Таня Неубивко, ангел смерти с чучелом хорька, непосредственная и узнаваемо косноязычная («ой, ну это самое»), пьяная, в свете софитов, поет песню голосом Земфиры «Не надо со мной разговаривать, слушайте. Вы обязательно что-то разрушите»,

в кадре появляются мертвая рыба, платье без спинки для покойницы и шляпа из дымящихся сигарет.

Все это сложно воспринимать всерьез,

смерть у Литвиновой не только неотразима, но и сумасбродно смешна.

Помимо того что весь фильм окутан «смертельным очарованием», сквозь сигаретный дым и пары духов можно разобрать и безусловно любопытные культурные отсылки: старая заброшенная больница, формально находящаяся в Москве, всем своим патологоанатомическим обаянием напоминает «Морфий» то ли Булгакова, то ли Балабанова (тем интереснее, что на роль медсестры Полякова на место Дапкунайте сначала прочили Литвинову). Булгаковщины в «Последней сказке Риты» хватает: причитания ангела смерти Тани о том, что

«мэр этого города постоянно сносит красивые дома»,

хочется соотнести с аналогичными причитаниями Воланда из «Мастера и Маргариты» о москвичах, тем более что оба персонажа самовлюбленны, харизматичны и неравнодушны к живущим, кто — к гениальному Мастеру, а кто — к Риточке Готье, «красивой душе».

Чего нет в «Последней сказке Риты», так это как раз Мастера: женщины у Литвиновой куда более убедительны, чем мужчины.

Из немногочисленных мужских персонажей мы видим только зевающих престарелых врачей, ублюдка-патологоанатома, бросающего в трупы после вскрытия окурки, да молчаливого унылого Колю, Риточкиного жениха. «За ночь и за истекший вчерашний день все-таки умерло три человека, и все мужчины с мужского отделения, смерть их всех была ожидаема, и лечащий врач Дупель проводил с ними соответствующие мероприятия», — отчитывается героиня Хазановой. Несмотря на то что Коля по-настоящему опечален смертью Риты, мир «запредельных» литвиновских женщин ему так и остается непонятен, наверное, поэтому он в лице плохо играющего режиссера Хомерики то и дело вываливается из сюжета, и так рыхлого и запутанного, на глазах распадающегося на сны, образы и табачные кольца. Кажется, в «Последней сказке Риты» речь идет все-таки не о любви, а о чем-то более важном — например, о Тане и Наде, Риточкиных подругах. Потому что подругу, как и смерть, любая «красивая душа» должна знать в лицо, тем более когда это одно и то же.