Евгения Шинковская выяснила, кто и зачем служит в научных ротах

Два года назад в российской армии появились научные роты — в них набирали студентов-отличников, в основном из технических вузов, а идея была в том, чтобы быстро модернизировать армию. Что из этого вышло? "Огонек" побывал в первой научной роте Военно-морского флота

Главная задача матросов в научной роте — тренировать мозг

Фото: Коммерсантъ / Евгения Шинковская

Скоро армия пополнится учеными-филологами, медиками и юристами

Фото: Коммерсантъ / Евгения Шинковская

Питание в научных ротах вполне приличное. Любимое блюдо — гигантские пельмени

Фото: Коммерсантъ / Евгения Шинковская

Евгения Шинковская, Пушкин — Москва

Солдат, который готовится одновременно к защите кандидатской и к защите Родины,— редкость. Но в России он есть. А недавно возник даже такой матрос.

Берут в первую научную роту ВМФ только выпускников технических вузов со средним баллом в зачетке не ниже 4,5. С тех пор как Сергей Шойгу в 2013-м впервые упомянул о научных ротах, таких подразделений сформировано восемь. В каждой роте по 60 военнослужащих: это значит, что из 300 тысяч новобранцев российской армии из последнего (осеннего) призыва в научные роты пошли служить не больше 500. Ну а первая рота для ученых-матросов находится в городе Пушкине, под Петербургом — на территории Военного института ВУНЦ ВМФ, он же Военно-морской политехнический.

Четырехэтажная казарма выкрашена в традиционный для Питера желтый цвет. Издали похоже на офис муниципального учреждения. Внутри вместо палат с дребезжащими армейскими койками — спальни в персиковых тонах. В одной матрос в очках, не спеша, расправляет синие покрывала на кроватях. На стенах портреты видных флотоводцев, в тумбочках — порядок, кроме одной, и это то самое исключение, которое подтверждает правило: служба в научной роте — особая. Здесь, например, согласно правилам научного учреждения, можно пользоваться телефоном, тогда как в армейской части его выдает на время командир. Еще в обычной воинской части дверей мало, а большинство помещений просматривается, а в научной роте закрывается каждая комната - наука требует уединения.

Попасть в научную роту непросто. В каждой свой конкурс: от 5 до 20 человек на место. Кандидату мало быть просто отличником — важно, к примеру, чтобы за время обучения он добился каких-то успехов в науке. Например, написал пару научных статей или начал работу над собственным проектом.

— Это только начало,— говорит Борис Иванов, замначальника петербургского Военно-морского политехнического института.— Сейчас думают о создании объединенных научных рот при наукоградах, они будут работать сразу на все виды вооруженных сил: и на ВМФ, и на ВВС, и на сухопутные, и на ракетные.

По словам Иванова, в ближайшее время научных рот в армии может стать больше: кроме технарей армии нужны юристы, медики (в том числе, девушки) и даже гуманитарии (лингвисты, в частности).

Человек и система

Помещение кафедры кораблестроения ВУНЦ ВМФ, в котором трудятся операторы научной роты (так здесь называют матросов), благоустроено по-советски: на полу крашеные металлические ящики (небольшие испытательные бассейны), на стенах — физические формулы и следы начатого, но так и не законченного ремонта.

— Когда я пришел в свою лабораторию, она была похожа на склад,— вспоминает матрос Кирилл Шульгин. Первые полгода службы он в одиночку наводил там порядок, потому что без этого начать работу было невозможно. Потом к нему направили пополнение (еще четырех ученых-матросов), чтобы они все вместе занялись "экспериментально-теоретической оценкой непотопляемости поврежденного корабля на волнении"? — предполагается, что по окончании службы ребята сформулируют список рекомендаций для экипажа в случае затопления судна. Неразрешимым оказалось следующее обстоятельство: из-за отсутствия необходимого оборудования на кафедре ребята довольно быстро выполнили бумажную работу и теперь дни напролет сидят за столами и ждут новой техники. Использовать инструменты, которые предлагает академия,— прошлый век. Нужен современный комплекс компьютерных программ.

— Наша задача — привнести в структуру новые веяния в плане вот этого,— один из молодых людей выразительно стучит по компьютеру.— Ясно ведь, что до того, как испытывать макет,— он показывает на модель корабля длиной в пару метров,— лучше все прикинуть в программе. Иначе — череда бессмысленных экспериментов с допиливанием лобзиком какого-нибудь микрона...

