Ход

Дорога в Ход из серии "пронеси, Господи". Размытая, с подтопленными глинистыми колеями и проторенными прямо по альпийским лугам объездами, с крутыми подъемами и четырьмя родниками, пересекающими и без того ненадежную грунтовку. По таким дорогам ездят исключительно по очень важному делу, ну или разве что какой любитель экстрима прокатится с риском оставить на этой дороге как минимум "кенгурятник" от своего навороченного джипа, а как максимум еще парочку выступающих деталей автомобиля.

Когда говорят "высокогорное село", обычно представляется богом забытое место где-то на уступах вековых скал. Ход — высокогорное село, куда уж выше. Но это неправильно. Ход — это крыша мира. Ну, если не крыша, то чердак-то уж точно. В Ходе до облаков можно дотронуться рукой, и тучи застревают, запутавшись в отвесных скалах Кавказского хребта.

Ход — это бескрайняя тишина, разрезаемая гулом изумрудных жуков и оголтелым бесконечным кукованием, свистом, трелями всевозможных птах.

Ход — это в прошлом один из самых крупных населенных пунктов в Осетии, а ныне почти все село лежит в руинах. Если не знать, что здесь живут люди, то никогда и не догадаешься, так их скромные жилые дома растворяются в окружающем пейзаже. А иногда село играет с тобою в обманки, создавая миражи, ты идешь будто к жилому дому, а он оказывается брошенным.

Такое количество башен я видела, пожалуй, только в Даллагкау. От большинства из них остались только фундаменты. Эти две единственные, которые хорошо сохранились. Правая — башня Дзугкоевых. Левая — Кайтуковых.

Когда-то в Ходе была школа. Сейчас учить тут некого. Впрочем, не только тут, но во всех трех ближайших селах. Местные поговаривают, что до того, как стать школой, это был храм. Не знаю, так ли это на самом деле.

Чуть левее от школы, на высоком склоне раскинулось кладбище. Собственно, ради него мы сюда и приехали.

Пока мы гуляли между склепов и могил, к нам подошла пожилая женщина. Точнее не так, сначала на нас накинулась большая черная собака, нет, не кусаться, облизывать и требовать ласки.

А потом уж подошла она.

— Мой сыночек тоже тут лежит. Вон, видите, на самом верху. Вот там. Женился он на плохой женщине, совсем плохая была, увезла его в Сибирь, а там его убили. Вот он теперь тут лежит. А второй сын у меня в Суадаге живет. Было у меня два сыночка, теперь вот один. А вы что ж, в такую даль зачем приехали?

— Да мы просто посмотреть, вот кладбище у вас знаменитое.

— Да, сюда часто из-за этих склепов приезжают. Пойдемте-пойдемте! Я вас чаем напою! Ох, как же так, у меня ведь кроме чая ничего и нету. Сын должен был продукты привезти, да нету его что-то, а у меня даже хлеба нет. Как так не голодные? С такой дороги! Да, я знаю, что дорога совсем плохая, я позавчера в Мизур ходила. Пешком, да. Ну, что делать, далеко, конечно. Но ничего. Знаете, как меня называют?

Старушка набирает воздуха и выпаливает:

— Баба Рая "Жигули". Это потому что я хожу много. Вот, в Мизур хожу, когда вдруг позвонить надо.

— Тут я все время живу, и зимой и летом. Страшно, конечно, иногда. Вот, пьяные приходят, тогда страшно. Тут даже позвать некого. Но что делать. В Суадаге у меня дом был, хороший дом, двухэтажный. Анашисты сожгли!

— Кто?!

— Анашисты. Нам родственник спирт привез, и у нас в доме сложил. Так они, видать, этот спирт забрать хотели. Уж не знаю, что там гореть начало, но дом до тла сгорел. Десять матрасов сожгли, ироды! А у сына автомат был, так они его во двор вынесли! Зачем им автомат? К войне готовиться, что ли?! А дом спалили! Я кинулась, да где там, разве кто мог потушить... А теперь я тут живу, в брошенном доме поселилась. Тут до меня русские жили, да они уехали. Самый плохенький дом. Я вот только помыла все, одну комнату, а ремонт сделать не могу. Где уж мне. У меня 20 коров было. Сыр, масло, все сама делаю. Теперь у меня не 20, конечно, только 14. Сын аварию сделал, 130 тысяч пришлось заплатить и коров продали. Вот 14 штук только и осталось.

— Сюда никто не приезжает. Ни почты, ни магазина нет. Только вот я и живу. Ну еще в двух домах живут, но, по правде говоря, они со мной плохо общаются.

Мы съели по кусочку домашнего сыра, оставили Рае весь взятый в дорогу хлеб и тронулись в обратный путь.

Если кто-нибудь решит прокатиться в Ход, то не забудьте взять с собой несколько буханок хлеба. Баба Рая "Жигули" будет ему рада, так же, как и вам.

Но самое главное, ради чего мы ехали в Ход — это, конечно, надгробия работы Сосланбека Едзиева. Этот великий примитивист, "осетинский Пиросмани" родился в 1864 году именно в этом селе. В те времена в Ходе жило около 400 человек. Это было очень крупное село.

Дом Едзиева давно затерян среди развалин села. А вот надгробия до сих пор целы.