Анна Сакоян: Университет КГИ: Человек как фактор развития
Евгений Гонтмахер Фото: Наташа Четверикова/Полит.ру 23 апреля 2015 г. состоялась встреча-диалог с доктором экономических наук, профессором, членом Комитета гражданских инициатив Евгением Гонтмахером на тему «Человек как фактор развития: между рабством и свободой». Это было первое мероприятие совместного проекта Полит.ру и Университета Комитета гражданских инициатив (КГИ) «КГИ: идеи и люди».
«Смысл такого названия, - пояснил ведущий мероприятия Борис Долгин, - в том, что Комитет гражданских инициатив – это, с одной стороны, определенные люди. Каждый со своей репутацией, со своими взглядами и повесткой. И для того чтобы о чем-либо говорить, можно отталкиваться от людей. С другой стороны, КГИ – это проекты. Это всегда проекты, за которыми стоит идея гражданственности, гражданской инициативы. Наш совместный цикл, как мы надеемся, пройдет по обеим линиям сразу. В каких-то случаях он будет ближе к лекционному формату, в каких-то будет чем-то средним между лекцией и беседой, в каких-то будет проходить в формате панельной дискуссии. Для нас принципиально важно, что в этом могут участвовать не только те, кто физически дошел до нашего мероприятия. У нас идет онлайн-трансляция, и вопросы могут задавать люди из всех уголков России – и не только России».
Эта встреча была из числа тех, которые между лекцией и беседой. Гонтмахер вначале очертил проблему, которую предлагал обсудить, а затем участники стали задавать ему вопросы и выступать со своими комментариями. Гонтмахер предварил свой монолог двумя «эпиграфами». В качестве первого он рассказал историю о том, как недавно на одной научной конференции, где все выступали с презентациями, на которых были представлены цифры, он в своем выступлении отказался ссылаться на цифры и сказал, что сейчас важнее говорить о ценностях, чем вызвал сильное недоумение у аудитории. Вторым «эпиграфом» была отсылка к уставу израильской армии, где сказано, что если военный попадает в плен, он имеет право выдать любую военную тайну, потому что он должен остаться в живых. В дальнейшем разговор действительно постоянно возвращался к этим двум темам: насколько в принципе сейчас имеет смысл опираться в рассуждениях на числовые показатели и каким образом могут и должны строиться отношения между гражданами и государством.
Собственно, проблема цифр и показателей связана с тем, что это действенно при грамотном подходе на прикладном уровне, на котором работают, например, государственные институты, но плохо применимо к глубинному уровню – отношениям граждан и государства в целом. В настоящий момент, считает Гонтмахер, ситуация в стране такова, что деятельность институтов фактически парализована из-за того, что модель этих отношений ущербна. Социальные проекты и соответствующее законодательство могут быть сколь угодно продуманными и проработанными, однако на практике они не дают ожидаемого эффекта.
«Мы, например, отдали государству наше здоровье, - объяснил Гонтмахер. – Наше государство его национализировало. Точно так же, как и образование. Я-то за бесплатное здравоохранение, и я всегда это отстаиваю. Но оно же не бесплатное. Однако у нас, безответственных налогоплательщиков это как складывается? С нами что-то случается – государство обязано нас обслужить, а откуда берутся на это деньги, нас абсолютно не волнует. В итоге мы, с одной стороны, что-то от государства требуем, а с другой стороны, мы приползаем к нему на коленках и говорим: слушай, дорогое государство, уж помажь нас как-нибудь зеленкой». Иными словами, у граждан нет ни актуального выбора, ни активной позиции, чтобы добиваться возможности выбора.
В России веками складывалась государствоцентрическая модель (сначала при царском режиме, затем укрепилась в СССР). В 1990-е гг. была неудачная попытка смены модели, и в итоге всё вернулось к сакрализации государства и несменяемости власти. Сейчас, в XXI в., человек по-прежнему продолжает оставаться винтиком в государственной машине. В начале существования Советского союза были «ходоки к Ленину». Сейчас пишут письма Путину (минуя инстанции, к которым на самом деле стоило бы обратиться для решения проблемы). Здесь Гонтмахер провел параллель с корпоративным государством Муссолини, когда все организации – части государственной системы, а человек «национализирован, с точки зрения права на жизнь».
