Владимир Путин сошелся с господами Килли и Фелли в главной проблеме олимпийской стройки

Вчера президент России Владимир Путин осмотрел горные олимпийские объекты, остался недоволен состоянием некоторых из них, но на встрече с руководством Международного олимпийского комитета (МОК) на биатлонном стадионе постарался недовольства своего не выдать. О том, насколько это у него получилось,— специальный корреспондент "Ъ" АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ из Красной Поляны.

Олимпиада разделяется на лед и снег. В сочинской Имеретинской долине — все, что связано со льдом: фигурное катание, коньки, хоккей (конечно, хоккей!). Наверху, в горах — снег: горнолыжная, санно-бобслейная, лыжная трассы, трамплин... Вчера президент России обследовал снег.

Снега, правда, очень мало даже в горах. Просто пугающе мало. И за последнюю неделю его стало еще меньше. Правда, здесь никого это не смущает или смущает в последнюю очередь. Ведь снег — это то, что не зависит от строителей. Ведь все остальное зависит от них. И за год до Олимпиады это, кажется, причиняет им боль. И журналисты не являются для них желанными гостями, потому что видят то, чего нельзя не заметить. Они видят, сколько еще нужно сделать за этот год. А того, что уже сделано, почему-то не замечают.

— Снег? — рассеянно переспросил Максим Величко, ведущий специалист по связям с общественностью ОАО "Красная Поляна".— Лучший снег, говорят, смесь искусственного с естественным. У нас есть еще прошлогодний, кстати, храним его.

Впрочем, прошлогоднего снега у них, кажется, не допросишься: надеются, что в следующую зиму выпадет новый. Достроить инфраструктуру сложнее. И в этом убеждаешься, оглядываясь вокруг. Ну, честно говоря, в голове не укладывается, что через год все будет кончено. Так это все выглядит сейчас, что не укладывается в голове.

Но они уверены, что успеют. Интересно посмотреть, что здесь будет через год вместо гор развороченной земли и бетонных скелетов зданий, преследующих тебя по всей дороге от Адлера до Красной Поляны и "Роза Хутора".

А вдруг и правда построят.

— Вот они, трамплины,— говорит Максим Величко,— работают! Соревнования проводили.

— А женский трамплин тоже здесь будет? — интересуюсь я.

Еще на прошлой Олимпиаде, в Ванкувере, не было такого вида спорта в программе Олимпийских игр. У меня до сих пор хранится значок, который распространяли среди сочувствующих журналистов борцы за права женщин на трамплине: выглядит как типичный олимпийский значок. Только символизировал он в Ванкувере несуществующий олимпийский вид спорта. И вот они все-таки победили: в Сочи женщины будут прыгать с трамплина. Правда, издали кажется, что приземляться им пока некуда.

— Конечно, здесь будут прыгать и женщины,— отвечает Максим Величко на мой вопрос.— Больше негде. Это унисекс-трамплин.

Немного дальше находится горная медиадеревня. Она будущая. Здесь должны появиться торгово-развлекательный и спортивный центры, теннисные корты, аквапарк, рестораны, офисы, парковки, медклиника... Если через год все это и в самом деле появится, то это будет такой же спортивный подвиг, как третье место российского экипажа на последнем ралли "Дакар", когда последние девять километров "КамАЗ" шел без переднего колеса. А пока здесь осматривает объекты, мягко говоря, раздраженный глава Сбербанка Герман Греф. Сбербанк отвечает и за трамплин, и за медиадеревню, и за керлинг-центр в Имеретинской долине. И все три объекта недостроены. И через два часа его об этом спросит президент. И надо будет рассказать. Я не говорю — ответить.

На санно-бобслейной трассе идут соревнования скелетонистов. Трассу в декабре прошлого года размораживали: к ней у спортсменов были претензии. Сейчас претензий меньше. Заместитель начальника управления по эксплуатации "Олимпстроя" Арам Мелконьян рассказывает, какая же это уникальная трасса, а на вопрос, были ли принципиальные переделки, с неохотой пожимает плечами: ну вот, раздевалки немного переделали, но не хотелось бы об этом говорить...

— А все-таки...

— Выход сделали отдельный для российской сборной, прямо на трассу...

— А для остальных как?

— Ну почти так же...

А вот это по-нашему, и так держать. В конце концов, как еще хозяева выигрывают Олимпийские игры?

И снова мы едем то ли по дорогам, то ли по их отсутствию, среди холмов строительного мусора, гор песка, впадин фундаментов и зияющих неприятной бесконечностью бетонных оконных проемов... И каждый раз это вдруг заканчивается каким-нибудь сногсшибательным покрытием, ведущим к суперсовременному биатлонному стадиону (тоже, впрочем, недостроенному), и так же внезапно обрывается... Один год остается на то, чтобы все было ровно.

