Умер Михаил Кулаков

Некролог

Предыдущая фотография

Следующая фотография 1 / 2

Фото: Коммерсантъ / Кирилл Тулин / купить фото

Фото: Коммерсантъ / Кирилл Тулин / купить фото

В Италии на 86-м году жизни скончался художник Михаил Кулаков, один из первых героев московского андерграунда и первых культурных возвращенцев,— его официальная дебютная персональная выставка на родине открылась в 1989 году.

В наше время уже ясно, что первые нонконформисты были для советского искусства аналогом "потерянного поколения", открытого Гертрудой Стайн и Эрнестом Хемингуэем в Париже. Эти художники могли участвовать в боевых действиях на фронтах Великой Отечественной, как Эрнст Неизвестный, или голодать в тылу, но одно их объединяло — стремление к опьяняющей свободе за пределами исторического материализма. Четкой линии развития общественных отношений, кончавшейся на коммунизме, они противопоставили установку на эклектику и атемпоральность, рациональным схемам классовой борьбы — мистику. Подобно сверстникам в послевоенной Европе они увлекались абстракцией, заново открывая то, что лежало скрытым в запасниках Третьяковки и Русского музея, спорили о Сезанне и Поллоке, погружались в древнерусскую живопись и восточные религии. И подобно французским ташистам оказались прочно забыты после краткого периода триумфальных возвращений начала 1990-х годов, уступив место опытным в литературном отношении концептуалистам и художникам соц-арта.

Михаил Кулаков был одним из первых практиков абстракции в оттепельной Москве и важнейшим активистом эпохи бури и натиска, когда в относительно либеральной культурной политике стали образовываться островки новой культуры, ориентированной на Запад. Его биография характерна для "потерянного поколения". Сын советских служащих поступил в Московский государственный институт международных отношений (МГИМО), чем несказанно порадовал родителей. Но поездка в Ленинград сбила Кулакова с дипломатической стези и отправила его в сторону искусства: проучившись два года в МГИМО, он бросает институт, ругается с родителями, поступает в пехотное училище, уходит по состоянию здоровья, работает грузчиком, мирится с родителями и с их помощью оказывается в малярно-декорационном цехе Малого театра. Там в свободное время под влиянием Николая Рериха и иконы Кулаков пишет пейзажи в символистском духе.

Летом 1957 года в Москве проходил Всемирный фестиваль молодежи и студентов, на который приехал американский юноша по имени Гари Коулмен. Он работал в технике дриппинга, как Джексон Поллок, устраивая живые выступления на выставке молодых художников в парке Горького. Так московская молодежь познакомилась с "живописью действия". Многие попробовали повторить это в домашних условиях, но бросили, а Кулаков, наоборот, начал развивать заокеанские приемы на советской почве. В том же году он делает первую выставку на квартире знаменитого искусствоведа Ильи Цирлина, члена Союза художников, поддержавшего многих молодых авангардистов оттепели и позже расплатившегося за эту поддержку увольнениями и ранней смертью. На Кулакова тоже давили "органы" — пришлось уехать в Ленинград, где его приняли в Институт театра, музыки и кино. Официально разрешенных выставок у Кулакова не было, если не считать абстракцию-другую для оформления спектаклей — реквизит, обозначающий чуждую классовую сущность того или иного персонажа. Кулаков подружился с академиком Капицей, который пригласил его выставляться в Институт физических проблем. Выставка, как тогда было заведено, провисела недолго и была закрыта 1-м отделом института, то есть сотрудниками КГБ. В Ленинграде Кулаков подружился с гениальным поэтом-заумником Виктором Соснорой и выступал с ним вместе — Соснора читал стихи, Кулаков показывал картины. С начала 1960-х он все дальше уходит от абстракции к своей первой любви — символизму — и пытается сочетать анархистскую манеру разбрызгивания с сюжетами на мистические темы вроде фаворского света и гармонии двух начал.

Особых перспектив для художников-нонконформистов в СССР не было, и Кулаков уехал при первой же возможности — в 1976 году, женившись на итальянке Марианне. Оказалось, правда, что на Западе с возможностями тоже не очень: и мир искусства перенаселен, и Италия оказалась страной, живущей за счет прошлого, а не экспериментов. Художник и на родине был склонен к эклектичным духовным поискам, а на Западе и вовсе погрузился в философию. В воспоминаниях соратника по подполью Валентина Воробьева он предстает просветленным мудрецом, постигшим суть бренного мира. Незацикленность на политике позволяет Кулакову не фиксироваться на диссидентской составляющей андерграунда и принимать приглашения новой, перестроечной власти: его первая персональная выставка открылась в 1989 году, а в 2008-м состоялась большая ретроспектива в Третьяковской галерее при поддержке Итальянского института культуры в России. На этой выставке художник предстал не монахом из воспоминаний Воробьева, но чрезвычайно мягким и открытым человеком. Кулаков не обижался, как многие современники, на тех, кто обошел его в популярности, но уверенно держался той смеси радикализма в искусстве и мистицизма в философии, что в течение полувека позволяла ему быть свободным в тех рамках, которые он сам построил.

Валентин Дьяконов

Пионер оттепели