Рынок прямых инвестиций в России в глубоком упадке, инвесторы вынуждены искать проекты самостоятельно.

Респектабельная публика, собравшаяся в лондонском Гайд-парке в начале осени 2009 года, не отрывала глаз от синего спорткара Tesla Roadster. Любой из оказавшихся на этом закрытом мероприятии мог прокатиться на чудо-автомобиле. Вадим Махов нажал педаль акселератора, и машина бесшумно разогналась до 100 км/ч менее чем за 4 секунды. «Потрясающее ощущение, нигде не испытывал такого разгона. Просто захватывает дух!» — поделился он впечатлениями с гостями. Махов и подумать тогда не мог, что эта великолепная машина — подходящий объект для инвестиций. Ведь деньги, желание инвестировать в инновации и изменить мир у него были. Точь-в-точь как у основателя Tesla Motors, одного из мировых лидеров инноваций Илона Маска. И вскоре после тест-драйва Махов стал соинвестором компании.

Деньги для инвестиций Махов получил незадолго до кризиса 2008 года, когда работал заместителем генерального директора «Северстали». Владелец холдинга Алексей Мордашов закрыл опционную программу и заплатил менеджерам наличные, а не акции компании, которые быстро дорожали. Получив деньги, Махов ушел из компании.

Обычная история того времени, когда стоимость любых активов бурно росла и казалось, что этому росту не будет конца. Бывший коммерческий директор «М.Видео» Михаил Кучмент тоже ушел с деньгами, после IPO компании. Размер вознаграждения Махов и Кучмент не раскрывают, по неофициальным данным, каждый получил более $50 млн.

Оба состоялись как успешные управленцы и решили реализовать свой опыт, инвестируя в непубличные компании. Начинали с независимых фондов private equity, но потом решили искать предприятия для инвестиций самостоятельно. Горизонт таких инвестиций — в среднем семь лет. Пора подводить итоги. Что сейчас происходит на российском рынке private equity?

С ветерком

Прежде чем Вадим Махов занялся частными инвестициями, он 15 лет проработал на «Северстали». Родился он в Череповце, где в большинстве семей кто-то был занят на этом предприятии. Его брат и отец в разное время тоже там работали. Вопрос, куда пойти после окончания вуза (Государственной академии управления им. С. Орджоникидзе), перед ним не стоял. Он не стал рассматривать предложения от коммерческих структур и банков и в начале 1990-х вернулся в родной город. Он писал диплом о стратегическом планировании на предприятии. В то время министерства уже перестали спускать производствам долгосрочные планы, и предприятиям пришлось самим считать инвестиции, оценивать окупаемость, решать, какие продукты выпускать и как привлекать деньги.

Перспективного студента в «Северстали» оценили и взяли на работу в лабораторию экономических исследований. В 1998 году Махов стал директором по стратегическому планированию и активно участвовал в реструктуризации предприятий. Так был создан холдинг «Северсталь-груп». Позже отвечал за реструктуризацию активов группы в США и Западной Европе. За это время капитализация компании выросла с $200 млн до $20 млрд, однако он не склонен преувеличивать собственные заслуги. «Можно рассуждать про уникальные компетенции, но дело не только в нас, — вспоминает Махов. — Во всем мире экономика росла, и куда бы вы ни вложились с кредитным рычагом при низких ставках, везде бы заработали». В 2000-х Махов стал вкладывать небольшие средства в венчурные разработки холдинга и всерьез заинтересовался инновациями. Когда в 2007 году «Северсталь» решила закрыть запущенную 10 лет назад опционную программу, он уже понимал, куда хочет инвестировать.

