Нельзя забывать о роли случая в истории — таков один из главных уроков Первой мировой. Чему еще научила Россию и остальной мир война столетней давности?

Столетие со дня начала Первой мировой войны отмечает все человечество. Где-то память о ней остра, как, например, в Великобритании, где-то давно притупилась — как в России, но это событие служит точкой отсчета для истории XX века. И ее наследие принадлежит не только бывшим государствам Антанты или экс-Центральным державам. Например, страны БРИКС все без исключения являлись участниками войны в том или ином качестве.

Первая мировая стала войной технологий XX века, но велась людьми с мышлением XIX века.

Австрийский император Франц-Иосиф помнил еще Меттерниха, который веком ранее дирижировал Венским конгрессом. Да и Николай II и кайзер Вильгельм были вполне себе людьми старой эпохи, с ее длинными и изысканно вежливыми письмами царственным кузенам, подобными тем, что они обменивались вплоть до 1 августа, стараясь в рамках традиционной династической дипломатии не допустить войны.

Само начало боевых действий оказалось возможным в силу того, что люди прежнего менталитета не осознали новую реальность, с ее торжеством бешеного национализма и быстрым научно-техническим прогрессом. Никто не ожидал ни затяжной тотальной войны, ни ее окопных форм. Прежние битвы, наподобие Бородинской или Аустерлица, исчезли навсегда. Мощь оружия достигла такого уровня, что при лобовых столкновениях была бы выбита вся живая сила. Войска зарылись глубоко в землю, на главных фронтах линия противостояния не менялась годами, а продвижение на 1 км считалось большим достижением.

Такая война вызывала оторопь и недоумение. Отсюда пошли популярные определения генералов как «баранов, командовавших львами». Но ни английский командующий Хейг (войска которого за один день потеряли во время атаки на Сомме 60 000 человек, не продвинувшись ни на метр), ни Брусилов, ни Фош, ни Людендорф не были единственными виновными в беспрецедентных потерях, ибо никто не готовился к войне нового характера.

Произошла революция в военном деле. Достаточно вспомнить, что вошло в обиход. Например, крупномасштабное применение авиации. В 1914 году небольшое количество примитивных самолетов использовалось для разведки. К 1918-му ведущие страны располагали десятками тысяч самолетов самых разных моделей — от сверхтяжелых бомбардировщиков до скоростных истребителей. Темпы развития были ошеломляющими. В начале войны дирижабли «Цепеллины» казались верхом технических достижений. Но уже в 1916-м они были безнадежно устаревшим достоянием прошлого. Островная Англия оказалась под ударами германской авиации, бомбы падали на Лондон. Миф о неуязвимости Альбиона разрушился. Но англичане в сжатые сроки создали систему ПВО и выиграли воздушную битву за свою страну — это был прообраз событий 1940-1941 годов. Любопытно, что немцы бомбили Лондон, а не Париж, поскольку именно в Британии видели своего основного противника.

Помимо авиации, стратегическим оружием стали подлодки. Германия даже сделала на них основную ставку в 1917 году, заявив о начале «неограниченной подводной войны» — своего рода эквивалента континентальной блокады Наполеона. Цель массированного использования субмарин была сугубо экономическая — поставить на колени Британию, обрубив подвоз к ней продовольствия и иных жизненно необходимых материалов. Но как и сто лет назад, ничего не вышло. Лондон нашел способы борьбы с подлодками, которых кайзеровский флот начал терять больше, чем успевал строить.

Война стала рубежом в использовании больших надводных кораблей. Предвоенная гонка дредноутов оказалась тупиком, ибо немецкие линкоры так и простояли у причалов все войну, за исключением Ютландского боя 1916 года. Если в предшествующие войны — американо-испанскую 1898 года и русско-японскую 1904-1905 годов — броненосцы играли ключевую роль в морских сражениях, то теперь, с развитием торпед, морских мин, а главное, субмарин, они явились дорогостоящими игрушками.

Двумя другими прорывами в военной технике были танки и ядовитые газы, первое оружие массового поражения в мире. Кстати, использование химоружия считалось вполне нормальным, к нему прибегали все стороны. Огромное значение приобрела техническая разведка — расшифровка телеграмм и радиограмм (применение радиосвязи в широких масштабах также было новшеством) — перехват телеграммы Циммермана привел к вовлечению в войну Америки. Агентурная же разведка роли никакой не сыграла, несмотря на легендарную Мату Хари. Шпионов в штабах противника ни у кого не имелось. Даже такой экзотический тупиковый проект, как «Парижская пушка», стрелявшая через стратосферу на 130 км, был в известном смысле — как секретное «чудо-оружие» — предшественником Фау-1 и Фау-2.

Осознание того, что началась война нового типа, приходило медленно.

В Великобритании до конца 1916 года не было даже обязательного призыва — следствие традиционных страхов англичан перед постоянной армией и большим государством. Зато к концу войны ситуация изменилась, и страны-участники пошли на смелые ходы. Все они вели пропагандистские войны в невиданном прежде масштабе. Британия даже создала абсолютно противоречащее всем ее традициям и менталитету Министерство информации во главе с «газетным королем» лордом Бивербруком.