Собственно, в этом проблема научных рот: современный студент технического вуза — довольно продвинутый начинающий ученый. Он, как правило, бегло читает на английском, разбирается в мировых трендах и знает, как выстроена работа в действующих научных лабораториях. А вместить эти представления в рамки армии, которая во многом еще остается советской, крайне проблематично.

— Приходят люди неглупые, с высшим образованием. Язык найти с ними проще, а вот повлиять сложнее,— признает командир научной роты лейтенант Вячеслав Ржавитин.— Да и ждать не привыкли: если в чем не согласны с армейской системой, стараются сразу же внести новшества. С режимом проблем нет, просто они смотрят далеко вперед — хотят использовать более современные языки программирования. Те, что широко применяются на гражданке, но мы-то их еще нескоро освоим.

Вот пример, есть программа, которая позволяет моделировать почти все процессы, от проектирования до производства, сборки-разборки и утилизации, но она дорогая: лицензионная версия стоит 2 млн рублей. У одного из матросов предыдущего призыва такая была: он ее честно украл. Но запатентовать изобретение, если нет лицензионного софта, нельзя. Вот изобретения и уплывают на гражданку.

— Вчера один из бывших курсантов звонил — приглашал на научную конференцию,— рассказывает Ржавитин.--В армии у него было направление "глубоководные зонды" — конструированием занимался. Во время службы проработал все устройство зонда, и по итогам у него был самый видный и серьезный отчет. Сейчас этот зонд уже в работе на коммерческом предприятии.

— Но на самом деле не хватает не только софта,— вздыхает лейтенант.— Вот я был в пятой роте Общевойсковой академии в Москве: там у каждого оператора по компьютеру. А у нас...

Лейтенант Ржавитин машет рукой с искренним сожалением. Не то чтобы он хоронит всю военную науку в РФ, просто он и сам разрабатывал атомный подводный гидроплан, который до сих пор на бумаге.

Круто ты попал!

День срочника научной службы начинается с зарядки. Покорив физику в лучших вузах РФ, операторы научных рот в течение года постигают физкультуру: бегают по утрам в летнюю жару и зимнюю стужу — зрелище, надо признать, впечатляет даже к концу срока службы. Наука ходить в ногу ученым тоже дается с трудом. Впрочем, не в том задача. Министр Шойгу пару лет назад сказал: гонять ученых по плацу — преступление, так что, по сути, единственная хозяйственная обязанность оператора научной роты — уборка.

Военная подготовка оператора научной роты, как правило, ограничивается курсом молодого бойца, поскольку в случае чего его на передовую не отправят. Единственные штурмы, к которым готовят таких солдат,— мозговые, так что всю светлую половину суток матросы научной роты проводят в работе над проектами. Раз в месяц — письменный отчет о проделанной работе. У каждого оператора есть научный руководитель — сотрудник учреждения, на базе которого создана та или иная рота. В основном это вузы, но некоторые роты прикреплены к предприятиям.

Научрук контролирует выполнение задачи и если последний явно не справляется, его переводят на стандартную службу в обычную часть. Уволить со службы в научной роте могут и по здоровью, причем выплатив компенсацию, иногда до нескольких сот тысяч рублей. Такие случаи были, другое дело, что командование до сих пор гадает, действительно ли те солдаты были больны.

В 19:00 наступает золотое время отдыха: можно пойти в тренажерный зал, чайную, почитать книги или журналы, отутюжить одежду. Сидя в чайной на мягком кожаном диване с подшивкой Men`s Health, матросы представляют собой довольно странное зрелище: будто группа молодых ученых устроила вечеринку на военную тему. В другом углу комнаты посиделки больше напоминают чайную церемонию: оставив ботинки у входа, молодые люди наполняют чашки и заводят беседу о том, как они здесь оказались.

Правда, в девять вечера все должны подтянуться в кинотеатр: пора смотреть новости по главному гостелеканалу.

У матросов есть вопросы

За два года существования экспериментальных рот подводить итог их научной деятельности рано. Но дискуссия идет вовсю. Говорят, во-первых, о том, что за год службы сделать с нуля что-то значимое почти нереально. Даже при условии, что ученый приходит в прилично оснащенную лабораторию, где есть современное программное обеспечение и четкий план работы. В противном случае несколько месяцев уйдет на раскачку, и до реальной науки может и не дойти.