В качестве одного из управляющих Махов выбрал Олега Царькова, бывшего управляющего активами «Реновы» Виктора Вексельберга. В новый фонд Russian Retail Growth Fund под управлением Svarog Capital Advisors объемом $250 млн «Ренова» в 2007 году вложила примерно 10%. Махов вместе с 20 другими частными инвесторами решил присоединиться. В портфеле фонда сейчас есть несколько компаний потребительского сектора: новосибирская розничная сеть «Холидей классик», автодилер «Авто плюс», сеть супермаркетов Spar, компания экспресс-доставки СПСР и производитель холодильного оборудования Polair. «Фонд ликвидируется, некоторые из проектов рассчитываем продать с прибылью», — говорит Царьков. Ликвидировать фонд в кризис не самая лучшая стратегия, чреватая убытками. «Это часть специфики фондов private equity, — поясняет Махов, — завершение проектов может совпасть с кризисом».

В том же 2007 году Махов помог бывшим сотрудникам «Северстали» создать инвесткомпанию Foresight Capital Partner, которая и сейчас его консультирует и управляет частью его инвестиций. Первые пару лет он активно участвовал в формировании команды и отборе проектов, сейчас компания управляет не только активами Махова. В его портфеле миноритарные пакеты производителя программного обеспечения Promt, популярного сервиса Translate.ru, Росевробанка, а также подмосковный отель «Истра-Холидей». Одной из удачных сделок Махов называет покупку в 2010 году акций основанного Сергеем Гришиным Росевробанка. Банк активно привлекает новых инвесторов, в число которых вошел Европейский банк реконструкции и развития (ЕБРР).

Однако самыми удачными инвестициями были для Махова проекты, которые он нашел сам. В 2009 году он стал советником ректора Школы управления Сколково, где читал курс по инновациям. В международный попечительский совет школы входил его давний знакомый, основатель московского подразделения McKinsey Майкл Обермайер. Он основал в Лондоне компанию Fjord, специализирующуюся на инвестициях в «зеленую» энергетику, и собирал деньги для первого фонда. В мире бушевал кризис, альтернативные инвестиции в России никого не интересовали.

Махов оценил идею Обермайера, но не сразу стал пайщиком его фонда, поначалу он занимался анализом компаний для фонда планируемым объемом €50 млн. За пару лет он просмотрел около 200 компаний, и в пять из них фонд вложил деньги. В числе проектов фонда датский производитель биотоплива второго поколения BioGasol и американская компания Joule Unlimited, которая производит биотопливо из углекислого газа и солнечного света без использования растительного сырья. Вслед за фондом Fjord пришли несколько крупных инвесторов, в том числе «Роснано».

В сентябре 2009-го Махов побывал на том самом клубном мероприятии Fjord для инвесторов в Гайд-парке. Инвесторы могли прокатиться на Tesla Roadster и принять участие в финансировании производства новой модели электромобиля Илона Маска Tesla Model S стоимости порядка $100 000. Заместитель мэра Лондона заверила инвесторов, что через несколько лет в городе появится 10 000 электрозаправок. Прокатиться хотели многие, но очередь за инвестициями в Tesla Motors не стояла. Махов через Fjord вложил в проект личные деньги. Это оказалось удачное вложение: фонд приобрел акции на несколько миллионов долларов по $9, а в 2013–2014 годах распродал их по $30–200. Попасть на такую презентацию, уверяет Махов, не так уж сложно, надо лишь быть представленным сообществу каким-нибудь уважаемым инвестором и иметь деньги, происхождение которых не вызывает сомнений.

Махов считает, что новые технологии изменят мир и экономику России уже в недалеком будущем, когда сырьевая эпоха и нефтяная рента закончатся. На перспективы российской экономики он смотрит позитивно и ожидает роста уже в 2016–2017 годах в результате триллионных инвестиций в инфраструктуру из Фонда национального благосостояния. После этого, полагает он, наступит конец рентной экономики. Переходный период закончится второй волной экономического роста, и появятся новые технологические компании. «2018 год, — прогнозирует Махов, — станет реальным началом рынка private equity в России». Он не исключает, что через несколько лет вернется в private equity в качестве управляющего партнера.

Четыре года назад Махов возглавил холдинг «Объединенные машиностроительные заводы». Предприятие, приобретенное несколько лет назад Газпромбанком, требовало полной модернизации. Обновленный ОМЗ все еще убыточен, но надежда есть — холдинг вернул себе российские рынки криогенных установок и карьерных экскаваторов, начал экспортировать оборудование в Индию, Вьетнам и другие страны.