Альтернативой такому положению дел может быть модель, при которой граждане и государство находятся в партнерских отношениях, причем с обязательной презумпцией виновности государства: «государство должно доказывать, что оно невиновно и эффективно». И здесь многое зависит от образования. Не случайно нынешний государственный аппарат, инстинктивно стремясь к укреплению своих позиций, наступает на эту сферу. В СССР образовательным институтам, помимо собственно обучения, вменялось в обязанность воспитание, предполагающее навязывание определенных догм. В 1990-е гг. эта догматичность ушла, и появилась вариативность выбора. Теперь пошел обратный процесс устрожения и догматизации. Сюда, в частности, относится появившаяся в некоторых вузах практика отслеживать поведение студентов в соцсетях и собирать досье на их внеучебную деятельность – в том числе гражданскую и политическую.
Противопоставить такому положению дел можно только гражданское сопротивление: критически воспринимать информацию, представляемую государственными СМИ (еще один инструмент контроля над людьми), заниматься просвещением (Университет КГИ – пример такой инициативы). Большинство людей сейчас находятся в состоянии анабиоза, однако есть некоторое количество активных граждан (условно говоря, 15% по всей стране, в том числе в регионах), которые уже выбрали свободу, и их трудно поставить в положении детали в механизме, потому что они думают, задают вопросы и пытаются объединяться и самоорганизовываться на низовом уровне. Их активность может оказаться важным фактором смены модели.
В заключение своего монолога Гонтмахер подчеркнул, что нынешняя гражданская повестка должна основываться на общности интересов без какой-либо идеологической окраски, потому что при разных идеологиях у значительных групп людей есть общие цели. На замечание Бориса Долгина, что эта неидеологичность сама по себе может восприниматься идеологически (в частности, в разрезе оппозиции «персонализм – этатизм») Гонтмахер возразил, что по факту в стране сейчас нет ни настоящих левых, ни настоящих либералов, а есть только интересы политической элиты, встроенные в систему власти. В итоге получается, что объединение людей для решения конкретных задач – это высшая ценность по сравнению с идеологическими установками.
Обсуждение началось с вопроса о том, насколько велики ресурсы государства для сохранения статуса-кво. Гонтмахер сказал, что люди будут долго терпеть и ждать изменений к лучшему. Одновременно с этим идут и будут идти процессы пассивного реагирования и активного сопротивления. Активные граждане будут объединяться. В качестве примера пассивной реакции он привел попытки отделения от государства: например, люди всё чаще, вместо того чтобы ходить к врачам, занимаются самолечением, зачастую прибегая к некомпетентным источникам.
Здесь разговор сместился к вопросу о перспективах безработицы как одном из факторов возможной социальной нестабильности. Гонтмахер в очередной раз напомнил, что цифры могут быть непоказательными. Сейчас, например, по данным Международной ассоциации труда в Испании большая безработица, а в России маленькая. Но эта разница мало о чем говорит, потому что показатели во многом зависят от того, как проводятся опросы и как устроен рынок труда. Сейчас в России занятость 20 млн. трудоспособных граждан вообще никак не отражается статистикой, так как они работают в теневой сфере. Из тех рабочих мест, которые удается зафиксировать, только треть предлагают нормальные зарплаты. Чтобы говорить о перспективах, нужно отталкиваться хотя бы от наличной ситуации, но даже о ней невозможно судить с уверенностью.
По поводу гражданской активности налогоплательщиков высказался Иван Бегтин, который сейчас тесно сотрудничает с Минфином по части открытого (и понятного) бюджета. По его словам, он наблюдает следующий парадокс. Налогоплательщики, которые не понимают, как устроен бюджет, ведут себя пассивно, потому что просто не знают, куда идут налоги и как они распределяются. Налогоплательщики, которые хорошо представляют себе структуру бюджета, ведут себя столь же пассивно, потому что осознают, что та часть бюджета, которая создается за счет налогов, формируется очень косвенными путями, и как на самом деле распределяются налоги, неизвестно. Гонтмахер согласился с тем, что здесь необходимы изменения и сказал, что конкретных рецептов существует множество (в частности, партиципаторный бюджет, который формируется на уровне муниципалитетов, а также более ясная отчетность по пенсионным отчислениям) в противовес общим налоговым сборам, которые сводят к минимуму осознанное участие налогоплательщиков в принятии решений о том, куда идут их деньги.
