Отличается ли электорат Путина от сторонников оппозиции?

Между сторонниками и противниками различий немало, но много и сходства. Почему же одни пошли на Манежную площадь, а другие – на Болотную? Исследование ВШЭ и Университета Индианы

Фото ИТАР-ТАСС / Максим Новиков

Спустя год после окончания активных уличных протестов Москва словно разделилась по линии, проведенной между Манежной и Болотной площадями. Пока одна часть граждан разговаривает с Владимиром Путиным в прямом эфире, живет обычной жизнью и беспокоится о защите российских детей от западных усыновителей, другая – защищает НКО от обвинения в шпионаже и ездит в Киров поддержать Алексея Навального. Сегодня кажется, что перспектив – и, более того, желания – для взаимного понимания остается все меньше. Или не остается совсем.

Но так ли различаются сторонники и противники действующей власти? Что на самом деле думают о политике в России люди, которые, например, стояли в «Лужниках» 23 февраля, поддерживая кандидата Путина? Уникальная база данных, собранная на митингах 2012 года, позволила исследователям из НИУ ВШЭ и Университета Индианы выяснить, так ли велика разница между двумя полюсами российской политики (см. подробнее о проекте: «Протестные движения в ходе избирательных кампаний 2011–2012» Ирины Соболевой в соавторстве с Региной Смит и Антоном Соболевым).

В начале прошлого года ни у власти, ни у оппозиции не было адекватных представлений о составе участников митингов. Частично это следствие старательного создания «образа врага» с той и с другой стороны, частично – результат объективной неспособности организаторов за короткое время проанализировать происходящее. Мы же хотели получить максимально точную информацию о пришедших на митинги людях. Далее я приведу результаты опроса респондентов с митинга в «Лужниках» 23 февраля 2012 года, акции «Большой белый круг» 26 февраля 2012 года, а также с митингов на Манежной и Пушкинской площадях 5 марта 2012-го. Соотношение оппозиционеров и «пропутинцев» в выборке – 55/45.

Социальные сети: где плотнее?

Мы хотели понять, как формируется протест – и как организуется реакция на него. Кто те люди, первыми создающие группы в сетях, и те, кто, посмотрев федеральное ТВ, приняли решение прийти на митинг? Действительно ли мы живем в двух разных Россиях или наша пространственная близость сопровождается близостью социальной? Поэтому изначальной целью проекта была реконструкция социальных сетей пропутинцев и оппозиционеров.

Реконструировать сеть – значит, опросить не только самого участника митинга, но и, например, его пятерых знакомых, которые тоже заинтересованы в политической активности; потом – пятерых знакомых каждого из знакомых и так далее. Конечно, не все участники митингов пошли нам навстречу. Мы довольно легко смогли получить более 100 контактов на оппозиционных митингах, но только 7 контактов – на митингах пропутинских, где участники были более подозрительны и осторожны. Этот результат косвенно показывает, что сети пропутинцев менее плотные: респонденты могли не дать контактов не только потому, что не хотели, но и потому, что не знали никого, кто бы в их окружении разделял их политический интерес. Второе объяснение – пропутинцы сильно не доверяют исследователям.

По каждому движению мы анализировали ядро (регулярных посетителей митинга) и периферию (случайных посетителей и тех, кто выходил на соответствующие митинги 1–2 раза). Соотношение ядра и периферии у пропутинцев составило 20/80, у оппозиции – 60/40: ядро у оппозиции гораздо больше, чем у пропутинского движения. В анкету было заложено пять блоков вопросов. Во-первых, интерес к политике и активность политической жизни. По этому блоку про- и антипутинцы оказались довольно похожи. Во-вторых, это отношение к протестам – и здесь выяснилось несколько ключевых различий. В-третьих, участие в протестах и осведомленность о целях своего и чужого движения. Как оказалось, и про-, и антипутинцы испытывают проблемы с пониманием приоритетов собственного движения. В-четвертых, это базовые политические предпочтения, в которых также нашлось место общим оценкам и мнениям. Наконец, в-пятых – сетевая и медиаактивность – где тоже заметны довольно интересные различия.