Приятно посмотреть на президента МОК господина Жака Рогге, а еще приятнее послушать его. Кажется, за последние шесть лет он полностью покорился российской действительности и вполне мог бы давать за Владимира Путина ответы на самые провокационные вопросы по поводу Игр. Так, вчера, пока дожидался президента России, он рассказал, что Олимпийские игры, он согласен, стоят дорого, но ведь российские власти решили не только эти Игры провести, но и развивать весь регион, а это так важно. И какое же счастье, что весь мир увидит эти великие Игры.

Так говорил господин Рогге. Остается надеяться, что наедине с Владимиром Путиным он говорит другое.

Президент России объехал вчера все объекты в горах. Некоторыми остался недоволен. Вопросы вызывает прежде всего трамплин. Там до сих пор не начали делать трибуны для зрителей. Да и все вокруг должно выглядеть по-другому, и глава оргкомитета "Сочи-2014" Дмитрий Чернышенко рассказал Владимиру Путину, как именно:

— Будет не хуже, чем в Куршевеле.

— Должно быть лучше,— поправил его господин Путин.— Там, в конце концов, все это давно делали, а мы применяем суперсовременные технологии.

Впрочем, для того, чтобы было не хуже, чем в Куршевеле, до Красной Поляны должен всего-навсего доехать Михаил Прохоров.

По поводу его территории (господин Прохоров является, как известно, президентом Российской федерации биатлона) можно сказать, что как раз она не вызывает никаких сомнений, хотя к ее обустройству сам Михаил Прохоров никаких усилий по понятным причинам не приложил. Биатлонный стадион расположен в фантастически красивом месте, почти готов, и спортсмены удовлетворены тем, что тут для них сделано. Об этом говорил, пока ждали Владимира Путина, министр спорта Виталий Мутко.

Сначала он что-то хотел рассказать на английском президенту Международной федерации хоккея Рене Фазелю, но господин Фазель не понял.

— Давай-давай, Рене! — с облегчением перешел на русский Виталий Мутко.

Господин Фазель обрадованно закивал.

На вопрос, выучит ли он, как обещал, английский язык, Виталий Мутко, засмеявшись, ответил, что он обещал выучить к чемпионату мира (по футболу в 2018 году), а не к Олимпиаде в Сочи.

Время у него, таким образом, есть. Хотя пока он, кажется, не спешит его использовать.

Владимир Путин мельком оглядел биатлонный стадион, выслушал пояснения насчет снега ("На всякий случай заготавливаем сейчас 20 тыс. кубов на следующий год..."), прокомментировал:

— Если нужно будет, можем продать потом,— и обернулся к неизменному спутнику Жан-Клода Килли — Жильберу Фелли (первый из них — председатель координационной комиссии, а второй — исполнительный директор Игр МОК).

Кто-то из российской делегации сказал, что проделанная на биатлонной и лыжной трассах работа позволит взять России все 24 комплекта наград, которые будут разыгрываться.

Господа Килли и Фелли переглянулись.

— Одну можем кому-нибудь отдать,— пожал плечами вице-премьер Дмитрий Козак.— Швейцарии, например (штаб-квартира МОК находится, как известно, в Лозанне).

— А Франции? — попросил господин Килли.

— Хорошо,— согласился господин Козак,— еще одну — Франции.

На самом деле все эти шутки имеют совершенно прикладное значение. Моральное давление на МОК не должно ослабевать ни на секунду.

Через пару минут участники встречи работали уже в помещении.

— В целом вся деятельность идет по графику,— сказал господин Путин.— Есть вопросы, которые не то чтобы беспокоят, но заставляют смотреть внимательней.

Между тем по поводу этих вопросов он устроил на объектах настоящий разнос.

Сам господин Путин в разговоре с коллегами из МОК назвал это "нелицеприятными дискуссиями". Речь господина Килли была патетической, как это отчего-то случается всякий раз, когда ему дают слово при Владимире Путине.

— Сложно поверить,— заявил он,— что ваши обещания в Гватемале стали реальностью!

Правда, главными обещаниями господина Путина в Гватемале были: много снега и никаких пробок. И то и другое пока не выполнено вообще.

— Проведена работа исключительная! — воскликнул господин Килли.— В мире мало стран, которые за шесть лет могли бы решить такую проблему!

— Но еще нужно много...— господин Килли, говоривший до сих пор на французском, официальном языке Олимпийских игр, замялся. И продолжил на русском.— Работа, работа, работа!

Это русское слово господин Килли за шесть лет выучил неплохо. Видимо, ему все-таки слишком часто приходится повторять его в разговорах с российскими коллегами.

— 80% работ завершены,— продолжил он,— остается один объект, на котором надо сосредоточить усилия. Это оказался все тот же прыжковый трамплин.

— С глазу на глаз господин Килли сказал мне,— закончил господин Путин,— что да, 80%, но эти 20% являются самыми критическими.

Хорошо, если они оба это понимают.

Андрей Колесников

Трамплин, блин