"Купила билет в клуб, а на обратной стороне написано — "Антикавказ"
О ксенофобии, отношении к кавказцам и дружбе между народами PublicPost поговорил с подростками-актерами. Женя Михеева, Соня Наседкина и Ахмад Зубайраев играют в спектакле "Манюня" по роману Наринэ Абгарян — о дружбе армянской и русской семей. Спектакль был показан на детском театральном фестивале "Пролог-весна".
Женя Михеева (16 лет), Соня Наседкина (13 лет)
— Расскажите о ваших героинях.
Женя, 16 лет: Это девчонки из армянской семьи, которые рады тому, что у них такое детство — насыщенное и доброе.
Соня, 13 лет: Они также общаются с еврейской семьей, с детьми, и общаются отлично, а взрослые — они уже понимают различие между нациями.
— А вы понимаете это различие?
Женя: Конечно, сейчас это чувствуется везде. Когда я была совсем маленькая, этого не чувствовала, начала замечать в классе, наверное, седьмом. В школе не так сильно, как на улице, чувствуется какое-то противостояние между русскими и людьми других наций, которые приезжают в Москву. Но мне кажется, что неуважение идет с обеих сторон.
В интернете и даже по телевизору обостряют это противостояние — в новостях или, например, в комедиях про "кавказцев" высмеивают их постоянно. Не думаю, что им это приятно.
У нас в классе есть мальчик Ахмед, чеченец, он играет в нашем спектакле. И у нас очень редко возникают конфликты на эту тему. Но помню, как вдруг, ни с того ни с сего, девчонки начали обвинять Ахмеда во всех грехах, которые связаны с его народом. Мне захотелось вмешаться. Хоть я и не была ни на чьей стороне, я сказала девочкам, что Ахмед не отвечает за всю Чечню. На следующий день они подошли к нему и извинились.
В социальных сетях постоянно делают перепосты на тему нападений кавказцев на русских. Во "ВКонтакте" идет просто антикавказская пропаганда. Например, вывешивают фото русской девушки и кавказца и подпись: "Если вы вместе, значит ты..." И дальше слово нехорошее. И столько людей отметили, что им это нравится! Тысячи!
Кстати, я помню, как-то купила билет в клуб, а на обратной стороне было написано "Антикавказ". Это значит, что на вечеринку не пускали кавказцев. Понятно, для чего так делают организаторы таких мероприятий: они боятся, что кто-то выпьет и вспыхнет конфликт, будет драка, а у них потом будут проблемы. Но ведь они же ограничивают людей в правах!
Соня: В нашем классе учатся разные дети, разных национальностей, и вдруг, тоже ни с того ни с сего, на нерусских начинают обзываться. Но чтобы вот серьезные проблемы — такого еще не было. Может, возраст еще маленький. У нас дворники — таджики. Некоторые ребята над ними издеваются, обзывают их. Я боюсь делать замечания, потому что они старше.
— Как вы определяете понятие "русский"? Это для вас что-нибудь значит?
Женя: Я живу в России, я носитель определенной культуры и языка... Вот если мы приезжаем в Европу, некоторые к нам относятся так же, как многие россияне относятся к кавказцам. Мы же не отступаем от своих привычек и убеждений и ведем себя, как привыкли. И нас там не очень любят. А правильно не выделяться и подстроиться под правила жизни тех людей, которые живут в стране, куда мы приехали. Русским это ведь тоже очень трудно сделать.
Соня: Я живу в Олимпийской деревне, а рядом есть такой район суровый, который разделен на русских и нерусских... Называется "Очаково". Вот там очень страшно, там постоянно возникают драки... И ребята такое рассказывают про их школы! Там конфликты очень часто происходят на почве национальности.
Женя: У нас в школе учится кореец, так у него вообще никаких проблем нет. Мне рассказывали, что как-то пришли с ним в гости, где была собака, и ему сказали: "Мм, смотри, еда"... Он расстроился, перед ним извинились и больше эту тему не затрагивали. Вот это максимум проблем, с которыми он столкнулся. Корейцы — они такие маленькие, щупленькие, их не боятся, а к кавказцам негативное отношение, потому что их боятся.
— А ты боишься?
Женя: Когда сзади идет кавказец и начинает цокать и предлагать познакомиться — мне страшно. А вот общаться с Ахмедом, мне, конечно же, не страшно. А когда я с ним иду по улице — тем более не страшно.
Соня: Когда я с тренировки возвращаюсь и за мной кто-то идет, у меня все трясется, но когда идет кавказец и особенно если цокает — совсем страшно.
Женя: Вообще страшно, когда подходят и знакомятся совсем взрослые мужчины. Часто пытаются познакомиться те, кому тридцать. А если это еще и кавказец, то становится совсем страшно, и любой девочке было бы страшно. Мной, наверное, тоже владеют стереотипы. Но я на улицах вообще не знакомлюсь, мне кажется, что это опасно. Правда, бывают исключения. Но если серьезно, я не знаю, что нам всем мешает жить спокойно, в мире.
