Сколько весит слеза Анжелики?

Усыновленный канадской семьей российский мальчик ждет сестренку из России. Не дождется

Марш «против подлецов»: январь 2013 года. Фото - Евгений ФЕЛЬДМАН

В последние несколько месяцев без законных оснований в России приостановлены процессы усыновления в страны, где разрешены однополые браки. Среди них — крупнейшие «усыновители»: Франция, Испания, Канада, которые ежегодно дарили счастье тысячам российских детей, от которых отказались их взрослые сограждане.

Иностранцы брали детей с инвалидностями, патологиями, недоношенностью, задержками в развитии, болезнями, которые не «тянут» на инвалидность, но делают почти невозможным усыновление у нас, на родине (например, гепатит С). «Брали» — потому что с июня 2013 года, когда Госдума запретила усыновление одинокими людьми и гомосексуальными парами, суды начали затягивать решения по делам об усыновлении, откладывать, приостанавливать, запрашивать новые документы и так далее. Оказалось, что поскольку наша страна официально и категорически против устройства наших детей в однополые семьи, она очень озабочена возможным попаданием туда детей в случае, если возникнет ситуация переусыновления. Это событие с ничтожно малой вероятностью (во-первых, за границей детей почти никогда не переусыновляют, во-вторых, они в этих случаях никогда не попадают в однополые семьи, в-третьих, в ходе процедуры усыновления, как правило, родители указывают людей, которые будут заботиться о ребенке, если с ними что-то случится). И чтобы уберечь российских сирот от этой ситуации — к слову сказать, понятия «переусыновление» в Семейном кодексе РФ нет — российские судьи притормозили вообще все процессы усыновления в такие страны.

Основным нормативным актом, которым руководствуются при этом российские судьи, является письмо Верховного суда, разосланное 29 августа по российским судам. Притом что это был документ для внутреннего пользования и его юридический статус (закон? поправка к закону? разъяснение закона?) неясен, усыновления в страны, которые не подписали с Россией договор о двустороннем сотрудничестве в ситуации переусыновления, практически прекратились. Сейчас усыновляют только Италия и недавно подписавшая договор Франция.

Казалось бы, ну и что такого, надо подписать этот договор, и всё. Но проблема в том, что эти договоры подписываются годами (в случае с США к этому шли три года). А что такое три года, если речь идет об усыновлении? Это лишние три года, проведенные в учреждении. Это ребенок, который станет старше на три года и забудет тех, кто хотел его взять в свою семью. В памяти у него останутся только разочарование и обманутое доверие. Это повзрослевшие дети-инвалиды, которые из дома ребенка и детского дома перейдут в интернат, в психоневрологический интернат. За три года значительная часть умрет — особенно те, кто родился с недовесом, с врожденными патологиями, недоношенными. Те, кто за эти три года достигнет совершеннолетия и выйдет за пределы сиротских учреждений, с большой долей вероятности будут втянуты в криминал, покончат с собой, станут алкоголиками и наркоманами, и только каждый ДЕСЯТЫЙ выпускник найдет свое место в нашем обществе.

«Процесс усыновления» — это такое словосочетание, за ним скрывается долгая, непростая для родителей и для ребенка история, когда будущие родители оформляют документы, проходят медицинские обследования, учатся в школе приемных родителей, знакомятся с ребенком и начинают выстраивать с ним отношения. Ребенок, в чьей жизни впервые появились люди, которым он интересен и нужен, постепенно оттаивает и впускает их в свое сердце. Все это время на заднем фоне идет долгий и утомительный процесс: справки, заверения, нотариус, школа приемных родителей, адвокат и, наконец, суд.

Я теперь знаю немало таких историй, со счастливыми и несчастливыми финалами. Все истории, которые я знаю, объединяет одна важная деталь. Это безусловная и безоговорочная верность приемных родителей, которые, несмотря на ни на что, бьются за своих детей до последнего и, доведенные до отчаяния, соглашаются рассказать журналистам свои непростые истории.

Канадцы Шерри и Дерек Уилсон женаты восемь лет, живут в Оквилле. В 2011 году Уилсоны усыновили первого ребенка, Адама, в городе Биробиджане.