Во-вторых, непонятно, насколько удалось реализовать идею министра о привлечении через такие роты в армию научной элиты: по мысли Сергея Шойгу, талантливые ребята после службы должны захотеть остаться служить и дальше. Но, судя по всему, самые талантливые, столкнувшись с невозможностью что-то менять в системе, тихо отсиживают свой год и покидают армию при первой же возможности.

— Мне оставаться на контракт вообще не резон,— говорит самый взрослый матрос, без пяти минут кандидат наук.— Когда я оканчивал институт, мне предлагали зарплату от 80 тысяч. Я туда не пошел, потому что та компания занималась сельхозтехникой, а мне это было неинтересно.

Так что остаются в итоге те, кому, по большому счету, идти некуда.

— Если ты из провинции, такая служба — отличный шанс за счет оборонки закрепиться в столице, попасть в Москву или Питер,— говорит научный оператор Григорий.— Многие из этого контингента остаются и на контракт, а через пару лет получают квартиру. Вообще половина нашего призыва — приезжие.

Есть еще одна группа научных операторов: те, кто не нашел отмазок от армии, но кому способности позволили избежать обычной службы. Условия в научной роте и вправду хорошие, а это многих устраивает.

***

— Ну все, слава Богу, отагитировались,— кладет телефонную трубку ротный Вячеслав Ржавитин и выдыхает.— Четыре заявления!

В гражданские вузы регулярно направляют послов-агитаторов, которые рассказывают о прелестях службы в научной роте, чтобы студенты шли сюда, а не на военную кафедру.

— А когда нас агитировали, было 22 заявления,— замечает старший матрос Сергей Андреев из Иванова. В кабинете командира он заканчивает собирать свое личное дело: готов подписать контракт.— Я работал инженером у себя в институте, думал пойти на фирму к отцу. Но здесь поступлю в адъюнктуру (аналог аспирантуры в высших военно-учебных заведениях.— "О"). Параллельно буду работать в лаборатории — отвечать за документацию, проводить исследования, следить за стендами. Летом девушка приедет — она у меня врач. Первое время будем снимать квартиру, военным платят подъемные.

— Компенсация жилого помещения,— глядя поверх очков, разъясняет командир.— До 15 тысяч рублей.

Сергей доволен: снять "однушку" в центре Питера можно за двадцать.

— Стартовая зарплата того, кто только получил офицерское звание,— тысяч сорок,— объясняет командир.— Лет через десять, когда он уже станет капитаном третьего ранга, минимум на 15 тысяч больше. В общем, немного.

Раньше к работе над атомными, водородными, ракетно-космическими и другими оборонными проектами привлекали лучших ученых.— Они становились "закрытыми", но ни в чем не нуждались, получали едва ли не самые высокие зарплаты в стране. Сегодня все по-другому: взаимодействие науки и армии определяется гособоронзаказом. Сегодня приоритет — робототехнике. Готовится даже образовательный стандарт по управлению необитаемыми роботами на воде, под водой и в воздухе.

Появятся ли благодаря новым научным ротам в армии новые роботы, способные решать без человека задачи повышенной сложности? Вопрос. У нас есть светлые умы, которые могут придумать оригинальные решения. Возможно даже, для них найдут софт. А что потом? Не секрет, что в армейских НИИ до сих пор остаются на бумаге сотни уникальных разработок, которые то ли не нужны, то ли слишком революционны.

Прохаживаясь по тускло освещенному коридору кафедры кораблестроения, на те же темы рассуждает и один из научруков пушкинской роты доктор технических наук Юрий Разумеенко:

— Вы знаете, например, что такое для нас получить патент? Тяжелейший труд! Вот перед вами наша волностойкая платформа,— Юрий Разумеенко показывает на плакат, уже ставший учебным.— Каждый год во время навигации 15 процентов буев по берегам всей России смывает волной. Представляете, какие это расходы: постоянно закупать новые буи вдоль всей береговой линии страны, учитывая, что их надо ставить через километр дистанции? Но технология производства налажена — как клепали, так и продолжают клепать. А теперь представьте: буи с волностойкой технологией, которые мы запатентовали еще в 2002 году, волной вообще не смывает! Я и думаю: может, поэтому их так и не начали производить?..

Наука, бегом марш! – Огонек № 11 (5364) от 23.03.2015