Типичный оппозиционер: от выборов до выборов?

Во-первых, мы предполагали, что оппозиция будет иметь четко сформулированное мнение только в отношении выборов и власти. Протест, возникший из-за нетерпения к фальсификациям, был явно политическим, а не экономическим или культурным. Ответы респондентов, действительно, были самыми единодушными в вопросах о фальсификациях, коррупции и Владимире Путине (с которым фальсификации и коррупция ассоциировались).

Нарушения при подсчете голосов – выборы в Госдуму

Нарушения при подсчете голосов – президентские выборы

Во-вторых, мы ожидали, что в оппозиционном движении значительную часть составляют наблюдатели на выборах. Казалось, что ядро оппозиции рекрутировалось из тех, кто не просто был оскорблен фальсификациями на выборах, но видел их лично. На самом деле в ядре оппозиционного движения наблюдал чуть больше, чем каждый четвертый (26%) (среди пропутинцев – только 10–12%). Это большая доля, но недостаточная, чтобы отождествлять ядро оппозиции с движением наблюдателей.

Имели опыт наблюдателя в данном выборном цикле

В-третьих, как были рекрутированы те, кто не наблюдал? Ответ довольно очевиден – через интернет-СМИ и социальные медиа. Интернет в широком смысле слова сыграл решающую роль в распространении информации о митинге. В России интернет-СМИ выполняли не столько координирующую функцию в протесте (как это было, например, в арабских странах), сколько функцию артикулирующую. Человеку бывает сложно самостоятельно сформулировать позицию, пересказать словами наполняющие его эмоции и чувства. Публичные медиа предоставляют «словесные полуфабрикаты», готовые ценностные позиции, помогая артикулировать позицию в условиях неразвитой публичной сферы.

Как вам больше нравится обсуждать политические вопросы: при личных встречах или онлайн?

Ядро оппозиции – единственная группа, где обсуждение политики онлайн является равноценным способом дискуссии наравне с личным обсуждением. А периферия оппозиции, заметьте, довольно похожа на периферию пропутинского движения.

Откуда вы узнали о митинге?

Последний штрих к портрету типичного оппозиционера – это степень личной вовлеченности в протест. Оппозиционное движение формировалось во многом горизонтально и самостоятельно (в интернете, в отличие от традиционных СМИ, вы более персонализированно работаете с информацией и делаете более осознанный выбор при работе с ней). Судя по всему, это сильно повлияло на плотность оппозиционных сетей. Социальные медиа оказались транслированы в офлайновые, реальные социальные сети – и в результате у более чем 60% оппозиционеров на митингах одновременно с ними присутствовали 10 и более знакомых и друзей. Вдумайтесь в эту цифру – это приводит нас к осмыслению протеста как решенного коллективного действия. Вместо стратегии неучастия и невовлечения («стратегия НАХ-НАХ») будущие участники Болотной и Сахарова предпочли политическое действие – причем не только пришли на митинги сами, но и сагитировали своих знакомых. При этом лидеры протеста допустили две коммуникационных ошибки. Во-первых, они не предложили позитивной повестки дня большинству рядовых оппозиционеров (именно им, а не власти или мировому сообществу): избирателям Прохорова, голосовавшим за «Яблоко» и выступающим за умеренный социал-либерализм. Во-вторых, они сделали чрезмерный акцент на завязанных с властью событиях, тем самым выбегая на чужое поле. В-третьих, организаторы, учтя интересы политических радикалов (левых и национал-демократов), не учли интересов большинства оппозиции – умеренных либералов (которым тема давления на бизнес, например, была бы интереснее проблем политзаключенных). Возможность воспользоваться ресурсом самоорганизовавшегося, политически умеренного сообщества для институционализации оппозиции была упущена. Политические предпочтения оппозиционеров, пришедших на митинги, не были очевидны нам до конца. Оказалось, что большая часть из них предпочитает Михаила Прохорова и партию «Яблоко». А политические предпочтения вышедших на провластные митинги довольно предсказуемы – они разделились между «Единой Россией» и второй привлекательной стратегией «не пошел голосовать».

