На арт-рынке, как и на финансовом, есть свои венчурные игроки и долгосрочные стратегии.

Инвестирование в искусство — искусственно созданное явление. Все крупные коллекции, вошедшие в историю, не имели своей целью быть перепроданными. Их составляли увлеченные люди, полностью отдавшиеся своему выбору. Как предмет капиталовложения искусство начали рассматривать в самом конце 1980-х годов, когда молодые инвестбанкиры с Уолл-стрит стали активно вкладываться в работы современных художников, а банки — создавать активы из предметов искусства и предоставлять арт-консультации. Они оказывали огромное влияние на цены, были очень активными покупателями, но в 1991 году этот пузырь громко лопнул.

На исходе 1990-х годов арт-рынок кардинально изменился: аукционные дома, традиционно занимавшиеся только так называемым вторичным рынком, вышли на первичный рынок и начали продавать современное искусство. Появился и новый тип галеристов, применивших к искусству маркетинговые технологии (галерея Гагосяна, галерея Saatchi). Подогревая интерес к современным художникам, они поднимали цены. Своего пика рынок достиг накануне кризиса 2008 года. За современное искусство начали давать неслыханные деньги — не только потому, что его активно промоутировали, но и потому, что денег на руках у людей стало очень много и они искали способ материализовать их. Как только последствия кризиса перестали ощущаться, современное искусство снова пошло в рост. В 2013 году совокупный итог майских торгов в Нью-Йорке достиг $1 млрд, в этом году — уже $1,2 млрд. Цены на современное искусство давно превышают цены на многие предметы искусства классического. Однако каждых следующих торгов все боятся, потому что один неверный шаг (например, кто-то из коллекционеров не захочет покупать какого-то художника) — и этот карточный домик обрушится.

Современное искусство спекулятивно. В нем нет объективных критериев оценки, потому что нет никакого исторического отступа. Это искусство, у которого пока не определена ценность, но уже есть цена, при этом объем произведений на рынке огромен. Оно живет по правилам рынка и постоянно перепродается. Однако серьезных коллекционеров, которые покупают современное искусство ради искусства, немного. Галереи задают не только цены, но и моду на художников и на определенный стиль. Именно от моды зависит доходность вложений в современное искусство. Можно найти гениального современного художника, но если его будет продавать никому не известная галерея, его произведения никогда не достигнут той же цены, что вещи Джеффа Кунса. Но если его будет продавать Ларри Гагосян — другое дело. Покупатель платит огромные деньги за то, что покупка сделана в известной галерее. Покупая Кунса, можно надеяться, что завтра вы относительно легко его продадите, потому что он раскручен, он уже стал «брендом», на него есть спрос. Поэтому если вы собираетесь покупать предметы искусства с тем, чтобы через два-три года продавать их с наценкой 15–20%, то лучше сконцентрироваться именно на современном искусстве.

Важно только помнить про сопутствующие риски. В 1920–1930-е годы в Европе был страшно популярен художник-декоратор Хосе Мария Серт — с ним дружила Шанель, ему заказывали оформление многих зданий, по ценам он практически конкурировал с Пикассо. Но где теперь Серт, а где Пикассо? При этом тот же Кунс может рухнуть через 50 лет, но он не рухнет до нуля — у него все равно останется своя цена, потому что слишком много денег в него уже вложено. Акция может упасть до нуля, искусство до нуля не упадет никогда, в этом его безусловный приоритет.

Влияние классики

В искусстве классическом предложение куда меньше. Более того, оно постоянно уменьшается. На старых мастерах быстро заработать не удастся: нельзя купить, допустим, Рембрандта за $45 млн, а послезавтра продать за $80 млн. Круг людей, которые готовы купить Рембрандта, очень узок — это люди, обладающие определенным образованием, знающие ценность этой вещи и далекие от мотива «купить-продать». При этом у старых вещей цена и ценность четко сбалансированы. Вы точно знаете, что ваши внуки всегда продадут этого Рембрандта за цену не ниже той, за которую вы его купили сегодня. Это долгосрочная надежная инвестиция.

Коллекционеры, которые покупают старое искусство, не задумываются об этом как об инвестиции. Мы все время говорим о коллекционерах топ-уровней, о покупках за десятки миллионов долларов, и у многих складывается впечатление, что искусство бывает только столь дорогим. Но таких коллекционеров от силы человек 50 в мире. Лучшие коллекции создаются людьми, которые не ориентируются на цены, а опираются на свои знания. Сейчас Christie’s продает собрание графики голландского коллекционера, профессора ван Регтерена Альтены, бывшего хранителя графической коллекции Рейксмузеума. Он 40 лет собирал графику, делал очень строгий отбор и составил фантастическое собрание более 800 рисунков от XVI до ХIХ века, совершенно не думая о том, сколько эти вещи будут стоить десять, двадцать или тридцать лет спустя. Такие коллекционеры часто не готовы выставлять свои собрания на продажу, и доходы от знаний своих предков получают уже наследники (если сами коллекционеры не распорядились своими собраниями еще при жизни). Есть, к примеру, французский коллекционер Рене Герра, начавший собирать наследие русских эмигрантов — живопись, графику, книги, переписку художников и писателей, дневниковые записи, стекло и даже поддужные колокольчики, когда эти вещи вообще не имели цены, они просто никому не были нужны. Сейчас его коллекцию оценивают приблизительно в миллиард евро, есть даже люди, которые мечтают купить ее целиком. Но Герра не готов ее продавать, потому что живет ею.

