Анна Наринская о сборнике «Подожди, я умру и приду» Анны Матвеевой

Литература, конечно, не должна подчиняться никаким внешним правилам. То есть писатель каждый раз должен создавать свои. Но иногда лучше все-таки, что б он им, нет, не то чтобы совсем подчинялся, но хотя бы имел в виду. Вот, неплохо, например, напоминать себе время от времени, что те самые расхожие штампы, которые в разговоре оказываются уместными и иногда даже забавными, на письме выпирают совсем уж банальность-банальностью. Что презумпция «все эти „крашеные блондинки на джипах, толстогубые как африканские божки” — дуры, а я такая нетолстогубая и такая сложная», при всей ее привлекательности в беседе с подругой, в прозаическом тексте все же не катит. И что про мужчин-обманщиков, про тоталитарных мамаш и про то, как вот уже и волосы седеют и бока обвисают и невыносимо, было написано несчетное количество раз — что, безусловно, не значит, что про это не нужно писать еще, но предполагает, что писать про это надо с высочайшей степенью осознанности.

У Анны Матвеевой этой осознанности нет. Когда у нее получается, например, «типа как у Улицкой», это просто потому, что так вышло, а не почему-нибудь еще. Поэтому сборник «Подожди, я умру и приду» легче всего охарактеризовать как «еще одни рассказы о женщинах, написанные женщиной».

Но если смириться с такой «типичностью» этих текстов, в них можно увидеть много хорошего. Во всяком случае, много трогающего, много такого, о чем читатель (нет, все-таки скорее читательница) и сам думал (то есть думала).

Анна Матвеева пишет о несчастных. Но это не обязательно и не всегда специфически обделенные жизнью особи. Это женщины в том отдельном состоянии женской несчастности, которое хоть раз (а вообще-то гораздо чаще) приходит к каждой, как бы жизнь ни сложилась. И которое во многом и определяет отличие женской души от мужской.

В каком-то иностранном романе (про который я забыла все, включая имя автора и название,— все, кроме одного) был такой эпизод. Влюбленная пара ссорится вплоть до разрыва, ну и оба начинают страдать. «Уровень страдания» у обоих одинаковый, но она лежит дома, повернувшись к стене, а он ходит на работу, едет с друзьями на рыбалку, идет в кино — ну и страдает по ходу всего этого. То есть она от этих страданий не может жить, а ему — от них же — просто очень плохо.

Это один из самых наглядных примеров женско-мужской разницы (кстати, тоже выуженный из произведения отнюдь не великого). И вот Анна Матвеева занимается как раз той частью женского существа, где гнездится эта особость. И это ровно то место, куда смотреть интересно и даже важно. Но только нельзя забывать, к примеру, что у этих «крашеных блондинок на джипах, толстогубых как африканские божки» это место, эта особость тоже имеется.

Москва, АСТ, 2013

Все финалисты премии "Большая книга" в проекте Анны Наринской

Дамское несчастье