Монолог красавицы

Инструкция по применению. Когда некогда ждать, пока Дума примет закон о распределении природной ренты

«Вот я и решила привить свой черенок к чужому цветущему дереву»

Я — простая русская девчонка из военного городка за Уралом. Он давно превратился в декорацию для фильма «Сталкер»: мусор, запустение, старики-отставники, брошенные на алтарь реформы, — от них избавились, непрофильные активы, шлак.

Папа мой до папахи не дослужился, я его жалею; маму свою, курицу беспонтовую, я просто не уважаю. Всю жизнь по гарнизонам, ничего не добилась, вот и лежат они, мои родители, как улитки на склоне.

Я еще в школе поняла, что рассчитывать мне на них не стоит, выгрызла медаль золотую, две олимпиады, кандидат в мастера спорта по прыжкам в высоту, — и я в Москве, в престижном университете делаю свою кредитную историю, работаю на двух работах, учусь до слепых глаз, а что поделаешь.

Вокруг меня разные ребята в универе, в основном домашние; нас, провинциалов, мало, нас в расчет не берут, не белая кость, ну ладно, кастовость и классовую борьбу еще никто не отменял.

Я годик в кафешке покрутилась — и в модели подалась, там я неплохо показалась и стала частью рынка молодости и красоты. Вскоре у меня позиция сама собой сформулировалась, как у Ивана Мичурина: «Мы не можем ждать милостей от природы. Взять их у нее — наша задача».

Вот я и решила привить свой черенок к чужому цветущему дереву и зазеленеть хрусткими купюрами.

Теперь я модель, и за каждый сантиметр своей бархатной кожи хочу я получить адекватную цену.

У меня нет мамы с папой с золотой мошной, и я не унаследовала блокирующий пакет акций угольного разреза, у меня есть только руки, ноги, голова, перси и ланиты, данные мне как доля природной ренты.

Все высоконравственные умницы с кривыми ногами и сколиозом пусть не зажимают брезгливо свои носы. Я выгрызла свое у их папиков, братиков и дядьев, они должны заплатить мне за мою молодость, ум и красоту, я твердо стою на своей позиции и, пока я не получу свое по праву, — не отступлюсь.

Мне говорят, что я стерва и корыстная сука, что я лезу со своим свиным рылом в их калашный ряд, меня эти претензии только веселят: я работаю, показываю себя, сама себе режиссер и пиар-агентство. Когда толстый хорек мурыжит меня своими жирными лапами и купается во мне, он должен заплатить: ведь дома он платит гораздо больше своей старой кошелке, которая наследует все, что схрумкал этот козел, оторвал от общего пирога на 300 лет своей жизни. Мне чужого не надо, я хочу взять свое, заработанное моей мамой, моей бабушкой, дедушкой и прадедом: им не досталось, а я за всех получу, восстановлю, так сказать, историческую справедливость.

А уж потом, годам к 30, я стану другой — милой, доброй, нравственной и даже целомудренной. Стану молиться, причащаться и исповедоваться, полюблю, займу позицию в честном и прозрачном бизнесе, заведу детей, буду говорить другим, что не в деньгах счастье, что все в руце божией и никто не знает своей судьбы, а я знаю.

Я знаю, что никого не осиротила, не забрала последнее, а, наоборот, подарила этому жирному хорьку то, что ему на любом рынке и за деньги не получить. Я десять лет дарила свою молодость и красоту, я тащила его, немощного, жалкого и надуманного, он был со мной таким, каким его никто не видел. Он просто заплатил за лизинг, тут закон — тайга и никакой Фукуяма не поможет.

Я получила за свою грязную и непрестижную работу ровно столько, сколько она стоила. Все-все свое получила, я ухожу на новый виток и надеюсь, что никогда больше ничего не буду продавать, мне хватит.

Эта история — не покаяние, это — инструкция по применению, мне некогда ждать, пока Дума примет закон о распределении природной ренты, я не могу ждать: я завяну и потеряю свои конкурентные преимущества. Я буду жить по дедушке Мичурину, а не по планам модернизации.