Что-то из придуманного сегодня завтра станет технологией, которая перевернет мир. Как распознать ростки будущего, чем помочь этим росткам и есть ли такие ростки в нашей стране, рассказывает генеральный директор и председатель правления ОАО «Российская венчурная компания» Игорь Агамирзян

Как распознать будущее

Технологическую революцию, связанную с появлением и расцветом информационных технологий, я имел счастье наблюдать лично, в течение своей жизни, и даже в ней участвовать. В детстве я много читал фантастики — мой отец ею увлекался и собрал очень хорошую коллекцию. И кроме того, на мой выбор повлияла одна мамина подруга — так получилось, что родившись в середине 1920-х годов, она неожиданно в 1960-е годы стала программистом, одним из первых в нашей стране, она приносила мне книжки по программированию и рассказывала о нем. Мало кто помнит об этом, но первая в континентальной Европе вычислительная машина была собрана в Советском Союзе, потом начали выпускать мелкие серии — об их существовании знали буквально несколько сотен человек в стране, и эти люди знали, что вот оно, будущее, которое уже присутствует в настоящем. Мне повезло быть среди этих людей, повезло попасть в ученики к выдающемуся советскому программисту Святославу Сергеевичу Лаврову, который был руководителем расчетного отдела у Королева. Тогда это называлось еще СКБ, там рассчитывали запуски первых советских ракет, в том числе и пуск Гагарина.

Наблюдая за проникновением будущего в настоящее, читая о том, как это происходило раньше, я сделал одно важное, как мне кажется, наблюдение. С одной стороны, это происходит всегда по-разному, но есть и что-то близкое и одинаковое. А именно: реальные прорывы в технологиях определялись не профессионалами, не фирмами, не государствами и не военными. Они определялись сообществами любителей.

Я говорю о таких прорывах, которые меняли социум. По большому счету, их было не так много. В древности были знаковые изобретения: огонь, колесо, мореплавание — каждое из них революционизировало социальную жизнь, но их разделяли тысячелетия, а в остальном технологии накапливались медленно и не оказывали такого уж существенного влияния на жизнь обществ. И только последние 250 лет, условно, с появления железных дорог, развитие идет по экспоненте. Железные дороги обеспечили суточную доступность крупных городов. Автомобилестроение сделало возможной маятниковую миграцию в течение дня и расширило радиус существования человека от единиц километров до десятков, принципиально изменив организацию общества. Гражданская авиация обеспечила глобальную доступность всего: человечество стало компактным. Радио сделало глобально доступной связь. А мобильная связь и интернет сделали эту связь бесплатной — сегодня впервые мы имеем дело с ситуацией, когда общение между людьми, находящимися в разных точках земного шара, фактически бесплатное, и это глубочайший социальный фактор, который неизбежно изменит в очередной раз структуру общества.

Так вот, все это небольшое количество новых прорывных технологий, революционизировавших мир, сопровождалось массовыми любительскими движениями. Первые автомобили строились в сараях, первые самолеты — в гаражах, а советские крупные конструкторские бюро вышли из сообществ любителей планерного авиационного спорта. Рождение радиоэлектроники сопровождалось массовым помешательством на кружках коротковолновой связи. Практически не сопровождались любительскими движениями только военно-ориентированные технические области — ядерная программа и космонавтика. И то, в 1970–1980-х были кружки любителей космонавтики.

Весь современный компьютерный ландшафт тоже вышел из любительских клубов. Это были любители первых появившихся тогда компьютеров, которые потом стали называть персональными. Внутри IBM концепция персональных компьютеров, в принципе, не могла возникнуть — она была диаметрально противоположна корпоративным принципам. Мейнстримом развития считались большие машины для удовлетворения военных или технических государственных нужд. А то, что человеку самому нужен компьютер, понимали только сами люди, как физические субъекты. Они сформировали клубное движение, которое революционизировало и полностью перевернуло этот ландшафт. Как известно, Джобс и Возняк принесли свой первый Apple на клубное собрание в одном из ресторанчиков в Кремниевой долине. При этом период клубности, конечно, был очень коротким. Именно из этого движения вышли люди, которые стали флагманами современной индустрии. Microsoft первую свою программу написал не для госзаказчиков, а для любителей персонального компьютера «Альтаир». А Apple, начинавшийся в гараже, превратился в культовую компанию, даже в культурном плане в значительной степени определившую весь современный мир. То же самое относится ко многим именам, которые взорвались в это время.

