Дата
Автор
Ксения Черепанова ведущая Валентина Брюханова редактор сайта tvk
Источник
Сохранённая копия
Original Material

ИНТЕРВЬЮ: «Бизнес окукливается, теряет время и теряет надежду»


Доктор географических наук, директор региональной программы Независимого института социальной политики (г. Москва) Наталья Зубаревич дала интервью ТВК.

Вы сказали, что каждый регион будет переживать кризис по-своему. Как это происходит и будет происходить у нас?

Пока Красноярский край проходит этот кризис на период мягче. У края быстрее и лучше росли доходы в бюджет. Все-таки это важно, на 9-10% за последние два года – это лучше среднероссийской динамики.

Очень прилично вырос налог на прибыль. Благодаря нефтегазовой добыче, которая все-таки деньги краю добавляет.

Край стал менее дотационным. Он и так не был дотационным, было 17% (в среднем по России 18-19%), а сейчас 14%.

На край меньше ложатся риски огромного федерального дефицита. Там 2 трлн рублей уже дефицит. И, соответственно, это будет влиять и на трансфертную политику. Край от этого меньше зависит.

И в расходной части есть то, что отличает Красноярский край от большинства регионов.

Вы пытаетесь наращивать расходы на образование, а в России 48 регионов уже «порубили» их без учета инфляции, в номинальном выражении. В крае более активно поддерживается и здравоохранение.

Но тут вопрос в цене. Потому что, по итогам 2015 года дефицит бюджета Красноярского края 10%. Т.е. расходы выше доходов, это риски, это надо занимать.

Долговая нагрузка края тоже выше среднероссийской. В России долг к собственным, без трансфертов, доходам бюджетов регионов – примерно 35%. В крае – больше 50%.

Но, к счастью, в этой долговой нагрузке гораздо меньше доля кредитов банков, они дорогие эти кредиты. Большая часть долга – это гарантии региональных и муниципальных властей.

Поэтому, суммируя с точки зрения бюджетов, пока ситуация получше, но вот риски дисбаланса: расходы больше доходов, для края они значительные.

По экономике тоже все мягче. Темпы промышленного спада чуть меньше общероссийских.

Но у нас вообще промышленный криз медленный, у нас не обвал, как было раньше, а вот минус 3% вся промышленность, минус 5% обрабатывающая. У края все на фоне России еще помягче: минус 1% вся промышленность, минус 2% – обрабатывающая.

Инвестиции по данным за три квартала даже были в плюсе, хотя у России это минус 7% и 51 регион в России, в котором инвестиции в реальном выражении сокращаются.

Но это нефтегаз, опять, это денежка, которая идет на освоение новых месторождений.

А что также, как у всей России – это падение доходов населения. В крае минус 3%, в России минус 4% падение. Но у вас более жесткое падение розницы.

– Почему?

А вот это загадка. Потому что по России минус 10%, у вас минус 13%. Начну с того, что есть точность учета, она относительная. Но, мне кажется, что люди почувствовали риски и поджались очень в потреблении. Дорого!

– Я еду и вижу объявления: сдам в аренду, закрыто, здесь нет уже магазина, и на его месте ничего не открыли новое.

Это риски. В торговле наиболее устойчивы сети. Крупные сети. У них запас прочности. А вот малый бизнес, из которого всего половина малого бизнеса – это торговый бизнес, у него никакого жирка нет. Прижало – у тебя уже ресурсов нет.

Если брать за 2013-2015 гг. – у вас чуть-чуть подросла численность занятых в малом и среднем бизнесе. А если брать с 2014 по 2015 год, то она уже сократилась. Т.е. он рос, рос, рос – и после 2014 года начал падать.

Вот вам и ответ: люди уходят с рынка. Люди закрывают бизнес. Часть уходит в «теневку».

– Что значит «у нас лучше, чем у остальных»? Это значит, что обычный человек у нас на 2 рубля богаче, чем в других регионах? Нам-то от этого, какой прок?

С бюджетом у вас большой дефицит и это риск. 10% – это много.

Растут расходы на образование, это значит – не рубят школы в сельских поселениях, не укрупняют школы в городах, не укрупняют больницы, фельдшерские пункты, это значит продолжается финансирование базовых услуг и они остаются доступными для людей.

Это означает, что вам есть куда пойти, пройти медицинское обследование. Это значит, что очередь, которая раньше была месяц, не станет 3 месяца. Это доступность базовых услуг. Она пока в крае сохраняется.

Если вы посмотрите другие регионы, с какой скоростью идет оптимизация – 31 регион РФ в номинальном выражении сократил расходы по 2015 году. За счет чего? Ответ очень простой: поддержка ЖКХ – это ваши тарифы и второе – социалка.

Потому что если мы берем общий бюджет регионов консолидированный, т.е. и муниципалитета и региона вместе 2/3 расходов – социалка! Она тоже рубится.

– Это заслуга власти нашей, или это объективно так складываются обстоятельства?

Я думаю, что это плюс в доходах, что позволяет немножко более комфортно проводить политику. Не рубить так, чтобы ого-го!

Второе, это специфика территории: а ну-ка порубите школу в селе, где до ближайшего села километров 50 и вы ни на чем не доедете. Это как? Это невозможно.

Сибирь и Дальний Восток – это особые территории. Где эту, не к ночи будет сказано, оптимизацию проводить так, как это делается в Ульяновской или в Рязанской областях – нельзя. Потому что просто не доедешь до услуги.

Здесь должна быть политика. Но, к сожалению, наши федеральные власти это очень плохо понимают, у них оптимизаторский пыл на всю территорию распространяется.

