Марин Ле Пен оказалась ниже уровня проходимости
«Национальный фронт» не смог выиграть «исторические выборы». Репортаж из того места, где лидер французских ультраправых встретила новость о поражении
Марин Ле Пен проиграла «исторические» региональные выборы. Я встретил этот невеселый для семьи Ле Пен день в бастионе партии, в бывшем шахтерском городке Энен-Бомон (север Франции). Городок всегда был вотчиной левых, но не так давно перешел в ультраправые руки.
Выслушав жителей городка — от пожилой социалистки мадам Гувернёр, которая не изменила взглядам даже на пороге резиденции для пенсионеров, до бездомного мсье П., «левого до мозга костей», который два года назад начал голосовать за «Нацфронт», — я понял, что почти никто из них не голосовал на этих выборах за противников Марин Ле Пен. Все голосовали либо за Ле Пен, либо против Ле Пен.
Городок Энен-Бомон, перешедший в руки местного уроженца Стива Бриуа («Нацфронт») два года назад, до этого несколько раз был в центре французской истории. В революцию ему дали имя L'Humanité, в войну 1870 года он остался единственным французским городом, который пруссаки осаждали, но не смогли взять, в начале XX века стал «бастионом» известного анархиста (и профсоюзного деятеля) Бенуа Брутшу… Но никогда прежде начиная с 1852 года, когда здесь обнаружили каменный уголь, и после 1970 года, когда закрыли последнюю шахту, он не привлекал такого внимания богатых людей.
С 2014 года 26-тысячный город стал «витриной» «Нацфронта».
13 декабря 2015 года Марин Ле Пен надеялась произнести здесь первую в своей жизни речь безусловной победительницы.
Марин имела шансы стать главой региона Нор-Па-де-Кале—Пикардия с населением 6 миллионов человек и бюджетом 3 миллиарда евро.
Сегодняшний Энен-Бомон — идеальный городок для «Нацфронта». Во-первых, где еще, если не в «недрах народа», красоваться его «защитнице» Марин, которая хоть и выросла в буржуазных условиях, но всегда прямо заявляла, что она такая же, как «простые французы». Во-вторых, народ Энен-Бомона, переживший после консервации шахт еще и закрытие нескольких крупных предприятий, сам нуждается в защите.
Как нуждается в ней мсье П. — бывший «левак до мозга костей», человек в хорошем пальто, увядающий франт, которого я встретил у здания мэрии утром в день голосования.
П. дыхнул мне в лицо прямым вопросом: «Мысье, вы ведь пишете о выборах? Хотите, я вам расскажу, что я думаю». Я хотел.
— Вы уже голосовали? И если да, то за кого? — спросил я.
— Мысье, я голосовал… не скажу за кого. Пусть это останется у меня вот здесь, — и П. постучал пальцем по голове. Но после паузы добавил: — Вы знаете, мысье, я бездомный… Ладно, я голосовал за Марин Ле Пен. Раньше я был социалистом… Но потом качнулся в сторону ультраправых.
— Почему вы качнулись и когда? — спросил я, на всякий случай придерживая его за руку. По-моему, это была правая рука. Т.е. в нашем случае — уже ультраправая.
— Пару лет назад… Вы знаете, я лишен надежды… В политическом смысле, — повторил П. то, что в последние годы пишут в газетах. — Безопасность не обеспечена, налоги растут, предприятия закрываются. Раньше я работал в строительстве. А потом на металлургическом заводе Metaleurope. Вы знаете такой завод? Он был у нас тут. Его закрыли. А еще левые разворовали кассу мэрии, это вы знаете? А ведь раньше это был цветущий город…
После рассказа качнувшийся вправо «левак» попросил у меня «несколько монеток на хлеб» (хотя, конечно, с утра лучше не употреблять столько хлеба).
Я достал из кармана все, что было: 1 евро и 20 сантимов. «Евро двадцать — еще хоть как-то годится», — качая головой, ответил П. и спросил, хорошо ли я проверил карманы?
Так вот город Энен-Бомон, в отличие от мсье П., в 2014 году перестал что-либо просить. И проголосовал за тех, кто противостоял местным «левакам», опустошившим городскую казну. Опустошение было таким глубоким, что бывшего мэра сняли указом министра внутренних дел. Очень редкий случай. Энен-Бомон и в этом смысле тоже вошел в историю.
Новый мэр, Стив Бриуа (1972 г.р.) — сын фермера и бухгалтера, внук шахтера, вступивший в «Нацфронт» в 16 лет. Местный кадр. На выборах 2014 года взял город в первом же туре. Взятие оказалось успешным. Популярность мэра росла, и это подтверждают все выборы, включая нынешние.
В «исторический день» я говорил с людьми разного возраста, вкуса и взглядов, и ни один из них не сказал про мэра ни одного плохого слова.
«Я за него не голосовал, я голосовал за правых, — заявил электрик Симон, — но нужно проявлять объективность».
