Культура

В оттепельных тонах

Выставка «Советский неореализм» в Новом Манеже представляет групповой портрет постсталинской эпохи

Велимир Мойст close 100%

На выставке «Советский неореализм» в Новом Манеже представлены работы студентов ленинградской Академии художеств времен хрущевской оттепели.

Не надо быть сверхнаблюдательным человеком, чтобы заметить задним числом: советское – не обязательно однотипное. Причем речь сейчас идет вовсе не о нонконформизме, а о вполне официальном искусстве. Оно тоже менялось, эволюционировало, знавало свои подъемы и стагнации. Скажем, 1920-е годы никак не спутаешь с 1940-ми, а те – с 1960-ми. И хотя метаморфозы в советском искусстве происходили не так стремительно и были не столь радикальными, как на Западе, все же дрейф ощущался и по эту сторону «железного занавеса» – несмотря на заклинания о неизменно ведущей роли соцреализма как творческого метода.

Употребленное применительно к нынешней выставке выражение «советский неореализм», может, и не совсем научное, но легко допустимое.

В годы оттепели (хронология проекта обозначена именно так: 1953–1968, то есть со смерти Сталина до вторжения советских войск в Чехословакию, обозначившего крушение либеральных надежд) случился настолько зримый эстетический сдвиг, что именовать искусство той поры социалистическим реализмом было бы не вполне корректно. Стал вымываться культ вождей, на смену казенным, зачастую совершенно безжизненным сюжетам приходили более или менее человеческие трактовки действительности. И пусть даже влияние фильмов Лукино Висконти, Витторио де Сика и Роберто Росселлини на культуру в СССР было не единственным и уж не точно не решающим (строго говоря, итальянский неореализм к началу советской оттепели уже завершался как явление), позаимствовать словечко вполне даже уместно – в том числе и для изобразительного искусства 1950–1960-х.

Это время преподнесено на выставке в дипломных и курсовых работах студентов ленинградской Академии художеств, некогда Императорской.

Заведение с долгой и неоднозначной историей поначалу было упразднено большевиками, а впоследствии ими же восстановлено для пущего утверждения партийной эстетики. Академия действительно превратилась в оплот сталинского стиля, однако новые веяния не могли не затронуть и ее – тем более что преподавали здесь художники довольно разные, не обязательно кондовые соцреалисты. Студенты из мастерских Андрея Мыльникова, Юрия Непринцева, Евсея Моисеенко, Алексея Пахомова, Евгения Левинсона двигались в сторону большей свободы и в живописи, и в графике, и в архитектуре. При этом, правда, никакие революционные лозунги не декларировались: процесс избавления от сталинских догм происходил осторожно, с оглядкой, но все же происходил. Многие учебные произведения того периода сохранились в запасниках Академии художеств; они и фигурируют в гастрольном проекте, который недавно был показан на берегах Невы.

Стоит еще раз оговориться, что работы эти создавались не для публичных выставок, а были лишь этапом на пути к последующей профессиональной деятельности. Иначе говоря, над авторской субъективностью здесь преобладает что-то вроде «коллективного бессознательного», возникавшего при смешении преподавательских наставлений с впечатлениями от окружающей жизни. Мало кто из тех выпускников оказался в будущем знаменитым художником – глядя на этикетки, вы едва ли встретите знакомые имена.

Получился полуанонимный портрет эпохи, эдакий срез новоиспекаемого «неореалистического» стиля.

Консервативного в нем, пожалуй, немногим меньше, чем прогрессивного. Например, в разделе «Трудовые будни» штукатуры, геологи и операторы сталелитейного цеха – это отчасти все еще условные персонажи, символизирующие героику социалистических будней, но в их фигурах уже проглядывает грубоватая напряженность «сурового стиля», и на лицах проступают эмоции, не всегда означающие одобрение планов партии и правительства. В еще большей степени мода на индивидуальную психологию заметна в разделе «Мечтатели», где сплошь и рядом задумчивые барышни в ярких, порой легкомысленных одеждах. Кстати, устроители не преминули поставить антуражный акцент на материальной культуре оттепельного периода, включив в экспозицию подлинные объекты – и образцы платьев, и велосипеды, и характерные предметы мебели.

На выставке вообще заметен намеренный перенос зрительского внимания с вопросов искусства как такового на отображение примет эпохи.

Наверное, можно говорить о формате «научпопа», причем популярного здесь несколько больше, чем сугубо научного. Скажем, при демонстрации студенческих архитектурных проектов устроителей куда сильнее интересует общее впечатление «советского модернизма», нежели конкретные удачи или провалы. В конце концов, ничто из этого не было построено, зато тяга будущих зодчих к западным тенденциям и наследию русского конструктивизма обозначена совершенно недвусмысленно. Или взять антишпионский плакат «Будьте бдительны» вместе с агиткой за мир и разоружение – в них важнее тенденции времени, чем изобразительные качества… Дети из стихов Агнии Барто, лихие велосипедисты, пассажиры метро с газетами в руках, непринужденные пляжники и сосредоточенные балерины – все эти персонажи призваны играть типические роли в визуальном спектакле на тему оттепели. Сценарий несколько упрощенный, зато доходчивый. У зрелища в стиле ретро могут быть и такие правила.

В оттепельных тонах - Газета.Ru