Имя: Сергей Серафимович Бердоносов.

Работа: учитель химии и руководитель химических классов школы №171, автор учебников по химии для средней школы.

Стаж: 40 лет.

Регалии и звания: учитель высшей квалификационной категории, доктор химических наук, лауреат Государственной премии СССР, премий им. М.В.Ломоносова, Фонда Сороса, фонда «Династия» в номинации «За выдающиеся заслуги в образовании», доцент химфака МГУ.

О двух жизнях — учительской и научной

В 1974 году в школе у метро «Фрунзенская» организовали химический класс. Предполагалось, что занятия там будут вести академики и профессора. По телевизору и радио устроили рекламу, набрали детей — мальчишек в основном. Но найти таких энтузиастов-академиков, которые бы, как Колмогоров, пришли в школу, было совсем непросто. Две недели проходят, а занятий в химическом классе нет совсем. И тогда ответственный за химический класс от химфака Владимир Михайлович Федосеев пришел ко мне, хотя я тогда был всего лишь ассистентом, и попросил их выручить. Преподавание для меня было дополнительной нагрузкой: у меня как раз начинала разворачиваться научная работа, которая потом окончилась Государственной премией в 1989 году. И все-таки я согласился. Помню, как мы пришли к директору школы, замечательной учительнице химии Галине Александровне Ростоцкой. Федосеев меня расхваливает, а она на меня смотрит сверху вниз, и выражение лица у нее такое, как будто она ест лимон. Я решил доказать, что я могу. Позже она приходила на мои уроки с огромным гроссбухом и конспектировала: страшно боялась, что после первых же недель занятий все дети разбегутся. Конечно, потом мы с ней сдружились.

Если в школе нужнА открытость и приветливость, то для научной работы требуется обратное, и я до сих пор не имею права сказать, за что получил Госпремию, хотя это было 23 года назад

Одновременно со школой я работал на химфаке, вел научную работу. Однажды после закрытого совещания в одном академическом институте ко мне подошел человек и говорит: «У вас на факультете работает такой Бердоносов со школьниками. Редкая фамилия — наверное, он ваш родственник. Передавайте привет — его вспоминает моя дочь». Ему и в голову не пришло, что это один и тот же человек. Ведь если в школе нужна открытость и приветливость, то для научной работы требуется обратное, и я до сих пор не имею права сказать, за что получил Госпремию. Все годы лямку преподавания химии вместе со мной тянут коллеги с разных кафедр химического факультета. Общее их число, я думаю, больше двадцати.

Об учениках

Вот дети учатся, иногда приходят в школу через много лет после окончания, многие потом приводят учиться своих детей… А я всегда думаю — не увлек бы я их химией, может быть, их жизнь лучше бы сложилась, ушли бы, например, в филологи. Все-таки очень важно, на кого вы напоролись, и редко когда человек сам себе выбирает путь.

Конечно, с учениками сродняешься. Но они уходят, и мало кто тебя помнит. Я сначала очень переживал из-за этого. Потом прочитал Вересаева, у которого сказано, почему больные не любят своих врачей. Точно так же и в школе. То, что тебя забывают, естественно — я тоже забывал некоторых своих учителей.

Я всегда думаю — не увлек бы я их химией, может быть, их жизнь лучше бы сложилась, ушли бы, например, в филологи. Все-таки очень важно, на кого вы напоролись, и редко когда человек сам себе выбирает путь

Был у нас один мальчик — Кирилл Бутаков из Люберец, отличник и первый в СССР ученик, который получил большую и малую золотые медали на Международной химической олимпиаде. Я ему как-то сказал: «Кирилл, вы ездите сюда из Люберец, теряете полтора часа в один конец на дорогу. Вы знаете больше меня. Зачем вы это делаете?» А он ответил: «То, что вы рассказываете, я, конечно, знаю. Мне любопытно, какой стороной вы некоторые вещи поворачиваете. Но дело не в этом. Я до этого учился в двух школах. И надо мной все смеялись, что я много занимаюсь. А здесь я впервые оказался в среде, где мои знания кому-то интересны. Не гоните меня отсюда».

Об учителях

Я думаю, что научить быть преподавателем нельзя. Это состояние души. Если учитель отмечен Богом, он может работать в школе. Среди моих коллег профессионал, окончивший педвуз, только один — директор. А все остальные — любители вроде меня. Единственное, как можно было бы подготовить студентов к преподаванию — это приглашать к ним учителей, которые действительно чего-то достигли, чтобы они рассказали о своем опыте.

Я думаю, что научить быть преподавателем нельзя. Это состояние души. Если учитель отмечен Богом, он может работать в школе