Соня: А вы не знаете, откуда это все взялось? Вот эта вражда?
— Лучше вы скажите.
Соня: Мне кажется, если бы не было интернета, было бы меньше агрессии. Там пишут такие устрашающие вещи... И столько групп всяких создается "против кавказцев" или что-то в таком роде. Я в десять лет зарегистрировалась в социальных сетях. Тогда не было плохих групп, были какие-то смешные, а сейчас куда ни загляни, везде мат, всюду какое-то нехорошее слово...
Женя: Я с пятого класса в соцсетях. Действительно, Соня права, там стало намного больше агрессии.
Соня: Ну, раньше как бывало: заходишь туда, "приффки, как делиффки" и уходишь минут через двадцать. А сейчас я там часами сижу, у меня и в телефоне интернет, и на айпаде интернет... Плохо, что столько техники стало!
Но я вот думаю — как можно эту вражду между нациями преодолеть? Бывают, например, такие события, когда люди собираются вместе и пускают мыльные пузыри. Так же надо собраться всем-всем и устроить какое-то примирение, какой-то огромный, на весь город, ужин.
Женя: Соня, ужин не получится, потому что у всех разное представление об ужине: что можно есть¸ что нельзя, и как надо есть, и за каким столом... Вот, например, из нашего спектакля можно понять, что жить в мире — это прекрасно, что все нации равны. И что — человек посмотрит наш спектакль и скажет: "Да, плохо поступать нельзя!"? А раньше ты об этом не знал, что ли? Искусство воздействует несколько часов. Потом человек продолжает себя вести так, как всегда вел. Значит, мероприятия тоже здесь не помогут, скорее всего.
Но я прямо в правилах школы прописала бы — запрещено обзываться по национальному признаку... Такое четкое правило бы ввела. Может, посерьезнее наказание ввела бы для тех, кто разжигает межнациональную рознь.
Соня: Не поможет! Вот знают же все, что за грабеж наказывают, а все равно ведь повсюду грабят!
Женя: Нужно проводить международные фестивали, нужно что-то постоянно устраивать на улицах — что примирит всех, кто сейчас враждует. Привлекать людей чем-то ярким, красивым, но обязательно нужно несколько машин полиции, ведь никто не знает, что произойдет.
Соня: В других странах вообще такой вражды нет... Я приезжаю туда и не чувствую такой агрессии, которая здесь. Там более открыты к общению. У меня приятель живет в Испании и говорит, что они все дружат. Так грустно, что неприязнь к другим национальностям так сильно развита в России.
Женя: Вот я отдыхала в Турции. Там были ребята, англичане, которые хорошо относятся к русским, а были несколько англичан, которые не хотели с русскими дружить. Они были уверены, что русские грубые и так далее. Откуда-то у них тоже взялся этот стереотип. И с нами они просто не общались. Это ведь тоже выход. Просто не соприкасаться, не трогать друг друга.
Ахмед Зубайраев, 17 лет
— Ты ощущаешь себя в большей степени чеченцем или русским?
Чеченцем, и причем на все сто процентов, так как сохраняю свои традиции и культуру.
— Как ты это делаешь?
Мы с семьей отмечаем наши праздники, ходим в мечеть. А различия с одноклассниками проявляются в манере поведения, даже в лексике... Например, одним способом я общаюсь с девушками, другим — со взрослыми. Взрослым я должен оказывать почтение и уважение, конечно, независимо от того, какой они нации. С девушками я не могу так же свободно разговаривать, как мои русские сверстники. В общем, я нормально общаюсь и с одноклассницами, просто в душе некую скованность ощущаю. В подсознании что-то такое заложено, что сковывает изнутри.
В наших традициях девушка возведена в какую-то возвышенную степень. Даже старик должен в общественном транспорте уступить девушке, чтобы до нее никто не дотронулся, никто к ней не прикоснулся. И есть древняя традиция, которая существует и по сей день: если идет бой, даже если дерутся кровники (а это самая страшная вражда), и у кого-то выбивают оружие, девушка, которая наблюдает за поединком, может снять платок и бросить его на землю. Тогда бой прекращается. Или же если двое бьются и один из них падает, а перед ним встает девушка и он хватается за ее ногу, то он сразу оказывается под ее защитой. И бой закачивается. То есть мы настолько уважаем девушек, что они могут даже спасти жизнь — в любом бою. И даже в такой схватке, как кровная, а это уже совсем серьезно.
— Сталкиваешься ли ты с проявлениями ксенофобии — в классе, на улице, замечаешь ли ее проявления по телевизору?
