Базилик, продающийся в московских супермаркетах, как правило, выращен в Израиле или в подмосковных теплицах

Шпинат, латук и Золотой павлин

Неформальными офисами Деда Хасана считались рестораны «Старый фаэтон» на Большой Никитской (у входа в который его и расстреляли) и «Каретный двор» на Поварской. Раньше тут находилась редакция журнала «Дружба народов» — ее со скандалом выселили в 2005 году. Типичная московская ирония судьбы: главной версией убийства Деда Хасана называют конфликт между этническими группировками — кланом Хасана, в котором преобладали курды-езиды, кланом Тариэла Ониани по кличке Таро, где главенствовали сваны, и разрозненными азербайджанскими силами, важную роль в которых играл Ровшан Джаниев по кличке Ровшан Ленкоранский. Осведомленное издание «Росбалт», предсказавшее гибель Деда Хасана за 10 дней до его убийства, называет одним из мотивов конфликта передел оптового рынка зелени в Москве. Именно за него с 2009 года конкурируют Ровшан Ленкоранский и близкий к Деду Хасану вор в законе Бахыш Алиев по кличке Ваха.

Влияние крохотных этнических группировок на жизнь Москвы еще ждет своего исследователя. Взять хотя бы горских евреев: единственное место их компактного проживания — село Красная Слобода на севере Азербайджана, где живет около 3–4 тысяч человек. В Москве их несколько больше — 10–15 тысяч. По меркам мегаполиса — сущая ерунда, но именно горские евреи более всего заметны на рынке московской недвижимости: представители диаспоры контролируют торговые центры «Москва», «Гранд», «Электронный рай», «Европейский», рынок «Садовод», гостиницу «Украина» и проч. Важной их вотчиной был и Черкизовский рынок, где даже существовала своя горская синагога.

Начавшаяся война между владельцами оптовых рынков пока никак не отразилась на буднях торговцев

О влиянии езидов известно гораздо меньше, хотя сама эта народность стоит отдельной книги. Езиды — это курды, которые поклоняются Солнцу, Луне, огню и Золотому павлину, их религия древнее и христианства, и ислама, при этом главного архангела езидов Малаки-Тауса — который и предстает в образе Золотого павлина — соседи езидов веками считали падшим ангелом, а самих езидов — дьяволопоклонниками. Еще езидам нельзя есть салат-латук, потому что в XIII веке в иракском городе Мосуле убили и забросали кочанами латука одного важного езидского святого (по другой версии — из-за резни, которую устроили калифы Оттоманской империи в полях латука на северо-востоке Ирака, откуда родом езиды). В Москве живет буквально пара тысяч езидов. Дед Хасан был как раз езидом и старался окружать себя езидами (хотя его клан не был мононациональным, в нем хватало и азербайджанцев, и грузин — сам Усоян родом из Тбилиси). Для мира езидов Дед Хасан был важной фигурой — глава Национального союза езидов мира даже объявил семидневный траур после его убийства. Впрочем, московские езиды с журналистами о нем говорят неохотно — человек был уважаемый, кто ж его не знал, много нам помогал, а больше о нем сказать нечего.

Почему криминальные группировки стали бороться за петрушку, кинзу и помидоры? Вплоть до конца нулевых их интересовали совсем другие объекты. Например, Черкизовский рынок, нелегальный оборот которого оценивался от скромных нескольких десятков миллиардов долларов до 125 миллиардов — именно такую сумму называл нынешний политзаключенный, а тогда председатель профсоюза работников Черкизовского рынка Леонид Развозжаев. Или игорный бизнес, другая традиционная вотчина воров в законе.

Все изменилось в 2009-м, когда прекратил существование и «Черкизон», и все казино и игорные клубы. За контроль над вскоре появившимися нелегальными казино стали враждовать между собой Следственный комитет и прокуратура, а торговцы с Черкизовского рынка переехали на рынок «Садовод», среди совладельцев которого есть однокурсник Владимира Путина и Александра Бастрыкина по юрфаку ЛГУ Ильгам Рагимов. Воевать с такими противниками людям Хасана, Таро и Ровшана было не по плечу — вероятно, поэтому и обострилась борьба за другой привлекательный актив — крупнейший в России овощной рынок, который часто называют Покровской базой. Оборот торговли на «Покровке», по некоторым оценкам, превышает 9 миллиардов долларов в год. Считается, что он и стал причиной войны воров в законе, в которой погибли уже более 30 авторитетов.