Одна из главных составляющих при определении стоимости предмета классического искусства — это его провенанс: в какой период творчества художника оно было создано, где выставлялось, каким коллекционерам принадлежало, кем из галеристов продавалось. Разница в цене между произведениями одного и того же художника может быть огромная. Одного лишь имени Пикассо недостаточно, чтобы продать картину с его подписью за десятки миллионов долларов.

Уникальность старой вещи плюс история ее создания и существования могут невероятным образом влиять на цену. Недавно был интересный казус с сундуком кардинала Мазарини. Семья французских пенсионеров из глубокой провинции решила продать свое жилье и перебраться в дом престарелых. Они позвали специалиста из аукционной фирмы, чтобы показать ему пару старинных кресел. Он пришел, сказал: «Да, милые кресла. А можно я еще на эту тумбочку посмотрю?» Он осмотрел «тумбочку», на которой стоял телевизор, и понял, что это сундук Мазарини, который давно разыскивают музеи мира. Кардинал Мазарини был в свое время одним из крупнейших коллекционеров, в том числе собрал ценнейшее собрание произведений из японского лака. Япония была тогда закрытой страной, и предметы из японского лака были чрезвычайно редки и дороги. Сундук Мазарини после Французской революции много раз продавали (все документы этих продаж сохранены), а во время Второй мировой войны его следы потерялись. Остались лишь фотографии. Аукционный дом попытался оценить находку. Прецедентов не было — единственный уцелевший сундук работы того же мастера никогда не продавался на аукционах, он хранится в Музее Виктории и Альберта в Лондоне. Стартовую цену наугад определили в €200 000 — стоимость дома пенсионеров. В итоге Рейксмузеум в безумной битве с американскими музеями и коллекционерами купил сундук за €7,3 млн.

Цена рекордов

Если заговорить с крупными галеристами об искусстве с точки зрения экономики, они скажут, что искусство ни в коем случае нельзя воспринимать как инвестицию. «В тот момент, когда вы начинаете думать об искусстве как о товаре, вы проигрываете», — считает галерист Эрве Аарон из Didier Aaron. Искусство, в отличие от акций, материально, но в его цене всегда есть эмоциональная составляющая, добавляет Франк Празан, владелец Applicat-Prazan.

Все галеристы очень разные. Одни работают как музейщики. В таких галереях есть штатные искусствоведы, которые ведут огромную изыскательскую работу. Есть галеристы, которым важно купить, чтобы завтра подороже продать. В кризис галеристы стараются поддерживать рынок. В кризис 1991 года, когда цены на искусство не просто снижались, а обрушивались, единственным разделом, который оставался стабильным, было ар-деко. Галеристы, специализирующиеся на этой эпохе, немногочисленны. Они просто приостановили все продажи, вместо того чтобы продавать произведения ниже той цены, которую они считали соответствующей ценности вещей.

Галеристы часто действуют как венчурные инвесторы. В начале 1990-х несколько галеристов решили сформировать спрос на декоративное искусство 1940–1950-х годов. Они издали несколько книг, подогрели интерес, а потом в какой-то момент отошли от темы. И как только она им надоела, этот рынок, начавший расти, рухнул. Рынок комиксов вырос буквально с нуля усилиями нескольких экспертов-галеристов. В августе первый выпуск «Супермена» ушел за рекордные $3,2 млн, рисунок обложки первого издания «Тинтин в Америке» в 2012 году был продан за €1,3 млн. Sotheby’s уже создал под комиксы специализированные торги. Некоторые галеристы продвигают ар-брют, или, как его называют

у нас, «искусство посторонних». Сегодня оно очень дешево. Но усилия, которые вкладываются в его развитие, через два-три года обязательно дадут плоды.

В 1970-е годы нью-йоркские отделения Sotheby’s и Christie’s начали продавать графику как отдельный вид искусства. Ранее графику рассматривали как «бедного родственника» живописи. Затем несколько европейских галеристов основали Салон рисунка, который второе десятилетие ежегодно проходит в Париже. Эти усилия приносят весьма ощутимые плоды. В декабре 2012 года рисунок Рафаэля «Голова апостола» был продан на торгах за $48 млн, побив все рекорды в этом жанре. На рынке примитивного искусства последние 10–15 лет каждые следующие торги тоже приносят новые рекорды. Талант коллекционера, который хочет на искусстве зарабатывать, заключается в том, чтобы почувствовать новую моду, начать покупать до того, как начали покупать все, и продать до того, как спадет пик интереса.

Моду могут задавать и значимые для искусства люди. Так, к примеру, сформировался рынок ар-деко. В 1920–1930-е годы предметы в этом стиле стоили достаточно дорого. Потом началась война, сменились поколения, ар-деко позабылось, пока в 1960-е им не заинтересовался Энди Уорхол, за ним последовали Карл Лагерфельд и Ив Сен-Лоран. Музеи начали организовывать экспозиции, посвященные ар-деко, галеристы подогревали рынок. Самый дорогой предмет ар-деко — кресло c драконами, созданное Эйлин Грей и купленное когда-то Ивом Сен-Лораном за 15 000 франков (стоимость очень недорогой модели Renault в начале 1960-х). Когда в 2009 году продавалось наследие Сен-Лорана, это кресло ушло за €22 млн — вот что значит провенанс. Те же самые галеристы, которые когда-то предложили Сен-Лорану это кресло, выкупили его для другого коллекционера.

И все-таки самые удачные продажи — исключение, подтверждающее правило: искусство — это не та сфера, которая приносит быстрые деньги. Сегодня все говорят про успешность Ларри Гагосяна, но забывают, что он начинал очень давно. Время, терпение, знания — вот что имеет значение. И для продавцов, и для покупателей.

Автор — сотрудник ГМИИ им. А. С. Пушкина, кандидат исторических наук

Записала Елизавета Сурганова

Деньги, время, знания