Этот неловкий момент, когда что ни скажешь — все мимо.

Два террористических акта подряд, в городе русской воинской славы, за два дня до Нового года, за месяц до Олимпиады — каждая деталь специально подобрана, чтобы ударить больнее, вызвать страх и оторопь. Снять этот страх можно единственным способом — разобраться, что пошло не так, сделать все, чтобы это больше не повторилось, ответить на вопросы — кто виноват и что делать дальше; это естественная человеческая потребность.

Отвечать и разбираться нужно как можно скорее, иначе нельзя, люди не поймут — и в то же время все знают, что по этой комнате ужасов мы ходим уже 18 лет, со дня захвата больницы в Буденновске, и все необходимые меры тыщу раз были приняты, а виновные наказаны — отставками, пленением или смертью, но страх и оторопь никуда не делись. А говорить что-то надо.

В результате за сегодняшнее утро мы узнали следующее. Причиной терактов стали антипутинские протесты, современное искусство, «активные меньшинства» (что бы это ни значило), успехи России на внешнеполитической арене, а также желание испортить людям новогоднее настроение. Что это попытка сорвать Олимпиаду — и не дать России триумфально провести самый успешный и зрелищный спортивный праздник. Что это попытка сорвать Олимпиаду — потому что все деньги на ее проведение разворованы, и проводить ее негде. Ну и так далее.

Список предлагаемых мер тоже очевиден: ввести смертную казнь (для террористов-смертников, ага), запретить СМИ упоминать о терактах (а значит, их как бы уже и не будет), отправить в отставку силовых министров, перестать кормить Кавказ.

Власть реагирует на теракты почти рефлекторно: так же, как человек отдергивает руку, прикоснувшись к горячему утюгу, депутаты на следующий день после взрыва начинают вносить поправки в Уголовный кодекс — разумеется, ужесточающие и усиливающие, требуют новых мер по борьбе с экстремизмом (самым страшным проявлением которого, судя по действиям борцов, являются картинки «Вконтакте»), принимают комплексную программу по противодействию чему-нибудь там стоимостью в десятки миллионов рублей — и переключаются на более острые и животрепещущие вопросы вроде борьбы с гомосексуалами.

Точно так же рефлекторно оппозиция требует принести ей голову директора ФСБ Бортникова — как будто его предшественники Патрушев, Барсуков, Ковалев и, не побоимся этого слова, Путин справлялись с задачей лучше; а националисты на автопилоте собирают народный сход и грозятся выселить всех кавказцев — чтобы узнать на следующий день, что шахидами были люди с фамилиями типа Павлов или Печенкин.

В сущности, ничего, кроме рефлексов, гоняющих нервные импульсы по одному и тому же нейронному кольцу, нам не остается — для того чтобы опереться хоть на какое-то знание и принять хоть сколько-то рациональное решение, слишком мало входящей информации. Мы смутно догадываемся, что имеем дело с большой, разветвленной и хорошо организованной структурой, возможно, с обширными зарубежными связями, главный смысл которой — в том, чтобы убивать всех, кто не согласен с ее идеалами, или как минимум сеять среди них страх и оторопь. Но всю информацию об этой структуре мы получаем от людей, чье должностное благополучие напрямую зависит от способности убедить начальство, что никакой структуры нет и борьба с организованным терроризмом давно и успешно завершена.

Руководство Следственного комитета отчитывается о раскрытии терактов не перед парламентом, от которого зависели бы его, руководства, отставки и назначения, а перед телеканалом «Лайфньюз», которому все божья роса. Книги о том, почему и как самовоспроизводится это террористическое подполье, так и не были написаны, их возможные авторы застрелены в собственном подъезде или от греха подальше сбежали из профессии. Два с половиной эксперта, хоть что-то понимающих в вопросе и разрывающихся в такие дни между «Дождем», «Коммерсантом» и «Эхом Москвы», ничего хорошего не обещают, в том числе в ближайшей перспективе Олимпиады. Но совершенно непонятно, доходит ли их информация до самого верха, или на самом верху еще лучше все знают, просто не рассказывают населению, чтоб не отвлекать от программы Малахова, и предпочитают все свалить на современное искусство, из чистой любви к эстетическому эпатажу. Благо, через месяц население, в одной своей части, увлечется новым сериалом на Первом, а в другой — очередным срачем вокруг Капкова или Pussy Riot, и можно будет обойтись без подробностей.

Видимо, это и называется «институциональный коллапс» — когда экспертное сообщество разрушено, парламент занимается клоунадой, спецслужбы подотчетны единственному человеку — для которого они одновременно являются главной опорой; и спросить, что делать и кто виноват, в общем, не у кого. А в отсутствие точного знания, и без всякого шанса его получить — его место занимает слепая инстинктивная вера. Обряды. Ритуалы. Хоть что-нибудь, что способно отогнать страх и оторопь. Вера в то, что троллейбусы взрываются из-за протестов против Путина, не лучше, чем вера в то, будто метеориты падают в наказание за гей-пропаганду. Вера в то, что изменение срока лишения свободы в статье УК способно превратить не жалеющих своей жизни людей в травоядных овечек. Вера в отставки, реструктуризации, переименования. Можно еще написать записку Матронушке или приложить ко лбу лист подорожника — говорят, помогает.

И это то, что сближает нас с людьми, которые оказались по ту сторону невидимых баррикад — там ведь тоже не ищут разумных и обоснованных ответов, они все меньше кому-либо нужны, их место занимает слепая уверенность, что кучу проблем можно решить простым и эффектным способом. Например, обвязаться тротилом и взорваться в троллейбусе, полном неверных.

А значит, все повторится опять.

Праздник общей беды О событиях в Волгограде