Выборы в Госдуму; % проголосовавших за партию/унесших бюллетень

Стратегия «не голосовать» пользовалась примерно одинаковым успехом у власти и оппозиции на президентских выборах.

Президентские выборы – предпочтенные кандидаты

В заключение отмечу: то, что оппозиционные митинги были спровоцированы фальсификациями на выборах в Государственную думу, не сугубо российская история. Выплеск накопившегося протеста в связи с выборами наблюдался в большом количестве стран, похожих на Россию по политическому режиму. Выходить на митинги регулярно довольно сложно. Однако в выборный период сообщество вполне может целенаправленно собраться и высказать коллективную точку зрения. Выборы в авторитарных режимах могут, с одной стороны, укрепить режим, а с другой – быстро обрушить его легитимность (как это произошло в ходе «оранжевой революции» на Украине).

Поэтому организаторам митингов выгоднее не требовать сверхактивности в межвыборный период, а расходовать ресурсы на информационную кампанию в регионах. Для возобновления уличной политической активности – при прочих равных – нужен новый политический повод вроде федеральных выборов или чего-то, сопоставимого с ними по масштабу.

Типичный «пропутинец»: одиночество в толпе

Наши данные показывают, что всех участников митингов в поддержку власти по-настоящему сильно объединяли только две ценности: доверие к Владимиру Путину и убежденность в том, что страна движется в верном направлении. По остальным вопросам они далеко не всегда были солидарны. Одобряют Владимира Путина чуть более 70% по всей группе, а убежденность в том, что дела в стране идут в правильном направлении, – чуть более 75% по всей группе.

Доверяете ли вы Путину?

Дела в стране в целом сегодня идут в правильном направлении; % ответивших положительно

К самой фигуре президента 8% из них относятся с «крайним недоверием», то есть не все люди, поддерживающие власть, довольны Владимиром Путиным. Остерегусь объяснять это «насильственным привозом». Скорее всего, речь идет о тех людях, которые критически относятся к Владимиру Путину, но чувствуют себя комфортно в созданных им правилах игры. Им не нравится лидер, но они понимают, что правила игры сохранятся только при его присутствии. Далее: провластные митинги были организованы как классическая «консервативная реакция» (вспомним ставший мемом призыв «не раскачивать лодку»). Они позиционировались как а) симметричный ответ уличной оппозиционной активности и б) как реакция на «оранжевую» угрозу. «Риторика опасности» заместила собой практически все другие аргументы сторонников властей. Следовательно, повестка дня этих митингов определялась скорее не особенностями хода голосования – и даже не желанием отпраздновать победу партии, – а негативной мобилизацией против оппозиционных митингов. Поэтому ядро провластного движения оказалось более «размыто», а само движение – более атомизировано, чем оппозиционное. Среди пропутинцев нашлось крайне мало людей, чьи знакомые тоже приняли участие в митингах в поддержку Владимира Путина. В сравнении с ядром оппозиции разница особенно драматична.

Сколько человек из вашего окружения вместе с вами участвовали в митингах?

То есть для пропутинцев характерен меньший уровень доверия не только к интервьюерам, но и друг к другу. Говоря словами классика политологии Роберта Патнема, «скрепляющий» группу социальный капитал у пропутинцев основан только на двух ценностях, одна из которых – даже не ценность, а личность политического лидера. Солидарность с лидером замещает внутригрупповую солидарность, при этом будучи негативной, а не позитивной ценностью (выражаемой в меме «Если не Путин, то кто?»). Очевидно, пропутинское движение будет оставаться на политической арене только при массивной и упорной поддержке сверху – у него нет подпитки за счет социального капитала изнутри. Лидеры среднего звена в пропутинском движении также вызывают большие вопросы. На наших интервьюеров несколько раз нападали с угрозами на провластном митинге, и каждый раз это были «надсмотрщики» или главы ячеек МГЕР. Рядовые члены, даже состоящие в партии, были гораздо менее агрессивны. Некомпетентность управляющего звена искажает восприятие всего движения. Консервативный стиль мышления, характерный для стоявших на Манежной площади людей, не предполагает активных самоорганизующихся действий. Они выйдут на улицу только при специфической пропаганде сверху и минимуме знаний о масштабе протестного движения. Однако говорить при этом, что у них нет политической позиции, несколько наивно. Пропутинские респонденты, определенно, рассуждают о политике и имеют политические взгляды. В частности, наши респонденты в обоих лагерях примерно с одинаковой интенсивностью обсуждают политику – особенно представители средней и старшей возрастной групп.

