Потом по нему идет гуманитарная помощь. Но говорить этому человеку «спасибо» не хочется

Потом по нему идет гуманитарная помощь. Но говорить этому человеку «спасибо» не хочется...

Автомобильная колонна международной гуманитарной помощи на пути к Грозному. 1995 год. Фото: РИА Новости

Гуманитарная помощь уже недели две едет из России в Украину. Высшие дипломатические чиновники никак не могут договориться. Российско-украинская граница многокилометровая. И 280 грузовых фур никак не найдут в ней «гуманитарную лазейку». Оно и понятно. Не дети и внуки министров нуждаются в помощи. Чужие дети подождут, если доживут.

Теперь вот объявили, что пропускать будут по 30 машин. Непонятно только, это — в день, неделю или в месяц? Проверяют. Прямо как у Высоцкого: «А сама наложит тола под корсет… Что мне делать: лезть под платье, так получишь по мордам». То ли это помощь вроде гамбургеров из «Макдональдса». И через год свеженькие. Одно я знаю твердо, что власти сошли с ума не сегодня (чья бы она ни была, эта власть)…

Это было почти 18 лет назад. 31 декабря 1996 года последний российский солдат (кроме пленных и мертвых) покинул ичкерийскую землю. 10-я солдатская (сборно-щитовая) казарма на Ханкале, где жили более сотни российских матерей, чьи дети — солдаты и офицеры — числились без вести пропавшими, была демонтирована.

Женщины остались на улице. Но мир не без добрых людей. Российских матерей приютил в своем частном доме с большим двором на улице Вольной в Грозном Адам Имадаев. Здесь кровати, как в солдатской казарме, стояли в два яруса (и через 18 лет еще не наступило время рассказать более подробно про Адама Имадаева).

Крыша у матерей над головой появилась, но надо было что-то и есть. Все они женщины простые, не из бизнеса и не от власти, то есть про запас ни у кого ничего не было. Не только православными были эти матери, но и мусульманками. А значит, продовольствие должно быть рассчитано и в этом отношении. Впрочем, были не только матери, но и отцы, сестры.

Первая поездка с гуманитарной помощью в Чечню

С депутатом Московской городской думы, бывшим военным летчиком Николаем Московченко меня познакомил председатель ассоциации ветеранов антитеррора «Альфы» Сергей Гончаров. Гончаров позвонил и сказал: «Товарищ майор, вы почему не являетесь, когда вас полковник вызывает?» Это было в конце марта 1997 года. А уже в первых числах апреля Московченко организовал несколько тонн продуктов самого высшего качества и средства индивидуальной гигиены для женщин. Все это мы сами же перегрузили в Ил-76 в Чкаловском.

Сам Московченко ни капли спиртного в поездке не употреблял, но он взял с собой трех тележурналистов, которые, как только сели в самолет, сразу же принялись пить водку. Я сказал ему: «Если в таком виде этих ребят увидят в трезвой Ичкерии, то мы не только продукты матерям не довезем, но и сами там останемся… в яме». Впрочем, и трезвых нас не поймут: почему мы везем продукты матерям, чьи дети воевали в Чечне, а не чеченским детям, которые остались сиротами.

Николай Московченко понял меня с полуслова. В Моздоке, куда мы прилетели, мы говорили, что эта помощь пленным солдатам и их матерям в Чечне. А уже в Ичкерии мы говорили, что эта помощь не только российским матерям, но и чеченским сиротам.

Собственно говоря, мы так и поступили: половину продуктов сами разгрузили на улице Вольной российским женщинам, а вторую половину — в детский дом, руководителем которого был Асламбек Дамбаев. Кстати, этот детский дом находился в Грозном на улице Киевской.

В той трехдневной поездке было несколько примечательных моментов.

В Моздоке нас напутствовал командующий Северо-Кавказским военным округом генерал-полковник Анатолий Квашнин, который хорошо меня знал по первой чеченской кампании. «Ты уже с депутатами?!» — удивился он. Не вдаваясь в подробности, я ответил: «Да». Через месяц Анатолий Квашнин стал начальником Генерального штаба.