В одном американском журнале я прочитал, что учитель должен быть экстравагантным. Меня это поразило. В своей жизни я сталкивался от силы с пятью преподавателями, которых с восторгом вспоминаю всю жизнь. Когда я только пришел в школу, там преподавал математику ветеран войны Григорий Аронович Ястребинецкий. Или учитель химии Мирра Ефимовна Дяткина (один из первых советских квантовых химиков, автор учебника, за который подверглась гонениям, уволена из МГУ «за пропаганду буржуазного идеализма в химии». — БГ). Перед лекцией она сидела на двух стульях, еле дышала. Звонил звонок — она вскакивала, порхала, как ласточка, как журавль танцующий. Звонок снова звенел — и ее словно вырубало. Легендарная Александра Васильевна Санина, которая читала политэкономию — лучшие лекции из тех, что я слушал. За два часа до начала лекции в аудитории занимались места. Потом вместе с мужем она написала письмо Сталину о том, как переделать наше сельское хозяйство. Ее отстранили от преподавания, но не посадили. А прежде чем стать лектором, она была артисткой МХАТа. У нее всегда при себе была металлическая коробочка монпансье, еще царская. Начинался перерыв, она доставала из ридикюля монпансьешку, клала леденец на язычок и, причмокивая, посасывала. Можно было не ходить на лекции, а только смотреть, как она это делает. Это к вопросу об экстравагантности. Или Андрей Николаевич Колмогоров. Очень высокий, он ходил всегда в клетчатой рубашке, с широким галстуком. В переменку брал с собой для разговора какую-нибудь учительницу, и она за ним семенила по длинному школьному коридору. И вот они так ходили туда-сюда, туда-сюда. А походка Андрея Николаевича немного напоминала ходьбу на соревнованиях по ходьбе.

О том, что должно оставаться от школьной химии

От химии в школе должно оставаться общее мировоззрение. Люди должны иметь опору во взгляде на мир. Любой нормальный человек, если он знает основы физики, химии, биологии, не может верить в Бога, как не может верить и в чудодейственную силу талой воды. Ведь в какие только чудеса люди не верят — возьмем тот же конец света. Меня тут спросил новый 9-й класс, будет ли конец света. Я ответил, как положено, про столько-то миллиардов лет. Еще меня спросили, верю ли я в Бога. Я сказал, что в Индонезии есть остров, на котором живут 900 тысяч жителей, и все они верят, что происходят от лягушки. Их главное божество, которому они поклоняются, — лягушка. Вы хотите, чтоб я в это тоже верил?

О химии на китайском

Я даю детям такое задание, чтоб они на любом известном им иностранном языке написали сочинение на тему «Я и химический класс». В основном, конечно, пишут по-английски. Но бывают и необычные работы — на китайском, арабском… Году в 93-м журнал «Химия и жизнь» опубликовал серию статей на тему, как самостоятельно выучить китайский язык. И я получил работу на китайском. А однажды ученица спросила: «Какой европейский язык вы совсем не знаете?» Я говорю: «Как это ни стыдно, французский». Через некоторое время она приносит мне работу: обо всем, что ей у нас нравится, она пишет по-английски, а о том, что не нравится, — по-французски. Сказала, что французский выучила специально для этого сочинения.

Я веду курс повышения квалификации для учителей, и в конце они получают анкету из 40 вопросов. Какую же ахинею они там порой пишут! Не говоря о том, что слово «периодическая» пишут с двумя ошибками, хотя, казалось бы, базовый термин

О том, что бы следовало изменить

Я думаю, сейчас, к сожалению, к педагогической власти пришли бывшие троечники. Они стали авторами школьных учебников. Учебники пишут по принципу: буду рассказывать о том, что я понял, а если я чего-то не понял, то детям это знать не нужно.

К тому же в учебниках по химии у нас есть архаика, от которой мы никак не можем избавиться. Дети должны заучивать несколько десятков терминов, как какие вещества по-химически называются. Нигде в мире больше нет такого — все называют химические элементы на латыни или просто по буквам своего алфавита. Но самое главное, уровень подготовки российского школьника по химии все время падает. Прежде всего потому, что падает уровень подготовки учителей. Я веду курс повышения квалификации для учителей, и в конце они получают анкету из 40 вопросов. Какую же ахинею они там порой пишут! Не говоря о том, что слово «периодическая» пишут с двумя ошибками, хотя, казалось бы, базовый термин.

Возможно, надо устраивать тестирование не только школьников, но и учителей. Ведь наша основная проблема — отсутствие контроля за работой учителя. Сейчас контроль — это составление бумаг, которые учитель пишет сам. А должен быть контроль за реальными знаниями учеников. Раньше в 10-м классе все сдавали химию в обязательном порядке. Были городские контрольные работы. В последнее время я такого не помню.

При этом в школе циркулирует безумное количество разных бумаг: инструкций, отчетов… У нас, например, существует 32 инструкции по работе с химическими реактивами, каждая должна быть распечатана в пяти экземплярах. Мы их сами для себя сочиняем, а проверяющие комиссии их спрашивают. Причем ничего нового в этих инструкциях нет — все написано в любом учебнике.

кто бы в министерстве собрал пять-семь дураков, которые, как и я, многие годы работают в школе, и сказал бы: «У вас есть опыт — давайте вместе подумаем, как сделать лучше?»

Конечно, чтобы изучать химию, в школе нужен эксперимент. Иначе это не работа. Но в последнее время уничтожили ставки лаборантов, которые раньше были в большинстве школ. Сказали учителям, что они теперь сами будут работать лаборантами. Количество реактивов, которое оставили школе, сильно сократилось. Оставили сахар, соль и другие, самые примитивные. А вот оборудование в школу стало поступать очень дорогое. Хотя мы, например, его не заказывали, по большому счету оно нам не нужно. Мои ученики весь эксперимент делают на химфаке МГУ.

И что меня удивляет. Я работаю в школе сорок лет. Я отмечен разными наградами. Я не жалуюсь. Но кто бы в министерстве собрал пять-семь дураков, которые, как и я, многие годы работают в школе, и сказал бы: «У вас есть опыт — давайте вместе подумаем, как сделать лучше?» Никто меня в министерство, однако, не приглашает, никому наш опыт, судя по всему, не нужен…

Учителя большого города. Сергей Бердоносов