Рассказывает Шерри:

— Адам очень красивый, умный, замечательный, и мы благодарны Богу за то, что он дал нам этого ребенка.

— Как вы пришли к решению усыновить второго ребенка?

— Для нас было очень важно, чтобы у Адама был брат или сестра, потому что мы хотели, чтобы Адам был не один в будущем. Мы выбрали Россию, чтобы дети были из одной страны, чтобы у них был одинаковый культурный бэкграунд. Когда мы были в Биробиджане, директор детского дома спросила, хотим ли мы второго ребенка, и мы сразу сказали, что да, обязательно. И как только мы с Адамом вернулись в Канаду, мы сразу позвонили директору нашего агентства по усыновлению и спросили, можем ли мы вернуться в Россию и усыновить? Правда, в Канаде действует правило, согласно которому между усыновлениями должно быть не меньше 18 месяцев. Но мы были так восхищены российской программой работы с детьми-сиротами, детским домом, поэтому мы хотели вернуться только туда.

(Это, действительно, уникальный детский дом. К сожалению, усыновить ребенка из того же детского дома не удалось, и спустя 18 месяцев Уилсоны отправились за ребенком в Кемерово. — Прим. авт.)

— Я знаю, что дети, усыновленные из России, обычно очень непростые, они агрессивны, сильно отстают в развитии. Вас это не пугало?

— В Канаде бесплатная медицина, и в Оквилле очень много организаций, которые готовы помочь таким детям. Когда мы приехали домой с Адамом, у него было очень большое отставание в развитии, он поздно начал говорить, мы обращались к специалистам, и все это было бесплатно.

— То есть ваше первоначальное желание иметь второго ребенка, независимо от проблем, которые были с Адамом, никак не изменилось? Не плачьте, пожалуйста…

— Когда мы были в суде, прокурор спросил: почему вы усыновляете? Мы ответили: потому что мы любим этого ребенка. Прокурор поинтересовался: а если у ребенка будут проблемы, то что будет? Мы сказали: это неважно, ведь когда у родителей появляется свой собственный, биологический ребенок, не играет роли, есть у него проблемы или нет — все равно они его любят. Бог дал нам этого ребенка. Вот и все.

— Как вы познакомились со вторым ребенком?

— Мы были совершенно потрясены тем, что нам предложили девочку, потому что вообще девочек очень мало. Нам почти не дали никакой информации о ней, даже фотографии не было, прислали буквально несколько слов: ей 12 месяцев, она родилась от мамы с ВИЧ и гепатитом С, она недоношена, у нее задержка в развитии. Мы не стали ни с кем советоваться, не ходили к врачам, даже не думали — сделали визу и через две недели, после того как нам прислали информацию об Анжелике, полетели в Россию.

— Как прошла первая встреча?

— В июне 2013 года мы прилетели в Москву из Канады, ночью полетели в Кемерово, сразу отправились в департамент образования, а затем поехали в детский дом, который находился в трех часах езды от Кемерова. Сначала мы встретились с директором детского дома — она просто хотела посмотреть, кому она дает ребенка. После этого воспитательница вынесла девочку. И как только она дала ее нам на руки, Дерек сразу сказал: «Уже можно подписывать документы?» Мы не хотели ничего больше знать. Мы уже усыновляли, представляли, что нас ждет. Мы уже ее любили — мы полюбили ее сразу, с первой секунды. Российские усыновители неоднократно от нее отказывались, ее родила одинокая женщина, папа неизвестен, мама никогда не приходила к девочке в детский дом — только в том случае, если ребенком никто не интересуется в течение 6 месяцев, его ставят в базу данных на усыновление.

Мы провели с девочкой четыре дня. Первый день, когда Анжелику дали на руки, она заплакала — и это нормальная реакция на незнакомого человека, а потом я ее все время держала на руках, потому что она не хотела, чтобы ее опускали на пол, хотела все время быть на ручках. Мы поехали домой в полной уверенности, что скоро мы ее заберем. Дома мы подготовили документы для суда и сказали Адаму, чтобы он ждал сестренку. Теперь он все время спрашивает: «Где моя сестренка?»