Когда я учился в перовом классе, у меня было много проблем. Каждый день меня пытались избить, но им не удавалось этого сделать: разная физическая подготовка. Три раза меня пытались отравить мои одноклассники. То ли потому, что я не похож был на них, то ли потому, что другие мальчики были на понтах, с дорогими телефонами, а я не хотел ничего такого демонстрировать. Первый раз мне подсыпали в воду ядовитый порошок — у одноклассника родители работали медиками, и он украл этот порошок у них. Второй раз — на дзюдо. У меня такая привычка была — грызть свой ремень (смеется). И мне его чем-то пропитали. И третий раз — я принес с собой воду в бутылке, и мне сказали одноклассники, что пока я отлучался, мне туда что-то налили. Я посмотрел — а бутылка пенится уже. Ну дети — они же не понимают, что творят, не понимают, что такое отнять жизнь. И я тогда не понимал. Потом таких случаев больше не было. Другое время, другая школа.
Если честно, я до сих пор не люблю больших компаний. С парнями я почти не общаюсь, а с девушками это такое... полуобщение.
— Почему ты в классе мало общаешься?
Ну, много пока не получается. Может, мне кажется странным общаться каждый день с одними и теми же людьми. Нет, конечно, мы гуляем иногда после школы, разговариваем, но дружеских отношений у меня ни с кем нет.
И, знаете, каждый раз, когда я оказываюсь в какой-то незнакомой компании, все очень удивляются, что я чеченец. Такой образ чеченца создан в СМИ, что люди, глядя на меня, изумляются, что я нормальный, обычный человек.
Вот говорят — чеченцы плохие, дагестанцы плохие. Я часто слышу такое, а это же бред! Рассказывают истории, когда кавказцы очень активно пристают к девушкам, лапают их, извините за выражение. Иногда даже избивают. Но всем надо понимать, что эти люди никакого отношения не имеют к народам Кавказа, к их культуре.
С одной стороны, конечно, и мы даем повод, чтобы конфликт между нами и коренным населением развивался. Но с другой стороны, к этой проблеме очень уж повышенное внимание идет.
Вот зайдите на YouTube. "Внук избил дедушку ветерана, чтобы продать его ордена" — 10 тысяч просмотров, "Мать убила своих детей, боясь конца света" — 50 тысяч просмотров. А например, "Расул Мирзаев ударил", как там написано, "невинного человека" — там больше миллиона просмотров и множество гадких комментариев. Значит, кому-то это выгодно, кто-то расширяет эффект именно от таких новостей?
Вот, например, в 19 веке были кавказские войны. Кавказ пострадал от России, но скажите, разве кавказцы ненавидят русских? Я был не так давно в своем родном селе, там нет этой ненависти. Я, правда, больше общался с детьми, но мне потому и нравится с ними общаться, что для них прошлое не имеет значения.
И у взрослых чеченцев тоже нет ненависти к русским. События конца девяностых в Чечне, как я понял, воспринимают так: прогнали террористов, и началась мирная жизнь, и Кадыров дружит с Путиным, и у нас все хорошо.
— Родители тебе не рассказывали про военный конфликт девяностых?
Не рассказывают, и я не спрашиваю. Я ведь родился в 1996 году, и в 1998 уже началась одна из кампаний. И когда рядом с нашим домом грохнула бомба, мы уехали в Ингушетию. А в 2003 году уехали в Москву, потому что родители решили начать здесь бизнес. У нас был дом в Ингушетии и Чечне, теперь остался только в Чечне.
Основная задача моих родителей была — защитить свою семью. Нас четверо детей, бабушка и дедушка, огромная семья. В Москве сейчас только я и братья. Бабушка и сестра в Чечне, а дедушка мертв уже.
— Ты себя в целом комфортно в Москве чувствуешь?
Я общаюсь в кругах, где нет межнациональной розни. Я занимаюсь футболом, и когда прихожу на поле — там чеченцы, дагестанцы, русские, турки, армяне, евреи, узбеки. У нас нет никаких проблем. Кстати, лучшие мои друзья — армяне.
— Но были ситуации, из которых тебе и другим становилось очевидно, что у тебя иные культурные традиции, чем у большинства детей в классе?
Такие ситуации возникают каждый день. Это касается поведения, моральных принципов, речи, и, главное, — чести. Для чеченца честь важнее жизни. Это основа. Я никого не хочу обидеть, но мне кажется, что для русских это не так — просто другая культура.
— Как собираешься жить дальше? Связываешь свою судьбу с Москвой или уедешь в Чечню?
Я понятия не имею, какая у меня будет судьба. Мне, конечно, немного надоело: школа — дом, школа — дом... Думаю в армию уйти. Но это уже слишком другая жизнь... Не знаю.
— Какая твоя любимая цитата из Корана?
Важных мест для меня много, но там есть слова, которые подходят к нашему разговору: "Относитесь к людям других религий лучше, чем к своим. Потому что после смерти у вас будет возможность извиниться перед своими, а перед чужими — нет". Это не точная цитата, но смысл такой. Я понимаю, что на фоне того, что все в интернете цитируют — "убей неверного" и так далее, это звучит неожиданно. Но есть много переводов Корана, существуют и совсем дикие. И меня бесит, что люди верят, что в Коране предписано убивать.
И когда, например, террорист какой-нибудь говорит, что объявляет джихад. Просто хочет сорвать свое зло — и объявляет джихад. А ведь есть много видов джихада, например, борьба с собой — тоже джихад.