Вслед за электриком, разные люди повторяли одно и то же: мэр и местные налоги опустил, и чистоту на улицах навел, и дорожную полицию увеличил, и «целых три праздника провел за лето». Для городка, в котором из достопримечательностей — мэрия и церковь ХХ века, — любой праздник больше, чем праздник.
В воскресенье 13-го, в день выборов, аккуратный тихий городок открыл двери своих крепких домиков из темно-красного кирпича не ранее двух часов. С утра по городку в основном слонялись выпивающие граждане. Их количество не было вопиющим, но бросалось в глаза.
И все равно убедиться в том, что городок «депрессивный», можно было, только посмотрев статистику безработицы и поговорив с жителями.
Рыжеволосый Давид — одноклассник мэра. Давиду чуть за сорок и он «честно работает много лет». В день выборов жизнь заставила его работать под капотом машины «Рено», которая заглохла посреди дороги. Обычно Давид работает хозяином строительной фирмы. Давид хвалит мэра и говорит, что сам только что проголосовал за Марин.
«Ее взгляды отвечают моим идеалам», — заявляет Давид. — «Каким идеалам?» — «Марин пообещала, что в случае победы наведет порядок с мигрантами».
Давид не имеет ничего против мигрантов, но «правительство сначала должно заняться нами»; «сначала мы, потом — они».
В Энон-Бомоне «проблем с мигрантами» нет (наоборот, турецкие и курдские «кебабные» выручают жителей, когда все вокруг закрыто), но в ста километрах город Кале, где раскинулись знаменитые «мигрантские джунгли» — лагеря беженцев, пытающихся прорваться в Англию.
Марин, кстати, обещала в случае избрания «не давать правительству ни дня покоя», пока лагерь не исчезнет, и собиралась отменить финансирование ассоциаций, помогающих мигрантам. Неизвестно, к чему привело бы «ежедневное беспокойство», но что стало бы после прекращения финансирования, легко предсказать: именно в этом регионе французские правозащитники собрали бы больше всего денег, чтобы помочь мигрантам.
Давиду, впрочем, проблемы доставляют не афганцы или сирийцы, а жители Евросоюза: «Строители из Восточной Европы забирают у меня работу. Они берут по 5 евро в час, а я — по 9 с лишним, и это с учетом налогов. Разница в том, что я плачу налоги здесь, а они — у себя дома».
Местный мэр налоги снижает. «Он снизил ставки на 15% в прошлом году и еще на 5 — в нынешнем», — говорит другой местный житель.
«Мэр, конечно, молодец, — соглашается таксист, голосовавший против Марин Ле Пен и за правых. — Но его активность можно объяснить. У «Нацфронта» один такой образцовый мэр, они же знают, что на него смотрит вся страна».
Стив Бриуа — в придачу ко всему — местный муниципальный советник с 1995 года. Гораздо позже (2008 г.) такую же должность заняла в городке Марин Ле Пен, которая еще никогда в жизни «лично» не выигрывала выборы.
Сейчас она была к этому близка: в первом туре Марин набрала40,64% голосов.
В тот же вечер социалисты сняли свой список в регионе и призвали избирателей голосовать за правых. Судя по результатам второго тура, почти все они так и сделали.
«Я не изменила своим убеждениям и проголосовала против всех», — рассказала мне пожилая красавица мадам Жермен Гувернёр, которая всю свою жизнь — и когда работала на ткацкой фабрике в Лилле, и когда трудилась в местном колледже — оставалась социалисткой. «И останусь ею», — добавила она у входа в резиденцию для пожилых людей.
Но если бы такими принципиальными были все социалисты, партия Марин Ле Пен выиграла бы как минимум в трех регионах: вторым стал бы регион Прованс—Альпы—Лазурный берег, где 26-летняя Марион Марешаль-Ле Пен в первом туре с 15-процентным отрывом обошла Кристиана Эстрози, лощеного 60-летнего мэра Ниццы.
А в Бургундии—Франш-Конте кандидат от ультраправых отстала от социалистки и саркозиста на уровень статистической погрешности.
И это всё — показатели больших погрешностей власти: как правой, так и левой. Погрешности допущены в последние лет тридцать.
Об ошибках говорил в воскресенье вечером и премьер-министр Манюэль Вальс. Благодарил французов, которые «поставили барьер» ультраправым. Признавал ошибки, допущенные и справа, и слева. Заявлял, что «ультраправой опасности» Франция еще не избежала и «битву» нужно продолжать.
«Мы должны доказать, что наша политика не будет прежней, — призывал Вальс. — Должны показать, что мы (особенно левые) способны вернуть (людям) желание голосовать скорее «за» (кого-то), чем только «против».
Марин Ле Пен, собравшая сторонников в спортивно-культурном центре имени Миттерана, говорила про «агонию режима» и невероятный подъем «Нацфронта». «Ничто не сможет нас остановить!» — кричала Марин и призывала сограждан (которые в спортзале были в основном представлены фриковатыми персонажами) к «мобилизации» в борьбе против «системы».