Сегодняшнее клубное движение — это главным образом форумы. И некоторые очертания будущего с помощью этого маркера можно разглядеть: сегодня самые популярные темы на технологических форумах — робототехника, CNC, включая 3D-принтинг — то, чем занимаются сотни людей по всему миру.

На чем напечатать таблетку

Если говорить о том, куда движется мир с точки зрения организации экономики, самый выразительный образ, с помощью которого можно описать производство будущего,— это принтер.

Производство в человеческой деятельности всегда было ключевой функцией. Основой состояний был промышленный капитал — умение организовать процесс производства с минимизацией стоимости и повышением производительности труда каждого занятого и т.д. Но теперь производство становится фактически бесплатным, как стала бесплатной связь после распространения интернета. И это радикальным образом изменит и экономику, и структуру занятости, и социальную структуру общества. Основная добавленная стоимость будет возникать не в производственных активах, а в инженерных, дизайнерских, маркетинговых и т.д.

Это как вы на компьютере набираете текст и посылаете его на принтер: в распечатанной бумаге ценность будет составлять собственно текст, а не работа принтера. То же самое будет происходить в производстве. По очень многим индустриям это уже видно, сильнее всего в микроэлектронике — фабрики, которые делают микросхемы, фактически превратились в такие принтеры для дизайнерских бюро, и сегодня в мире оборот компаний, которые придумывают микросхемы, превышает оборот тех, кто их производит. При этом с гораздо более высокой маржинальностью, ведь производственные активы очень капиталоемкие, а для обеспечения эффективности они вынуждены работать на больших тиражах.

Когда производство превращается в принтер, из этого есть два важных последствия. Одно — технологическое. Человечество имеет шанс печатать на этом принтере продукт более качественный, индивидуализированный, а не усредненный.

Это уже происходит, например, в обувной индустрии. Обувная индустрия — это вообще изобретение совсем молодое, буквально последних 100 лет. С одной стороны, эта индустрия сделала обувь общедоступной и дешевой, по сравнению с ремесленным производством. А с другой — обувь стала менее удобной. Массовый продукт всегда среднестатистически удобный, но у каждого человека есть индивидуальные особенности, которые массовое производство учитывать просто не в состоянии. Новые технологии, основанные на информационных процессах и технологизации, делают возможным возврат к ремесленническому продукту. Сейчас уже некоторые компании внедрили методы конструирования обуви онлайн — они предлагают делать 3D-модель вашей ноги и создавать платформу под вашу ногу, а вам остается только выбрать модель, причем ее тоже можно собрать из предложенных элементов, как конструктор.

И в этом же направлении движется фармацевтика. Если завод — это принтер для лекарств, то он одним щелчком может быть перестроен с одного лекарства на другое. Главное же в создании лекарства — это придумать его. К индивидуализированной фармацевтике подталкивают и исследования генома человека. Задача практического применения этих исследований, я уверен, будет решена: здесь произойдет то же, что произошло, например, с методами автоматического перевода. Проблемой занимались на протяжении 50 лет, и она казалась невыполнимой, но когда была достигнута нужная масса статистически значимых данных, оказалось, что можно делать автоматический перевод. Появился google-переводчик, на днях Skype объявил о сервисе голосового перевода и т.д. Когда будет достигнута критическая масса расшифрованных геномов конкретных людей, возникнет новая среда, в которой статистическими методами можно будет находить новые прорывные технологии, относящиеся не ко всем вместе, а к каждому конкретному человеку. Рано или поздно геном каждого человека будет храниться в базе данных, врач будет иметь к нему доступ, будет автоматизирована интеллектуальная система, которая по результатам анализов, сканируя всю статистическую базу генома, будет определять с очень высокой долей вероятности причины заболевания и проектировать лекарство под ваш геном, конкретно под то, что нужно сейчас, а если у вас дома есть принтер для печатания лекарств, то вы сможете, получив по компьютеру рецепт, просто распечатать это лекарство. Когда-то нужно было ходить в машинописное бюро, а теперь никуда идти не надо. Когда-нибудь, не в ближайшие годы, а попозже, аптека будет казаться таким же машинописным бюро.