Что общего между сторонниками Путина и оппозиционерами?

Стороннему наблюдателю могло показаться, что митинги оппозиции и сторонников власти имеют очень мало общего. Суммируем основные различия:

Различия между «пропутинскими» и «антипутинскими» митингующими

Митинги	Оппозиционные	Провластные
Инициатива	Собственная инициатива	«Ответная стратегия»
Месседжи	Легализм (законность, прозрачность, борьба с фальсификациями)	Консервативная реакция
Средства мобилизации	Интернет и социальные сети	Традиционные медиа (государственные телеканалы)
Сети доверия	Горизонтальные – рекрутинг через личные контакты	Вертикальные – рекрутинг через профессиональные сети

Результаты нашего анализа показывают, что сторонники власти и оппозиции радикально отличаются только по трем вопросам – поддержке Владимира Путина, признанию/отрицанию фальсификаций на выборах и оценке «правильности» развития страны. Демографически (по возрасту и полу) эти группы существенно не отличаются (везде было больше молодых мужчин). По большинству социальных вопросов, которые мы им задавали, они тоже не демонстрируют радикальной разницы (однако субъективно антипутинцы оценивают свое экономическое положение как «среднее», а не «хорошее»). Респонденты в периферии довольно похоже отвечали, например, на вопрос о поддержке убыточных предприятий за счет государственного бюджета:

Должно ли государство поддерживать убыточные предприятия с помощью прямых бюджетных трансфертов?

Мигранты, приезжающие в Москву, приносят больше пользы или вреда? % ответивших «больше пользы»

Важные различия между пропутинскими и оппозиционно настроенными митингующими заключаются в каналах коммуникации, которые они предпочитают. Наиболее «просвещенными» оказались оппозиционеры из «ядра»: для них интернет – аналог личного общения, тогда как другие респонденты (и даже периферия протеста) предпочитают обсуждать политику лично, а не онлайн. Что можно сказать о перспективах обоих движений, исходя из анализа их политических предпочтений и социальной структуры? Во-первых, и это мы теперь можем не предполагать, а утверждать – перспективы провластного движения определяются не только личностью Владимира Путина, но и поддержанием установленного им курса. Иными словами, важность личности Путина как объединяющего фактора отрицать нельзя, однако если предполагаемый преемник Путина будет копировать его политику и риторику, у него будут высокие шансы на успех. Во-вторых, перспективы оппозиционного движения ограничены, грубо говоря, объемом аудитории интернет-СМИ, пользователей Facebook и «ВКонтакте». Ядро оппозиции довольно сильно отличается от периферии по уровню развития политических взглядов. Это люди с гораздо более целостной позицией, чем ядро провластного движения. Однако концентрации повестки дня на борьбе с фальсификациями и коррупцией будет недостаточно для планомерной работы с электоратом между выборами. Наиболее близки большинству оппозиционного лагеря либеральные и даже либертарианские ценности. И если расширять повестку дня, то делать это стоит в направлении ухода государства из бизнеса. Эти идеи (подчеркну, скорее экономического, чем политического либерализма) будут соответствовать предпочтениям частного сектора экономики, доминирующего в ядре оппозиции. Маршалл Макклюен писал о важности медиаканалов, в которые погружен человек, почти полстолетия назад. Его книга в случае России актуальнее многих других, более поздних теорий. В России сложилась коммуникационная изоляция между группам людей, не так уж отличающихся друг от друга. Последствия такого раскола для психологического состояния нации и уровня межличностного доверия попросту губительны.

Другие сходства и различия между противниками и сторонниками Путина