В розницу

Михаил Кучмент, сделавший карьеру в «М.Видео», стал коммерсантом по воле случая. Он учился в МФТИ, когда приятель позвал его работать в московское представительство Samsung Electronics. Спустя три года он возглавил отдел продаж потребительской электроники по России. В 2002 году пришел руководить маркетингом и продажами в «М.Видео» Александра Тынкована. В конце 2007 года ритейлер провел IPO, всю компанию оценили в $1,25 млрд. Кучмент получил солидный куш, реализовав свой опцион на акции, и стал думать, что делать с деньгами. Он решил инвестировать в собственный бизнес и вместе с бывшим вице-президентом «М.Видео» Александром Зайонцем основал компанию «Домашний интерьер», развивающую сеть гипермаркетов мебели под брендом Hoff. Часть свободных средств Кучмент вложил в консервативные инструменты — облигации и недвижимость, но небольшой суммой он решил рискнуть и инвестировал в непубличные компании.

Для начала Кучмент попробовал фонд private equity: хотел понять, как устроен рынок, и рассчитывал получить интересный опыт. Проанализировав проекты разных фондов, он остановился на одном из них, который инвестировал в растущие компании в понятном для него потребительском секторе. При выборе долго раздумывать не пришлось: российские фонды под управлением независимых команд можно пересчитать по пальцам.

«По данным профильного ресурса Preqveca.ru, в России 200 фондов private equity, но независимых фондов с реальными деньгами едва ли дюжина», — отмечает управляющий директор Russia Partners Владимир Андриенко. Приведенные им цифры отражают общее состояние индустрии альтернативных инвестиций. «Из 90 хедж-фондов с российскими корнями на рынке менее 10 являются рыночными», — говорит председатель комитета по хедж-фондам National Alternative Investment Management Association Михаил Бобошко.

Купив паи фонда, Кучмент понял, что неверно выбрал формат инвестиций. Он осознал, что у него и у управляющего разные интересы, поэтому самому инвестировать было бы комфортнее. Но при этом он не считает деньги потерянными и надеется, что выходы из проектов могут быть прибыльными.

«Управляющий получает 2% от привлеченных активов в год, с учетом семилетнего срока жизни фонда он получит 14%, но при этом его вклад в добавленную стоимость компании часто неочевиден. Управляющему выгодно долго сидеть в неприбыльном проекте», — говорит Кучмент.

Кроме того, его не устраивает, что управляющий может приобрести компанию, в которую инвестор никогда бы не вложился сам. Он также скептически относится к декларируемой управляющими фондов способности всегда получать у собственника лучшую цену. Часто это не так, ведь фонд ставит перед собственником множество условий, связанных как с дальнейшим развитием компании, так и с возможностью обратного выкупа в принудительном порядке. И самое главное, успешному бизнесмену нет никакого смысла инвестировать в private equity, если от вложений в собственный бизнес он ожидает больший доход.

«Нужно инвестировать в то, что делает вас счастливым, — делится Кучмент. — Это очень важно — вкладывать не только ради денег. Например, в развитие нового бизнеса или технологий, которые улучшают жизнь людей».

Кроме собственного бизнеса по-настоящему счастливым Кучмента делает покупка 8% Совкомбанка, совладельцем которого он стал перед кризисом.

Поздней весной 2007 года основатель Совкомбанка Сергей Хотимский и Михаил Кучмент расположились в ресторане «Веранда у Дачи» в Жуковке, чтобы обсудить детали. Предложение купить пакет акций банка не вызвало удивления у Кучмента: он дружил с братом Сергея Дмитрием еще со школы, и братьям было известно, что топ-менеджер «М.Видео» может получить большой бонус после готовящегося IPO. «Мы начали делать розничный банк и пригласили Кучмента стать соинвестором, так как считали его одним из лучших специалистов по рознице», — вспоминает Сергей Хотимский. Он взялся объединить свой банк с крупной сетью кредитных брокеров АРКА, принадлежавшей израильской финансовой группе Kardan, и пообещал Кучменту высокий возврат на его инвестиции. В сентябре 2008 года, когда рынки рухнули, Кучмент пожалел об этой сделке. Однако банк смог перестроить свой бизнес, сделав ставку на высокомаржинальное кредитование активных людей старше 45 лет и пенсионеров. Вскоре начался бум потребительского кредитования, и активы банка стали стремительно расти. За последние пять лет банк вырос в пять раз и с активами 245 млрд рублей поднялся на 35-е место в рейтинге «Интерфакса».