В военном аэропорту Моздока гуманитарку перегружали в машину, за рулем которой сидел боевик. Только никто об этом, кроме меня, не знал. Боевик очень волновался: все-таки первый раз был на военном аэродроме Моздока, приехал, по сути, к врагам, но не подвел, то есть «тола в трусы не наложил».

По Чечне-Ичкерии нас сопровождали боевики с оружием. Они предложили, что сами отвезут продукты, но мы вежливо отказались. За время поездки боевики к нам так привыкли, что в детском доме Асланбека Домбаева отложили оружие и вместе с нами разгружали продукты.

Ночь мы провели в российском представительстве в Ичкерии, которое находилось рядом с аэропортом. Встречал нас и угощал яичницей с колбасой Владимир Пронин — представитель МВД России при шариатской безопасности Ичкерии, вскоре ставший начальником ГУВД Москвы. Он рассказывал о Басаеве, с которым в одной машине ездил в Ингушетию, как об умном человеке. Шамиль Басаев к тому времени уже почти два года находился в федеральном розыске за Буденновск.

Законы законами, а жизнь делала свое.

…Тележурналисты держались в Чечне-Ичкерии тоже очень хорошо, но на обратном пути, уже в Ил-76, уносившем нас из Моздока в Чкаловский, опять расслабились. И были при приземлении, что называется, никакими.

Николая Московченко встречала машина из Мосгордумы. Он посадил в нее троих пьяных вдребезги журналистов — не бросать же их в таком положении. Мне места не хватило, а на такси денег у меня не было. От военного аэродрома в Чкаловском до электрички недалеко. Но мне предстояла еще одна пересадка, чтобы добраться до подмосковного Жуковского, где я живу. Было уже поздно, и я не успевал на последнюю электричку.

Как говорится, сделал дело — и свободен. Я к такому отношению давно привык, поэтому никакой жалости к себе не испытывал. Был рад тому, что выполнил очень непростое задание, которое сам перед собой и поставил.

Проехав несколько метров, «Волга» остановилась. В нарушение всех правил ГАИ-ГИБДД Московченко впихнул меня шестым, сказав недовольному водителю: «Поехали».

…С тех пор я встретился с Николаем Московченко лишь однажды. Это было в Москве, кажется, на Тверской, лет двенадцать назад. Как бы я рад был его обнять сейчас.

В той нашей поездке в Чечню он был после тяжелого ранения. Пять или шесть пуль из пистолета с близкого расстояния всадил в него один подонок. Николай выжил. Женился на медсестре, которая за ним ухаживала. Родил двоих замечательных детей, им сейчас должно быть уже под двадцать.

…Владимир Пронин, как я уже сказал, вскоре стал начальником ГУВД Москвы и был на этой должности более двенадцати лет. За это время я позвонил ему лишь однажды и попросил, чтобы он оказал помощь Хадижат Гатаевой. Она возглавляла семейный детский дом в Грозном. Среди ее более чем пятидесяти воспитанников были дети разных национальностей: чеченцы, ингуши, русские, украинцы. Хадижат с детьми пригласили тогда в Литву, но надо было срочно оформить загранпаспорта. Генерал Пронин помог.

Еще о людях

Эта первая поездка с гуманитарной помощью в Чечню не была для меня последней. Было еще с десяток. В основном машинами из Москвы. И очень часто с перегрузом.

В нескольких поездках меня сопровождала Эльвира Николаевна Горюхина. Тогда она была профессором психологии Новосибирского государственного педагогического университета. А после наших поездок не только с гуманитарной помощью, но и с миссией по освобождению пленных стала журналистом «Новой газеты». Она живет у подруги в Москве, у нее никого нет, кроме нас.

