Почему Twitter называется Twitter? Как познакомились и поссорились его основатели? Откуда взялось ограничение твита 140 знаками и кому потребовалось отключить в офисе компании лифт? Ответы на эти вопросы вы найдете в галерее «Ведомостей». А о том, как зарабатывает Twitter, можно прочитать здесь.

Фотограф Денис Синяков и врач Екатерина Заспа, задержанные с активистами Greenpeace на судне Arctic Sunrise, были освобождены из-зпод ареста. Калининский районный суд Петербурга постановил освободить их под залог в 2 млн рублей с каждого. Синяков и Заспа стали первыми отпущенными по этому делу.

Не только обычные люди, но и крупные компании, даже целые государства только и делают, что обижаются и оскорбляются

Извинений не требуется

Валерий Панюшкин

15.11.2013, 41 (373)

Представьте себе, что было бы, если бы Корней Чуковский написал «Мойдодыра» не сотню почти лет назад, а сейчас.

«Надо, надо умываться

По утрам и вечерам, А нечистым трубочистам —

Стыд и срам!«

Наверняка оскорбились бы трубочисты, профсоюз трубочистов подал бы на автора в суд за оскорбление чести и достоинства, а в фейсбуке собирали бы подписи под требованием классифицировать «Мойдодыра» не просто как оскорбление чести и достоинства, а как дискриминацию целой группы населения, то есть экстремизм.

А каково пришлось бы Данте Алигьери за строчки:

«Каким дикаркам или сарацинкам

Духовный или светский нужен бич, Чтоб с голой грудью не ходить по рынкам?«

Оскорбился бы Фонд дикой природы за «дикарок». Страны Магриба заявили бы ноту протеста по поводу «сарацинок». Духовные и светские власти равно обиделись бы, отрицая какую бы то ни было свою причастность к бичам. Я уж не говорю о феминистках, которые принялись бы с пеной у рта отстаивать право женщины ходить с голой грудью. А по поводу рынков обиделись бы одновременно владельцы рынков — за клевету, и националисты — за пренебрежение к национальным традициям.

И все бы ругались в социальных сетях, подавали бы в суд, скандалили бы в телевизионных ток-шоу.

А представьте себе, как досталось бы Пушкину от главы хазарской диаспоры за строчку «Отмстить неразумным хазарам». Тут ведь и Конгресс еврейских общин присоединился бы к протестам. Ибо на какое «неразумие» хазар намекает автор? Не на то ли, что хазары приняли иудаизм?

Приведенные мною примеры кажутся абсурдными? Но оглянитесь вокруг. Не только обычные люди, но даже и крупные компании, даже и целые государства только и делают, что обижаются и оскорбляются по любому поводу, так, словно они не государства, а прыщавые подростки со скачущей самооценкой. Оскорбляются и требуют извинений: православная церковь — у «Пусси Райот», Жириновский — у Ганапольского, Россия — у Польши. Россия, мне кажется, оскорбляется больше других. Но справедливости ради надо сказать, что оскорбляться направо и налево придумали не в России.

Мне кажется — в Америке. По-моему — левацкие общественные организации, отстаивающие права самых разных людей, годах в 90-х прошлого века дошли в своей правозащитной деятельности до совершеннейшего какого-то абсурда. Придумали особый вид вежливости, стремящийся к тому, что ни про национальность человека нельзя говорить, ни про гендер, ни даже про объем талии. Правда, пошумели да и притихли: сообразили, например, что, дабы извести в языке слово «негр», пришлось бы запретить всю великую американскую литературу, включая авторов, боровшихся за права афроамериканцев.

Мы же, не переняв идей равенства, переняли зато манеру оскорбляться по любому поводу и оскорбляемся сторицей, словно бы пытаясь оскорбленными криками заполнить ту пустоту, где должны быть идеи равенства, уважение к другим людям, снисходительность, вежливость и просто ирония.

Всех все оскорбляет в России, вы не находите? Патриотов оскорбляет милитаристская политика Соединенных Штатов настолько, что идут забрасывать чернилами американское посольство. А когда польские националисты забрасывают чем-то там российское посольство в Варшаве, то оскорбляются от имени России на польских националистов.

Ребята, вам что, делать нечего? Улицы не метены, дети не лечены, старики не обихожены. Так нет же, давай вопить, что где-то за тридевять земель оскорблена какая-то наша святыня, о которой при ближайшем рассмотрении выясняется, что она — посольство. Ну, правда! Разве здесь рядом, на своей земле вам не известно никакой святыни, которую мы денно и нощно оскорбляем небрежением?