В первой своей версии президент России Владимир Путин отличался умением наизусть сообщать публике массу разнообразных цифр, и, что особенно приятно, было несложно установить, откуда эти цифры взяты.

В нынешней своей версии президент Путин уже второй раз создает у общества когнитивный диссонанс: цифры сообщает, а как они получились, непонятно. Когда речь шла о миллиарде долларов финансирования некоммерческих организаций, еще можно было предположить, что обществу просто не все известно, но в случае с национальным составом первого советского правительства вышла какая-то правка истории. Среди 50 первых наркомов евреев было 6.

Зачем она – не стоит даже предполагать. Скорее всего ни за чем, просто ошибка какая-то. Но плохо, когда политик, да еще такой политик, допускает предельно спорные высказывания и потом не дает себе труда ни извиниться, ни объясниться.

Свобода слова сейчас в нашем отечестве удивительная, говорю это без всякого ерничества. Мои западные друзья, сколько-нибудь знающие русский язык, поражаются тому, какие темы, не говоря уже об отдельных фразах, могут появляться в русскоязычном публичном пространстве – в рунете, конечно, не на стерильном телевидении. В Европе, уверяют они, за многое из того, что по-русски выглядит вполне вегетариански, затаскали бы по судам.

Объяснение этому феномену подобрать несложно, поскольку ситуация в публичном русскоязычном пространстве ничем не отличается от ситуации на публичных российских дорогах, в публичных российских местах и проч. Россиянам, в принципе, известны правила дорожного движения, и в детстве большинству из них родители объясняли, что за собой надо убирать, но практика такова, что все вокруг нарушают правила движения и приличия, – и зачем шагать не в ногу? Подавляющему большинству пользователей рунета известно, что расовые и шовинистские речи как минимум предосудительны, а скорее недопустимы, – но стоит ли сдерживаться, если никто не сдерживается?

В точности по теории битых стекол Джеймса Уилсона и Джорджа Келлинга: если в доме разбито окно и сразу же не поменяно, вскоре ни одного целого не останется.

Путин тоже россиянин, хотя и самый главный. Как сейчас кажется, при первом своем вхождении во власть он старался следовать каким-то чуждым веяниям. Но «Путин 2.0» – настоящий, а не тот, кого презентировали его сторонники при начале президентской кампании два года назад, сам решающий, что можно, а чего нельзя, – просто не мог не появиться хотя бы потому, что его преемник и одновременно предшественник следовал прежним веяниям и вышло одно сплошное болото.

Остается только надеяться, что самостоятельное, исконно российское понимание допустимости высказываний не повлечет за собой самостоятельного определения допустимости поступков, чем, к сожалению, весьма знаменит и тот самый первый состав советского правительства, и некоторые последующие его составы.

Кирилл Харатьян: В России - полная свобода слова