В ГМИИ имени Пушкина открылась выставка венгерского художника Михая Мункачи, невероятно популярного сто лет назад.

В Москве творчество Михая Мункачи (на фото — "Похитительница конфет" (1885)) часто оставалось в тени
Фото: Сергей Бобылев, Коммерсантъ / купить фото

Рубрику ведет Мария Мазалова

Есть одно определение, которое сразу указывает на место художника в истории искусства. Если кого-то при жизни называли новым Рафаэлем, в девяти случаях из десяти он оказывается забыт после смерти. Иоганн Винкельман, отец искусствознания и специалист по античности, называл так своего соотечественника Менгса, чья известность ныне ограничивается парой-тройкой портретов в музее Прадо, перед которыми никто не останавливается. Венгр Михай Мункачи был "новым Рафаэлем" XIX века, и неудивительно, что ныне о нем помнят только люди старшего поколения — в Советском Союзе художника считали собратом передвижников. Между тем ни его слава, ни его роль в искусстве не сводится к нескольким мрачным жанрам, которые Мункачи написал под впечатлением от картин Гюстава Курбе и Бастьен-Лепажа.

Мункачи родился в 1844 году на территории Австро-Венгрии. Потеряв обоих родителей еще в детстве, он пользовался поддержкой родственников и благодаря этому изучал искусство в венской Академии художеств и в Дюссельдорфе под руководством жанриста Людвига Кнауса. В 1867 году Мункачи впервые оказался в Париже, там он попал под очарование суровой манеры реалистов. Уже в 1870-м художник выступил на Салоне с картиной "Камера смертников" и получил за нее золотую медаль. Хрестоматийное полотно Репина "Перед исповедью" явно вдохновлено Мункачи. В 1872 году он переехал в столицу Франции, где женился на вдове барона де Марше Сесиль Папье и оказался, таким образом, в эпицентре аристократических вечеринок и заказов. Стиль его радикально изменился: из реалиста Мункачи постепенно превратился в усредненного салонного живописца. Слава его росла, и в его жизни появился человек, готовый сделать из экзотического венгра суперзвезду. Австрийский дилер по имени Карл Зедельмайер сначала купил картину Мункачи "Мильтон, диктующий дочерям поэму "Потерянный рай"", а затем стал не столько продавцом, сколько продюсером художника.

Абсолютный пик их сотрудничества — монументальное полотно "Христос и Пилат" (1881). Именно эта вещь свела с ума сначала Париж, а потом и всю Европу, окрестившую Мункачи новым Рафаэлем. Мункачи написал "Христа на Голгофе", еще более успешного, а затем под руководством Зедельмайера отправился в американское турне с библейскими полотнами. "Христос и Пилат" расходились в десятках тысяч репродукций по всей Америке. Оригинал купил основатель сети универмагов Джон Уанамейкер за невероятную, рекордную по тем временам сумму, примерно равную сегодняшним $3 млн.

Несмотря на то что библейские громадины уже давно обесценились и вернулись из-за этого на родину художника, в Москве их не показывают. И, какова бы ни была причина, это даже хорошо: мы снова видим Мункачи глазами советских людей, которые искали (и находили) в завсегдатае парижских салонов всполохи живописной свободы импрессионистов. Вещи Мункачи Пушкинский окружил работами его учителей, современников и подходящих по контексту русских. Получается, что пейзажи Коро и "Парижское кафе" Коровина в роли гарнира очень отвлекают от вялого основного блюда. Выставку надо было бы сделать иначе — про карьеру, про моду, про европейского зрителя конца XIX века, но ничего не попишешь, мы до социологии еще не доросли, а ведь Мункачи только для нее и годится.

Валентин Дьяконов

Хорошо забытое новое