На крупнейшей в России Покровской оптовой овощной базе работает несколько тысяч человек

«Это моя территория»

Пять утра. Первая электричка с Курского вокзала в сторону области забита, как в час пик. С каждой станцией становится все теснее. Коробейники вместо лейкопластыря и книг предлагают чай и халяльную самсу. Торговля идет бойко. За исключением меня и бабушки с коляской, все пассажиры — узбеки, таджики и представители других национальностей, не говорящие по-русски. Все, кроме бабушки, дружно выходят на станции Красный Строитель и, спрыгнув с платформы, удаляются вглубь промзоны. Сюрреалистичная картина: ранним утром по тропинке через поле, среди сугробов, сгоревших строительных бытовок и труб мусоросжигательного завода бредут несколько сотен сонных гастарбайтеров из Закавказья и Средней Азии. Все они исчезают за воротами со скромной вывеской «Автостоянка». Именно здесь находится крупнейший в СНГ плодоовощной рынок — «Покровка». По подсчетам экспертов, ежедневно на Покровской овощной базе продается морковки, петрушки, помидоров и других овощей на 20–40 миллионов долларов.

«Покровка» больше даже почившего «Черкизона». Это гигантский левиафан; целый мир, который виден из космоса: на Google Maps легко рассмотреть невероятных размеров поле, заставленное крохотными спичками-фурами. Весь комплекс делится на две большие части. Одна — официальная: здесь в крытых складах вполне легальные компании торгуют импортными фруктами и овощами, можно спокойно ходить между складов, прицениваться, продавцы готовы показать все документы и выписать накладную. Вторая, важнейшая часть — с овощами и зеленью из России и стран СНГ, которыми торгуют прямо с фур. И вот ее-то формально нет вовсе — по документам это вообще не рынок, а временная стоянка грузового автотранспорта. Но о том, что происходит на ее территории, узнать не так-то просто

Все люди, сошедшие с электрички, спокойно проходят в ворота «Автостоянки». Я пытаюсь затеряться в толпе, но успеваю сделать буквально несколько шагов по территории рынка — меня мгновенно вычисляет бдительный кавказец в кожаной куртке. Заготовленная история о том, что хочется купить фруктов подешевле, не производит на него никакого впечатления. «Это частная территория. Здесь покупают только свои. Чужим нельзя», — говорит он, выводя меня под руку за пределы рынка.

«Это частная территория. Здесь покупают только свои. Чужим нельзя»

Гастарбайтеры, работающие на Покровской овощной базе, приезжают на рынок в пять утра, на первой электричке

Мы идем мимо фур с заведенными двигателями — их более трехсот, и это при том, что конец января считается низким сезоном. По словам работников, перед новогодними праздниками торговля ведется одновременно с 400–450 машин, а перед въездом на рынок стоит очередь фур, ожидающих когда освободится место. Начиная с 6.30 утра из ворот начинает выезжать вереница «газелей», которые спешат до начала утренних пробок развезти товар клиентам. Снаружи слышится только шум голосов и бурчание двигателей; над забором стоит плотный смог от выхлопных газов. Вскоре мне все же удается попасть внутрь — в заборе обнаружилась дырка, через которую работники выходят справлять нужду.

Внутри кипит жизнь — народу больше, чем в метро в час пик. Процесс покупки занимает считаные минуты: к распахнутым дверцам фур подбегают люди, обмениваются парой слов, стороны быстро пересчитывают деньги, и к фуре подъезжает «газель», в которую перегружают коробки с товаром. Под ногами — месиво из снега, картонных коробок и раздавленных даров природы. Но смотреть лучше вперед — вокруг круговорот «газелей», перемещающихся между фурами так виртуозно, как не смог бы и самый лихой водитель маршрутки.

Здесь невозможно услышать ни одного русского слова, а в ответ на мое «здравствуйте» люди испуганно шарахаются в сторону. Вскоре меня подхватывает еще один стремительный азербайджанец и тащит к выходу со словами: «Ты что тут делаешь? Это моя территория. Здесь нельзя». Перед выходом меня заводят в будку охраны, снимают на видеокамеру и выпроваживают.

Люди гибнут за кинзу