Dead Хасан

Самой обсуждаемой новостью недели уже стала насильственная смерть известнейшего криминального авторитета Аслана Усояна, которого большинство знает под кличкой Дед Хасан. Про само покушение, про следствие, про тернистый жизненный путь Деда говорят так много и в таких выражениях, словно это был кто-то типа Джона Фитцджеральда Кеннеди или по меньшей мере Джона Леннона.

Я абсолютный дилетант во всем, что касается российской организованной преступности, мне никогда не нравился документальный сериал "Криминальная Россия" и не доставляли удовольствия звуки, транслируемые радио "Шансон". Сам я, к счастью, не знал покойного, поэтому у меня нет о нем абсолютно никаких душевных впечатлений. Но я, кажется, понимаю, почему в лентах социальных сетей появляются возгласы типа: "Жалко".

Есть такой город, Ростов-на-Дону. Этот город находится ближе к Северному Кавказу, чем к Москве. И тем не менее проблем с эксцентричной молодежью с Северного Кавказа там, можно сказать, что и нет. Притом, что северокавказские общины, конечно же, есть. Но люди, бывающие в Ростове-на-Дону и тем более живущие там, — они часто удивляются всем этим московским или ставропольским историям с драками, убийствами, поножовщинами и ездой на джипах вокруг Вечного огня. У них там в Ростове в этом плане тихо.

В Ростове, мне рассказывали, есть сеть частных обувных мастерских, которые вполне себе серьезно работают на непаханой ниве импортозамещения. Однажды в Ростов приехали темпераментные парни из Дагестана, которые решили, что достаточно знают про обувь и импортозамещение, чтобы взять эти мастерские под свою дагестанскую крышу. И взяли бы, если бы это был не Ростов, а, скажем, Кисловодск или Невинномысск. Но это был Ростов. Поэтому, как говорится, как зимой они приехали, так их весной и нашли.

В Ростове, может быть, не больше закона, чем во всей остальной стране. Но в Ростове есть понятия и есть люди, готовые эти понятия защищать. И это знают в том числе представители национальных диаспор. Которым хватает авторитета, силы, хитрости и умения, чтобы донести это знание до своей буйной молодой поросли. Результат — относительное спокойствие, которого, в общем-то, несложно достичь в любом обществе, которое внутри себя согласилось с некоторым набором понятных всем правил.

В нынешней России носителями, агентами и пропагандистами этих правил иногда выступают те, кто считался главным героем "лихих девяностых". То есть, попросту говоря, братва.

Это, конечно, очень плохо, когда правила определяет братва: лучше бы это была "диктатура закона". Но те, кто берется осуществлять эту диктатуру закона, отчего-то не добиваются успеха. Они много где потеснили братву "лихих девяностых" — кого посадили, кого постреляли, кого из страны выгнали. Но ежедневные сводки с улиц говорят о том, что у них не получается довести эту свою диктатуру закона до каждой подворотни, будь она хоть бы даже и напротив Кремля. Полиция дырявая, над судом смеются. Люди уже убивают друг друга на перекрестках, потому что один другого подрезал на машине, — а полицию видно, кажется, только в дни массовых протестных мероприятий. Случись ей все-таки оказаться в нужное время в нужном месте, и она говорит вам: ну вас к черту, разбирайтесь сами. Или просит денег.

Я знаю, знаю, что у каждого, наверное, был случай, когда прекрасный полицейский откликнулся на крик о помощи и профессионально помог или хотя бы попытался. И у меня такой случай тоже был. Но было еще три других, и осадок, как говорится, остался.

А братва — это как бы такие ребята, у которых слово не расходится с делом, а понятия — с практикой. Плюс реальность нашего времени и наш современный телевизор таковы, что братва — это вроде бы такой элемент прошлого. Такая история про Робин Гуда. Утюги на животах кооператоров и времена, когда было страшно зайти во двор и в подъезд, как-то забылись. Остались радио "Шансон", геройские истории про Сашу Белого — и отдельные локации, где такие старые волчары, как Дед Хасан, до сих пор держат ситуацию так, что всех это устраивает. А почему бы нет, если больше некому?

По этой же причине — больше некому — кавказская молодежь идет в отряды к лесным эмирам и радикальным имамам. Имамы объясняют, как должен быть устроен мир, а эмиры подкрепляют это силой оружия. Почему нет, если больше некому? Если школа и семья, которые должны были объяснять, как устроен мир, сгнили, а в полиции и в суде, которые должны были его защищать, заняты подсчетом собранных денег, дележом должностей и неистовой симуляцией?

Имамы с эмирами — для большинства из нас чужое и опасное. Нам ближе наш Дед Хасан — сам, кстати, курд из Грузии. Что не мешает ему выглядеть чуть ли не борцом за наши традиционные культурные ценности. Осенью 2010 года Деда едва не убили на Тверской, и он, выйдя из больнички, заявил, что стреляли боевики исламистской бригады некоего Асхаба, по наводке азербайджанских воров. А теперь Деда убили, и уже некому прикрыть нас от этого Асхаба.

Но чтобы не переборщить с криминальной романтикой, посмотрите похороны. Их наверняка покажут во всех новостях. Посмотрите, сколько будет знакомых всем лиц в густой толпе скорбящих — чиновников, спортсменов, звезд шоу-бизнеса. Во всяком случае, на похороны предыдущего павшего авторитета бомонд собирался не хуже, чем на новогодний голубой огонек. Это плоть от плоти. Эти похороны, как и эти постоянные новости на всех каналах о смерти Деда, снова скажут всем о нашей с вами стране много такого, о чем в приличном обществе вообще-то не принято разговаривать вслух.