«Нацфронт», как отмечает французский историк и специалист по ультраправым Николя Лебур (его цитирует RFI), — единственная партия, открывающая доступ к социальным лифтам для «простого человека».
Можно вспомнить и о мэре Энан-Бомона, и о простом человеке по имени Давид Рашлин, который в 18 лет бросил учебу, чтобы полностью посвятить себя «Национальному фронту», а в 26 избрался мэром курортного городка Фрежюс (Лазурный берег) и сенатором.
Так что лифты действительно работают.
Но это тот случай, когда не знаешь, куда эти лифты могут нас увезти.
Приход к власти «Национального фронта» «может привести к гражданской войне», — сказал перед вторым туром любящий впадать в экспрессию премьер Вальс. Правая газета «Фигаро» после этого назвала социалистов «истериками» и «пироманами у власти».
Но забыла упомянуть о том, что правый кандидат с Лазурного берега, мэр Ниццы Эстрози между двумя турами приравнивал день 13 декабря (день возможного прихода к власти в регионе 26-летней Марион Марешаль-Ле Пен) к дню13 ноября (день парижских терактов). И призывал граждан к участию в «сопротивлении».
«Сегодня нельзя вспоминать о том, что ты левый или ты правый», — говорил мэр Ниццы, предупреждая об опасности, перед которой стоит Франция.
Но сегодня нельзя не только вспоминать о том, правый ты или левый, сегодня важно не забыть, правый ты или левый.
А пока левые сливаются с правыми, не умея толком объяснить избирателю, в чем между ними разница, «Национальный фронт» бьет рекорды.
— А если в 2017-м Марин Ле Пен станет президентом? Не боитесь? Не бывает ведь так, чтобы подобная власть обходилась без репрессий? — спросил я у молодой семьи, выгуливавшей в коляске по улицам Энен-Бомона крохотную дочку Беллу. Семья голосовала за Марин.
— Нет, не боимся, — ответила мне молодая мама. — Мне кажется, что хуже не будет.
Молодой папа одобрительно кивнул.
Молодая мама — хорошо образованная парижанка, папа работает на секретном аэрокосмическом предприятии в пригороде Лилля. В Энен-Бомоне они оказались почти случайно: удалось недорого купить хороший дом, а «для дочки лучше в большом доме, чем в тесной парижской квартирке».
Через полчаса я увидел их снова.
Семья поднялась по ступенькам мэрии, стоящей на улице Вольтера, чтобы посмотреть вертеп. Градоначальник сделал вертеп в мэрии «рождественской традицией».
Во Франции, где власть и церковь отделены с 1905 года, «традиция» стала скандалом.
«Да я знаю о принципе светскости… но… кому это мешает?» — спрашивает у меня хорошо образованная дама, которую случайным ветром занесло в рабочий городок, ставший бастионом «Нацфронта».
Выходя из мэрии, замечаю, что балкон над входом подпирают «кариатиды» в виде шахтеров. В голове пронеслось: вот так в городке, где уровень безработицы бьет средние уровни по стране, на смену культу труда пришел культ мракобесия.
Марин Ле Пен набрала в Энен-Бомоне 60,34% голосов.
Что значат эти выборы для Франции
Региональные выборы, прошедшие 6 и 13 декабря, — генеральная репетиция перед президентскими. Партия, завоевавшая регионы, имеет гораздо больше шансов усадить своего кандидата на пост президента.
Французы выбирают глав регионов и региональных советников (депутатов) на 6 лет, выбирают в два тура. Во второй тур проходят партии, набравшие больше 10% голосов. В случае если партия набрала от 5 до 10%, она могла вступить в альянс с любой другой силой, преодолевшей 5-процентный барьер.
Таким образом, к голосам правящих социалистов во втором туре добавились голоса «зеленых» и других левых партий.
Сами социалисты сняли своих кандидатов в двух крупных регионах: Нор-Па-де-Кале—Пикардия и Прованс—Альпы—Лазурный берег. Так представители партии Саркози, которые в первом туре с 15-процентным отрывом проигрывали Марин Ле Пен и ее племяннице Марион Марешаль-Ле Пен, смогли победить.
Еще в одном регионе — Шампань—Арденны—Лотарингия — социалисты призвали голосовать за правых, несмотря на то, что глава списка «Соцпартии» отказался сниматься с выборов. В итоге и здесь удалось «поставить заслон» кандидату от «Нацфронта».
Сам Саркози отказался от сотрудничества с социалистами.
Итак, правые взяли 7 регионов метрополии из 13, левые — 5, на Корсике победили местные националисты, сторонники независимости.
«Нацфронт» не выиграл ни одного региона, но провел в местные советы в три раза больше кандидатов, чем на прошлых выборах (2010 г.). И побил свои рекорды по числу завоеванных голосов: 6 млн — в первом туре, 6,8 млн — во втором. В среднем по стране «Нацфронт» набрал 27,1%, «Соцпартия» — 32,12%, правые «Республиканцы» — 40,24%.