Кучмент мог инвестировать в банк порядка $15 млн. Сейчас этот пакет может стоить вдвое дороже, если оценивать его с мультипликатором 1,5 к стоимости балансового капитала по МСФО. Во всяком случае именно по такой оценке банк недавно приобрел у владельцев акции под опционную программу для менеджмента. Во столько же оценивается сейчас Тинькофф Банк —один из немногих розничных игроков, который, как и Совкомбанк, закончил 2014 год с прибылью. «У банков четкое позиционирование. Кроме того, их основатели участвуют в операционном управлении. Поэтому они и прибыльные», — объясняет Кучмент, возглавивший наблюдательный совет. Он не намерен продавать акции Совкомбанка, который планирует провести IPO.

В будущее Совкомбанка верит и Олег Тиньков: «Хотимский был первым, кто посмотрел на меня не как на бывшего пивовара, а как на банкира, и оценил мою бизнес-модель. Его банк вложил в наши облигации 3 млрд рублей. Надо признать, что это были те самые 3 млрд, которые в значительной степени сделали Тинькофф Банк».

Рынок закрыт

«Индустрия private equity в России не развита, частных инвесторов в этом сегменте можно заносить в Красную книгу, — считает партнер PwC Галина Науменко. По ее словам, этими фондами могли бы заинтересоваться тысячи российских миллионеров. Однако попытки западных фондов привлечь их деньги не увенчались успехом. В большинстве своем эти люди самостоятельно сформировали капитал. Они предпочитают вкладывать в собственный бизнес и привлекать для этого собственную команду. Частные же инвесторы не могли получить опыт долгосрочного инвестирования в непубличный сектор за исключением странного опыта ваучерной приватизации.

Что будет с инвестициями тех, кто все-таки рискнул вложить свои деньги в независимые фонды? Текущая долларовая доходность практически всех фондов private equity общим объемом около $10 млрд с учетом переоценки отрицательная из-за девальвации рубля, но это «бумажный убыток», говорит управляющий партнер RMG Partners Арсений Даббах. У большинства фондов есть еще несколько лет до закрытия, убытки могут исчезнуть. Сложности, оговаривается Даббах, могут быть у фондов, которые были запущены на пике, в 2007–2008 годах, так как у них истекает срок жизни.

«У инвесторов есть три выхода: продолжать ждать еще несколько лет или получить в собственность соответствующую долю в компаниях. Можно еще сменить управляющего, но проблемы фондов сейчас связаны с кризисом и санкциями, а не с их непрофессионализмом», — говорит управляющий одного из фондов с активами более $100 млн с истекшим сроком. Когда-то он привлекал в свой фонд частных инвесторов, но теперь вообще не советует им вкладывать в непубличные компании. «До кризиса у меня были гениальные сделки и выходы из проектов, потому что все покупали за бешеные деньги с закрытыми глазами, — признается он. — Теперь рынок умер, ведь чтобы вкладывать на нем деньги, нужны предприниматели и конкурентоспособный средний бизнес, а их количество уменьшается с каждым годом». Фундаментальная проблема для российского рынка private equity — недостаточный уровень развития малого и среднего бизнеса, в который могли бы вкладывать фонды», — соглашается управляющий партнер департамента «Делойт» Григорий Павлоцкий.

Произошедшее с рынком некоторые фонды заметят не сразу. Недавно самые крупные из них успели привлечь более $2 млрд. Теперь несколько лет они могут жить на комиссию 2% от активов в год.

Личный выбор