Германия также показала себя способной на нестандартные ходы. Операция по переправке в Россию в запломбированном вагоне Ленина и К, равно как последующее финансирование большевистской агитации, имела последствия не менее серьезные, чем битва под Верденом. Немцы же помогли организации восстания в Индии против английского владычества. Их агенты активно действовали в США (где ряд терактов организовал военный атташе, будущий канцлер фон Папен), Афганистане, Сингапуре. Стоит заметить, что в последнем подавлении мятежа сипаев участвовали и русские моряки с крейсера «Орел» — малоизвестный факт участия России в боевых действиях в Сингапуре. Германцы пытались спровоцировать бунт и под боком у Англии в Ирландии, высадив туда с субмарины местного Ленина — Роджера Кейсмента, но его удалось быстро поймать и повесить. То есть тезис Клаузевица о том, что война суть продолжение политики иными средствами, получил обратное толкование.

Война стала воистину глобальной не только по формальному составу участников — боевые действия в Африке продолжались вплоть до ноября 1918 года, а немецкая подлодка обстреляла территорию США, чего не случалось даже во Вторую мировую. Дабы не допустить попадания военных припасов в руки противника после Брестского мира, союзники высадили десятки тысяч солдат в портах России — Мурманске, Владивостоке, Архангельске. Немецкий цепеллин летал над Суданом, а русские войска вошли в Персию. Японские эсминцы крейсировали в Средиземном море, а итальянские солдаты патрулировали улицы на российском Дальнем Востоке.

В исторической перспективе ясно, что главным проигравшим в ПМВ оказалась Россия, которая на 70 лет выпала из западной цивилизации, понеся невероятные человеческие и иные потери. Царское правительство проиграло войну не на поле боя, а внутри страны, войну за умы. Достаточно сравнить Россию с ее союзницами Сербией и Румынией. Первая (фактически спровоцировавшая эту войну) в 1915 году была полностью оккупирована, король ее эвакуировался, но эта катастрофа никак не отразилась на отношении к нему подданных. Румыния начала войну в августе 1916 года, за два месяца была наголову разбита, большая часть ее территории вместе с Бухарестом была захвачена противником, однако никакой революции против короля Фердинанда не произошло.

В России же государственный строй рухнул в одночасье в тот момент, когда армия была сильна как никогда.

Оккупирован же был лишь незначительный процент территории страны. Россия имела нормальную экономику (не было ничего хотя бы отдаленно похожего на голод и неразбериху ВОВ, заводы эвакуировались и строились не в пример советскому времени быстрее и организованнее), но не это оказалось решающим. Царское правительство было безнадежно устарелым, люди с мышлением XIX века задавали в нем тон (возьмем премьеров, Горемыкин родился в 1839 году, Штюрмер в 1848-м, последний, Голицын — в 1850-м). Неповоротливые бюрократы, не привыкшие контактировать с обществом, со СМИ, они проиграли борьбу за общественное мнение. Какие бы тяжелые потери ни несли французы и сербы, англичане и румыны, они сохраняли верность правительству. В России же кумирами стали безответственные демагоги, а царь и его министры вызвали только негативные эмоции. Слухи о распутинщине и царице-немке были лишь вершиной айсберга недоверия и тотального отторжения системы управления.

Важнейшим следствием войны стал и выход Америки на мировую арену.

Ее роль в разгроме Германии и в определении послевоенного устройства мира была решающей. Тогда глобальную роль США еще не все поняли, но на путь сверхдержавы Штаты встали именно в 1917 году.

Первая мировая война, безусловно, главное событие XX века, из которого, как из желудя, выросло то, что определило лицо столетия, — коммунизм, нацизм, Вторая мировая, бывшая в известном смысле продолжением Первой. Век оказался жестоким, если после Венского конгресса в 1815 году Европа сто лет жила без больших войн (Крымская протекала на периферии, а Франко-прусская была скоротечной и с малыми жертвами), то Версальский мир не продержался и 20 лет — настолько резко упало качество дипломатии, да и уровень мудрости государственных мужей. «Великая война», как называли ее в 1920-1930-е годы, приучила людей к жестокости, милитаризму, тотальному подчинению государству.

Недаром и Муссолини и Гитлер попали в политику из ее окопов.

Война началась случайно — между ее участниками не имелось антагонистических противоречий. В одном блоке оказались Россия, Франция и Англия с их традициями взаимной ненависти (о том, что «англичанка гадит» — твердили и в Париже и в Петербурге). Болгария воевала против русских «братушек» бок о бок с турками. Главный ее урок, поэтому, напоминание о роли случая в жизни человечества, о том, что призывы к максимальной сдержанности — это не общие бессмысленные фразы, а ориентир для политиков.

Первая мировая — война в России неизвестная, представляющая разительный контраст со Второй мировой. Причем контраст касается не только памяти о ней, но и всего остального — снабжения населения, организации экономики, отношения к людской жизни, взаимоотношений в армии между начальством и подчиненными. Когда я пару лет назад работал над статьей для Forbes о российском ВПК во время Первой мировой, то был поражен тем, насколько плохо известны страницы отечественной истории, касающиеся этой войны. И одна из причин, думается, в том, что память о ПМВ не выгодна на фоне мифологии, построенной вокруг Великой Отечественной. Детальное сопоставление этих двух войн России просто убийственно для официозной историографии.

Самая долгая война: какие уроки России стоит извлечь из Первой мировой