Философ Александр Рубцов выступил с комментарием на тему понятия «человеческий фактор» (в связи с формулировкой заявленной темы «человек как фактор») и роли этой риторики в формировании социально-экономической модели. Он напомнил, что первоначально о человеческом факторе заговорили в СССР как о чем-то прогрессивном. Однако вскоре этот термин стал употребляться преимущественно в отрицательном смысле – как возможная причина сбоя в работе технического устройства. Позднее, уже в конце 2000-х, заговорили о человеческом капитале в контексте развития – в частности, о смене вектора развития страны с сырьевого на инновационный. Иными словами, предпринимались попытки уйти от сырьевой модели к той, которая основана на интеллектуальном труде граждан.
Разница между этими двумя моделями принципиальна. Если богатство страны производится людьми, то и отношения между ними и государством строятся как партнерство, потому что государство так или иначе от этих людей зависит. А если богатство качается из недр земли, то люди вообще не нужны. Таким образом, смена «вектора развития» означает смену модели общества. При этом обе модели сосуществовать не могут, так как они друг другу враждебны. Сейчас у нас победила сырьевая модель. Это значит, что победа несырьевой невозможна, пока не разрушится сырьевая. Но когда она разрушится, альтернативная в одночасье не получится. Собственно, она рушится уже сейчас по чисто политическим причинами, и все это понимают, однако надеются на авось.
Тема соотношения политики и экономики поднималась и другими участниками. В частности, был вопрос о том, что первично – экономика или политика. Гонтмахер напомнил высказывание Ленина о политике как о концентрированном выражении экономики и отметил, что в определенные моменты политика может разрушать экономику, как это происходит сейчас в России. Таким образом, на повестке не столько экономическая реформа, сколько реформа государства, которое само уже ничего изменить не может. Соответственно, вопрос о соотношении политики и экономики относителен. В России, например, сейчас политика превалирует над экономикой. В США экономика превалирует над политикой.
По этому поводу также высказался искусствовед Анатолий Голубовский, который сказал, что важнее всего сейчас культурная повестка, по сравнению с которой второстепенны и экономическая, и политическая. Сюда относится проблематика представлений о качестве жизни, риторика затягивания поясов и идея самоограничения как культурной особенности.
Наконец, во время обсуждения речь зашла о «проблеме востока и запада» (чем из этого следует считать Россию). Александр Рубцов по этому поводу уточнил, что есть большая разница между тем, когда этот вопрос был задан впервые, и нынешней ситуации. Сейчас имеет место повсеместная ассимиляция, поэтому смысл вопроса теряется. Гонтмахер привел в пример Японию как страну, отчетливо сочетающую в себе признаки того и другого. Есть базовые принципы отношения к человеку, задаваемые европейской цивилизацией, к которой мы, безусловно, принадлежим, и которая сейчас распространилась на весь мир, и есть цивилизационные характеристики разных стран. Иными словами, рассуждения в такой парадигме в принципе некорректны. Наконец, по этому вопросу высказался историк Никита Соколов, который заявил, что вся эта риторика – возмутительная ошибка и симптом провала института социализации в России. Речь о том, что рассуждения об «особом» или каком-либо еще специализированном пути повсеместно (начиная со школы и заканчивая армией) внушают матрицу, в которой всё предопределено. На самом деле ничто не предопределяется, а зависит от конкретных действий и выбора людей, и историческая наука доказывает, что человек свободен в пределах того, как он понимает свободу.
Смотрите также: Встреча с Евгением Гонтмахером. Фоторепортаж Евгений Гонтмахер «Нужны новые люди, которые сменят нынешнюю элиту» Евгений Гонтмахер Наша задача – активное общение членов КГИ с публикой