Другое следствие «производства-принтера» — изменения на рынке труда. Переход на массовое производство ликвидирует профессии, которые кажутся незыблемыми причем не только рабочие специальности, но и, например, профессию переводчика. Так в свое время перестали массово существовать кузнецы и кожевники или позже компьютеры ликвидировали профессию машинисток. В структуре индустриальной экономики 100 инженеров приходятся на 10 тысяч рабочих. В постиндустриальной — наоборот. На автоматизированных производствах будет неизбежно нарастать потребность в таланте, образовании и будут терять работу неквалифицированные массовые специальности.

Штакетник для академиков

Все технологическое развитие (за исключением военно-промышленного комплекса) направлено на то, чтобы людям стало жить лучше. В этом и есть смысл прогресса, в том числе технологического. Причем, я считаю, что технологическое развитие обеспечивает прогресс в большей степени, чем что-либо: человек в своем социально-интеллектуальном смысле, к сожалению, недалеко ушел от эпохи варварства, а в интеллектуально-технологическом — чрезвычайно далеко. И технологии будут навязывать людям развитие, навязывать лучшие модели поведения по сравнению с теми, которые у них есть. Здесь, конечно, есть масса примеров, противоположных по смыслу,— те же биткоины, модель будущих денег, используются пока что не совсем на светлой стороне, но это не отменяет общего вектора в сторону прогресса.

В отличие от многих, я думаю, что у нашей страны есть перспектива в этом технологическом будущем. Как раз производство никогда не было нашей сильной стороной, а таланты — были. Если брать все достижения нашей страны за XX век, можно убедиться, что нам удавалось создавать уникальные штучные продукты, но никогда мы не могли сделать дешевую качественную серию.

Когда я работал в западных технологических компаниях, то убедился, что в России по-прежнему можно найти инженерные таланты, привлечь их к работе на аутсорсинге и научить работать в регламентированном бизнес-процессе.

Я думаю, что мы, компания «РВК», делаем полезную вещь. Институты развития обычно воспринимаются с точки зрения того, сколько и кому они могут дать денег. А я верю, что государственные деньги вообще ядовитые: с ними можно попасть в ловушку контролеров. Тот же World Вank — не чисто финансовая организация, в первую очередь он решает задачи аналитики, распространения практик, выработки концептуальной среды развития. Мы, наверное, первыми в России вырвались из ловушки чисто финансовой структуры, и при поддержке Минэкономразвития мы сформулировали задачу нефинансовых инструментов развития. Зачастую они являются менее затратными, а оказываются гораздо более эффективными. Я совершенно не фанат советского времени, но некоторые вещи там делались правильно. Например, программа индустриализации сопровождалась активной пропагандой ученого, инженера как героя своего времени. Вот вы, например, никогда не задумывались, почему в советских поселках академиков запрещали строить сплошные заборы? Только штакетник. (В номенклатурных поселках были сплошные заборы.) Это делалось для того, чтобы народ видел, как хорошо живут ученые. Видеть, как хорошо живут партийные деятели, не полагалось, а вот ученые должны были быть ролевой моделью для простых людей. Сейчас государство тоже должно озаботиться идеей, как поднять престиж тех, кто делает будущее. Мы, что можем, делаем. Программы популяризации, обучения, международной кооперации, развитие инфраструктуры, технологическая бизнес-экспертиза… Все это создает среду. Правильную, насколько это возможно.

Записала Екатерина Дранкина

Из теории в практику

Визитная карточка

Агамирзян Игорь Рубенович родился в 1957 году в Ленинграде. Окончил матмех ЛГУ, кандидат физико-математических наук. В советское время работал в Институте теоретической астрономии АН СССР и Ленинградском институте информатики АН СССР, преподавал в Ленинградском политехническом институте. В 1991-1995 годах — соучредитель и технический директор компании "АстроСофт". В 1995-2007 годах работал на руководящих постах в корпорации "Майкрософт". С апреля 2009-го — гендиректор и председатель правления ОАО "РВК". Считается одним из ведущих экспертов в России по вопросам инновационного развития и технологического бизнеса.

«Производство превращается в принтер»