Имя судьи

30 декабря оглашена резолютивная часть удивительного приговора, вынесенного судьей Еленой Коробченко по "парфюмерному делу" братьев Навальных. Раздражает журналистское клише, когда говорят и пишут, что это Замоскворецкий суд вынес обвинительный приговор. Просто непостижимо: уже больше 20 лет живем в стране, в которой, согласно Конституции, судят не суды, а судьи – причем руководствуясь законом и совестью – а журналисты по советской привычке все твердят о судах.

Мы никогда не добьемся справедливых судебных решений, пока не научимся четко связывать судебное решение с именем судьи, его вынесшего. К величайшему сожалению, ничего не могу сказать об обоснованности вынесенного Навальным приговора, поскольку не имею возможности ознакомиться с полной аудиозаписью всего судебного заседания. В печати публикуются одни обрывки. Опять и снова: пока не будет размещаться в интернете полная аудиозапись процесса, не станет в России суд публичным. Интересно, когда средства массовой информации догадаются сделать это, хотя бы когда речь идет о знаковых процессах?

Что можно сказать о приговоре, вынесенном судьей Коробченко, не вдаваясь в существо уголовного дела? Поражает решение об аресте в зале суда Олега Навального, да еще в канун праздников. Приговор не вступил в законную силу, с какой стати судья так озаботилась принятием мер по его исполнению? Казалось бы, уже есть прецедент в Кирове, где приговор судьи Блинова, также поспешившего принять меры к обеспечению исполнения приговора и аресте осужденных в зале суда, был отменен по протесту прокурора. Зачем повторять чужие судейские ошибки? Определенно Коробченко совестью не руководствовалась, когда отправляла Олега за решетку в новогодние праздники.

Мы никогда не добьемся справедливых судебных решений, пока не научимся четко связывать судебное решение с именем судьи, его вынесшего

Еще более удивительным и ошибочным было решение до вступления приговора в законную силу сохранить такую меру процессуального принуждения в отношении Алексея Навального, как домашний арест. Домашний арест – это мягкая форма лишения свободы, и она засчитывается в реально отбытый срок в случае установления реального срока наказания. А Алексей не был приговорен к лишению свободы. Неужели судья не знает разницы между подпиской о невыезде и домашним арестом?

Поразителен по точности аргументации и юридической грамотности ответ пресс-секретаря суда Юлии Петровой на запрос уголовно-исполнительной инспекции по факту нарушения Алексеем Навальным условий домашнего ареста: меры процессуального принуждения работают во время предварительного и судебного следствий, приговор вынесен.

УПК РФ не действует. Ну что сказать? Полагаю, что было бы правильно поменять рабочими местами Елену Коробченко и Юлию Петрову. Ошибки пресс-секретаря не имеют таких последствий, как у судьи. В одном приговоре, в одной только резолютивной его части судья допустила две очевидные ошибки. Правда, у нее еще есть шанс до рассмотрения кассационной жалобы на приговор их исправить: Олега выпустить из СИЗО, а Алексею отменить домашний арест.

По поводу СИЗО и условий содержания в них. Правозащитники неоднократно поднимали вопрос о пересчете сроков, отбытых осужденными в СИЗО, к срокам в исправительных колониях; проходит сбор подписей в поддержку такого законопроекта. Очевидно, что камерное (по сути тюремное) содержание является более суровым, чем содержание в условиях исправительной колонии. Справедливо поэтому компенсировать эту тяжесть путем зачета, например, одного дня в СИЗО за два дня в колонии. Разумеется, если в приговоре наказание установлено в виде отбывания в тюрьме, то никакого пересчета быть не должно: что там камера – что в СИЗО.

Единственная ошибка, которую делают правозащитники, добиваясь изменения законодательства, – когда они предлагают установить разные коэффициенты пересчета для разного вида колоний. Если полистать Уголовно-исполнительный кодекс, то легко увидеть: условия отбывания в колониях разного режима практически не отличаются, нельзя же всерьез принимать в расчет небольшие различия в количестве передач и свиданий. Да и эти различия исчезают, если сравнивать облегченные условия в ИК строгого режима с обычными в ИК общего режима. Точно так же нет оснований менять этот пересчет в зависимости от вида преступления. Основание для пересчета – избыточная суровость наказания условиями в СИЗО, в отличие от установленных приговором, вид преступления не важен.

И последнее на сегодня. Притчей во языцех стала переполненность СИЗО. С учетом сегодняшних реалий средств в бюджете на строительство дополнительных помещений в СИЗО нет, о чем ясно заявил первый заместитель директора Федеральной службы исполнения наказаний генерал-лейтенант Анатолий Рудый. Отсюда простой вывод: нужно меньше сажать в СИЗО (и выносить меньше таких приговоров, как у Елены Коробченко) и улучшить санитарно-гигиенические условия в камерах без дорогостоящих капитальных затрат. Все это можно сделать только при широком привлечении общественности, в первую очередь – общественных наблюдательных комиссий. Было бы правильно, если бы ОНК сосредоточились не на внезапных посещениях СИЗО, а почаще бы анализировали судебные решения по направлению обвиняемых в СИЗО. Поскольку этого не делается, то количество арестантов в СИЗО растет из года в год.

Валентин Данилов – ученый-физик, бывший директор теплофизического центра в Красноярске. В 2001 году арестован по подозрению в разглашении государственной тайны, в 2004 году приговорен к 14 годам колонии строгого режима. Условно-досрочно освобожден в 2012 году. Дело Данилова было одним из наиболее громких процессов над учеными и проходило, как считают правозащитники, с серьезными нарушениями процессуального кодекса