В одной из поездок нас пытался арестовать и изъять весь наш груз, который мы везли с ней от Международного Красного Креста, один из заместителей Басаева — Тазрукаев (который погиб во вторую чеченскую кампанию). Он кричал: «Наши люди в ваших «Бутырках» сидят, а ты, майор Российской армии, которая нас бомбила, по Чечне разъезжаешь! Вы что, из жалости к нам, чеченцам, гуманитарку привезли?!» Он был во многом прав, и я не знал, что ответить. Но Эльвира Николаевна разрядила ситуацию: «Нет, не из жалости, от любви», — сказала она. Разговор был в комнате на втором этаже Чеченского отделения Красного Креста, а перед входом в здание стояла машина, в которой сидел человек, нас сопровождавший. Это был чеченец по матери и ингуш по отцу Руслан Долов. Он сказал: «Они бы вас не взяли, — и показал две гранаты. — На худой конец все бы там остались».

Сегодня Руслан сидит уже шесть лет в колонии на Ставрополье. Ему подбросили наркотики. Как бы я хотел помочь ему в условно-досрочном освобождении…

В одной из поездок с гуманитаркой с нами был Эдуард Анатольевич Черняев — главный оператор телекомпании «ВиД». Он выполнял в этой поездке обязанности… грузчика и искал своего сына тележурналиста Владислава Черняева, находящегося в заложниках. Через месяц Владислава удалось освободить.

В другой непростой поездке с продуктами для детей Чечни со мной был небогатый предприниматель из Шатурского района Московской области Виктор Мосин. В комитете ветеранов Великой Отечественной войны в Москве на Гоголевском бульваре у него был небольшой магазинчик.

Виктор сам вызвался помогать мне. Он был не очень хорошим предпринимателем, но обладал и обладает высочайшей человеческой душой. Виктор всегда был безотказен, когда я к нему обращался. То на свои деньги устраивал в санаторий детей-сирот из Чечни, то помогал устроить в больницу, то встречал меня с заложниками в аэропорту, то покупал тонны продуктов и вместе со мной за рулем перегруженного грузовика вез их в Чечню.

Конечно, Виктор Мосин, у которого своих детей трое, разорился. Из-за меня. Сегодня он — староста в полуразрушенной церкви в станице Ассиновская Ачхой-Мартановского района Чечни. Ухаживает за захоронениями погибших российских солдат. За ними ведь ухаживать, кроме него, некому.

В декабре 1999 года я в очередной раз вез груз. Шла уже вторая чеченская. Груз был из Голландии, 20 тонн. Не только продукты. Были и инвалидные коляски. Водитель — поляк. Машина шведская. Она тоже была перегружена. Весь груз был оплачен первым и последним президентом Советского Союза Михаилом Сергеевичем Горбачевым. В этой поездке со мной был журналист «Новой» Игорь Бедеров.

Так как машина была перегружена, с нас на каждом украинском и российском посту требовали штраф или взятку. Чтобы не платить, пришлось хулиганить. Как, пока говорить не буду. Задание мы с Игорем Бедеровым полностью выполнили.

Почти во всех поездках в Чечню, а также в Панкисское ущелье Грузии мне помогал профессор, доктор технических наук, преподаватель Грозненского нефтяного института (он диссертацию защищал в Киеве) Аднан Эльдарханов и его жена Ирина — предприниматель. Они живы и здоровы, вырастили троих сыновей.

Рассказал бы я и о других людях, но, боюсь, им от этого будет хуже.

…Когда я писал этот материал, мои друзья говорили мне, что ситуация на Украине другая. Это — не Чечня. Наверное, они правы.

Но ведь если бы мы не забросали Грозный «гуманитарными» бомбами, превратив его в Сталинград конца 1942-го — начала 1943 года, то не надо было бы возить и гуманитарную помощь. Вот и в Украину в качестве «гуманитарки» из Москвы поехали сначала Гиркины и Бородаи, а потом уже — бутилированная вода и консервы.

Лично я вижу логику в том, что украинцы с таким сомнение отнеслись к нашей гуманитарке. Обижаться на это не надо, если хотим действительно помочь людям, попавшим в беду.