Можно сказать, что она конвертировала свой печальный опыт знакомства с бесчеловечностью в сознательный гуманизм

Нобелевский комитет всегда упрекали в политической ангажированности; будут упрекать и сейчас. Мы еще услышим, безусловно, что победа Светланы Алексиевич «политизированная» и «ангажированная» и что ее победа нужна Западу, «чтобы нас унизить» (поскольку Алексиевич не скрывает своего негативного отношения к нынешней российской власти, как, впрочем, и к белорусской). Этот упрек в ангажированности премии отчасти справедлив: было бы неправдой сказать, что Нобелевскую премию дают «за политику» - но нельзя и сказать, что премию по литературе дают исключительно «за буквы». Однако то, что у нас называют «политической ангажированностью», можно назвать, напротив, «чуткостью» по отношению к литературе. Это признание того факта, что писатель не может существовать в вакууме. Невозможно отделить литературу от жизни, тексты литератора - от его политической позиции, взглядов, принципов. Утопией является скорее искусственная конструкция, которую сегодня навязывают в России, — что литература якобы может существовать как-то вот «отдельно» от политики, общества.

Выбор Нобелевского комитета поражает в данном случае даже какой-то сверчуткостью: неизвестно, учитывали ли при выборе все «обстоятельства» Алексиевич — или вовсе не знали о них. Но получилось мощно.

Выбор в пользу Алексиевич — это прежде всего гуманистический сигнал миру.

Он еще слышнее оттого, что послан в момент - как все надеются - окончания безумной и абсурдной войны на Донбассе. Он звучит как призыв к примирению, прощению, отказу от ненависти и насилия («Цинковые мальчики» Алексиевич читаются сегодня как никогда актуально: там рефреном звучит вопрос матерей погибших — зачем все эти смерти? Ради чего? Во имя каких целей?) И, конечно, этот выбор подчеркивает исключительную важность и актуальность темы, которой Алексиевич занималась всю жизнь.

Всю свою писательскую жизнь Алексиевич занималась человеком несчастным. Она профессионально занималась человеческим горем, ужасом человеческого существования - не вообще, а именно ужасом существования человека при конкретном политическом строе. Она занималась людьми именно как жертвами авторитарных режимов и войн. Она не отворачивалась от человеческого горя, а шла прямо к нему — и говорила, говорила с жертвами. Все ее книги — это исповеди, свидетельства больных, измученных, страдающих, изнасилованных, проклятых, несчастных людей. Распространенный сегодня миф — что Алексиевич «не настоящий писатель» — он родом еще из СССР, когда отсутствие правды компенсировалось «гладкописанием»; как говорили - «зато хорошо пишет». Алексиевич однако говорила о вещах столь страшных и мучительных — о войнах, смертях, потерях, распадах, что сама мысль о том, чтобы это было еще и «гладко» или «концептуально», казалась кощунственной. При этом люди, знающие Алексиевич, рассказывают, с какой требовательностью она относится к слову: как бесконечно редактировала каждую из своих книг, добиваясь «звучания». Однако суть сказанного была для нее важнее «звука». Чего стоит хотя бы вот эта мысль - из «Времени секонд-хенд»: русский человек много страдал, но у него никак не получается конвертировать это страдание в свободу.

Вербатим — жанр, где смыкаются жизнь и искусство, — стал легитимным много позже, чем им занялась Алексиевич, еще даже не зная, как это называется. Однако еще в середине 1980-х она почувствовала, что литература нуждается именно в этом: в сочувствии, сострадании человеческому горю. Победа Алексиевич - это сигнал всей по сути литературе, которая за поисками форм, концепциями, течениями и трендами забыла о человеке. Литература разучилась плакать вместе с человеком, разучилась его слушать. То есть в данном случае это как раз премия «за литературу»: она говорит, что искренность сегодня важнее формы.

К какой культуре принадлежит Алексиевич? «Чья она»? Это интересный вопрос. Родилась в Украине, живет в Белоруссии (и является гражданином Белоруссии), пишет по-русски. Фактически победу Алексиевич могут праздновать три страны. Дело еще и в том, что «поделить» Алексиевич между народами невозможно и принадлежит она ментально даже не нынешним странам, а скорее «постсоветскому пространству». Алексиевич была ученицей известного белорусского писателя Алеся Адамовича, от которого переняла также и любовь и уважение к европейской культуре. В 2000-х Алексиевич жила и работала в Европе, ее книги там популярнее, чем в России или Белоруссии; она, вероятно, самый известный в Европе писатель из бывшего СССР. Мы знаем многих писателей с похожей судьбой, которые, однако, в отношении Европы остаются скептиками; единственный опыт, который они привозят оттуда, — это предчувствие «заката» или «краха» Европы.

Алексиевич поняла Европу, как нам кажется, лучше - потому что искала там, в отличие от других, не выгоду, а суть.

Она обнаружила там тщательную работу над человечностью, работу по преодолению равнодушия, цинизма, неприятия другого. Пока штатные пропагандисты «хоронят Европу», описывая реакцию на потоки беженцев, Алексиевич констатирует, что «Европа сдала экзамен на человечность». Отношение к беженцам в Европе является, по ее мнению, сегодня маркером человечности, высшего ее проявления. Вот Алексиевич описывает очередной «босой марш» в поддержку беженцев в одном из европейских городов — трудно представить сегодня какого-нибудь российского писателя, решившегося на такое.

Можно сказать, что Алексиевич конвертировала свой печальный опыт знакомства с бесчеловечностью в сознательный гуманизм - как художественную и этическую позицию. Она стала тем самым в полном смысле интеллектуалом, который работает в первую очередь с собственной травмой, а затем уже с чужими. Гуманизм — определяющее в ее писательской и гражданской позиции понятие; его также сегодня побаивается произносить вслух российский писатель. Как, когда из его лексикона и мировоззрения исчезло понятие «гуманизм»? Отрицание войны, отказ от насилия? Как бы то ни было, такого писателя не удалось найти в России 2015 года. Зато он нашелся рядом, по соседству с Россией. И в этом выборе Нобелевского комитета также есть известная тонкость: тем самым он как бы дает надежду и той стране, на языке которой пишет нынешний нобелевский лауреат по литературе.

Светлана Алексиевич: писатель hand-made