…Когда мы были в Кемерове в июне, мы знали, что Россия приняла антигейское законодательство, но понимали, что нас это никак не должно коснуться, потому что мы традиционная нормальная семья. Мы надеялись, что в сентябре у судей закончатся отпуска, мы вернемся в Россию и заберем Анжелику, но нам позвонила директор нашего агентства и сказала, что происходят некоторые изменения в процессе усыновления российских детей. Судья отсутствовала, вернулась только в сентябре, а в конце августа было разослано письмо Верховного суда, после которого российские суды приостановили усыновления. Мы знаем, что очень высока вероятность того, что судья вынесет отрицательное решение, потому что между Канадой и Россией не было двустороннего соглашения об участии России в ситуации переусыновления. Мы ничего не понимаем: ведь в российском законодательстве нет ничего о необходимости такого соглашения, нет закона, в соответствии с которым нам могут отказать, есть только рекомендательное письмо Верховного суда! Министерство иностранных дел Канады несколько раз обращалось за официальным разъяснением в МИД России и не получило никакого разъяснения. Два официальных лица из Министерства иностранных дел и Министерства по делам гражданства и иммиграции специально летали по нашему поводу в Россию на переговоры и тоже не получили официального ответа. Новый посол Канады в России встречался с министром иностранных дел Лавровым и просил официальную информацию, и опять ничего не получил. «Да, мы в курсе», — это все, что иногда отвечают российские власти на наши просьбы.

— То есть вы ничего про ребенка с июня не знаете, больше ее не видели?

— Не видели, но мы знаем о ней. Мне писали, что с ней все в порядке, она начала ходить, но не разговаривает. Ей сейчас 18 месяцев.

— Очень важный вопрос: многие россияне поддерживают законы, запрещающие иностранное усыновление, потому что не понимают причин, по которым иностранцы усыновляют наших детей, в частности, больных, с инвалидностями и т.д. Объясните, пожалуйста, почему вы это делаете?

— Я думаю, у каждого свои причины, могу сказать о нас. В Канаде почти невозможно усыновить ребенка из своей страны, люди ждут 7–10 лет, и это может вообще не случиться. Мы изучили разные программы усыновлений. Нам нравятся история и культура России, перед усыновлением Адама мы ездили в Санкт-Петербург, купили нашему будущему ребенку книгу русских сказок на русском и английском языке, читаем ему ее, потому что это очень важно для него — сохранить корни и культуру.

— Многие здесь считают, что иностранцы, усыновляя, у себя на родине начинают получать какие-то безумные пособия…

— О нет! (Смеется.) Мы от нашего усыновления не получили ничего, кроме горячо любимого и любящего ребенка. Я усыновила ребенка, потому что я хотела быть мамой. Я думаю, что каждому ребенку нужны родители, нужна семья — неважно где. Я не могу сказать, что у меня были какие-то религиозные или философские соображения или что я получила какие-то выгоды, — я просто очень люблю своего ребенка и хочу иметь еще детей.

В Канаде пять семей, которые оказались в такой же ситуации. Мы объединились с двумя другими семьями из Онтарио, которые ждут детей из России, опубликовали открытое письмо. Я написала письмо президенту Путину и отправила его на официальный веб-сайт. Я очень надеюсь, что кто-нибудь мне ответит, но если мы не сможем усыновить Анжелику, я только хочу, чтобы она была усыновлена хорошей, доброй, любящей российской семьей, потому что ей уже восемнадцать месяцев, и ей нужно быть в семье.

Будем откровенны: у Анжелики с ее диагнозами не так много шансов найти семью на родине. А это значит, наши чиновники виновны в том, что девочка тихо угаснет в сиротском учреждении. Причем это может произойти в ближайшие годы, пока наши страны будут подписывать и ратифицировать этот вдруг ставший жизненно необходимым нашему государству двусторонний договор. В таком же положении, как Анжелика, оказались сотни детей, которых ждут в Испании, Германии, Швеции и других европейских странах.

Ксения ДМИТРИЕВА