Но все равно, я должна предупредить, кризис длинный, с налогом на прибыль совсем не обязательно все будет так хорошо и дальше.

Поэтому какие-то действия и меры по более разумному структурированию расходов точно будут предприниматься. Это неизбежность.

– Вы прогнозировали падение спроса на цветные металлы?

А вы посмотрите динамику. На четверть упали с начала года цены на медь, никель, а на алюминий они падают 2 года подряд. Я просто смотрю информацию, я ничего не прогнозирую.

– С учетом важности для нас «Норильского никеля», что будет?

Падают все цены на сырье, потому что затормозился Китай, раз. По нефти все понимают: производство больше, чем потребление, два.

Мы вышли из периода непрерывного роста сырьевых цен. Праздник души, именины сердца закончились! И с этим придется жить дальше.

Конечно, цены синусоидальны. Когда-то будет рост. Безусловно! Но, вопрос в скорости и близости этого роста.

Пока мы сидим в периоде низких цен на сырье. И поэтому федеральный бюджет – главный получатель доходов от нефтяной ренты – усыхает, и усыхает капитально.

Региональные бюджеты чуть мягче: там налог на прибыль, налог на доходы физлиц, налог на имущество. Вот два последних – стабильные. Налог на прибыль тоже гуляет.

Короче говоря, по одежке будем протягивать ножки. Очень некомфортное состояние.

– То о чем вы говорите, для многих обывателей может стать откровением. Потому что по федеральным каналам у нас рассказывают, что в Норвегии плохо, в Канаде плохо и много где плохо, а мы на этом фоне должны радоваться, что у нас все прекрасно.

По Крылову: «Не лучше ль на себя, кума, оборотиться»? Вот давайте уже говорить о своих проблемах. Потому что у нас трудный период, реально.

В нем очень много трудностей внешних, связанных с ценовым фактором. В нем есть трудности связанные с последствиями российской политики – это санкции. В нем есть трудности, связанные с качеством управления.

Это три разных влияющих фактора. Но их надо обсуждать. Потому что, если регионы будут поставлены впереди, в качестве мест, где надо оптимизировать и выживать… то тогда вопрос: а как можно решать проблемы с вот так спеленутыми руками: шаг влево, шаг вправо – прокуратура?

В 90-е годы в регионах тоже было не сладко, но степень свободы решений была существенно выше.

Поэтому – децентрализация, передача полномочий, части возможных ресурсов, не только на уровне регионов, но и муниципалитетов. У крупных городов руки связаны еще сильнее, чем у регионов.

Не бывает адекватных решений при минимуме ресурсов и при красных флажках, как в охоте на волков, которые начинаются с контура вашего тела. Шагнуть-то некуда.

– Изменилось ли что-то со времени нашей последней встречи (в марте 2015 года – ред.) в понимании федеральных властей вот этой ситуации?

Изменилось. Если раньше губернаторов не сажали, то теперь уже сажают. Примеры перед глазами. Это Сахалин. Хотя там есть варианты коррупционности.

Слишком много денег было в регионе. И совершенно непонятный экспертам вариант Коми.

– Вы прогнозируете в ближайшие 5-7 лет социальную деградацию в стране. Что это значит? Звучит это страшно.

Давайте по цифрам. На образование сократили расходы по 2015 году – 48 регионов. В номинале! При инфляции в 13%. На культуру – 54 региона. На здравоохранение – 20 регионов. На соцзащиту – 16 регионов. Ну, потому что выборы были – нельзя.

А ведь правило какое? Сокращают в первую очередь беззащитных, которые не могут сопротивляться.

Это значит, что у вас в школе исчезает куча нужных специалистов. Уменьшается количество того, что дается бесплатно, остальное – за деньги.

В здравоохранении ровно те же процессы.

Самое страшное даже не деньги. Самое страшное – непонятно, как из этого выходить.

Драйверов роста – это общее мнение многих макроэкономистов – мы не видим. Потому что барьеры в развитии – это не барьеры в виде врагов с пулеметами, это наши внутренние барьеры: как мы обращаемся с бизнесом, как мы охраняем собственность людей, как мы наказываем инициативу.

Все это приводит к тому, что общество окукливается, бизнес окукливается, и ждет. И теряет время и теряет надежду.

– Значит ли это, что если даже будет финансово управляться ситуация, но при том, что люди уже по-другому себя почувствовали, принципиально это ничего в нашей стране не изменит?

Никогда не говори никогда – это правило. Мы совершенно не знаем свое общество – это тоже правило. Оно на многое способно, но я напоминаю, что экономический рост в России остановился в 2013 году до всяких «Крымов».

Рост промышленного производства в 2013 году – 0%, инвестиции с 2013 года снижаются. Машинка перестала работать.

Можно я людям объясню максимально просто: когда у вас в стране плохие институты (институты – это не вузы, это нормы и правила игры), но растет все время нефтяная рента, то у вас плохие институты компенсируются бесконечно растущим притоком денег.

Вы заливаете проблемы этими деньгами.

– Вам что-то не нравится? Сейчас мы вам пенсию повысим!

Да! По бизнесу – а мы вам господдержку. Как только цена на нефть перестала расти, а ухудшение качества институтов продолжается, то вы уже не можете залить.

У вас стопорится экономика. И некомфортно в этих институтах. Она не инвестирует, она выводит прибыль.

И в результате, до всяких санкций, Крыма, при высоких ценах на нефть в 110 долларов за баррель, мы перестали расти.

Без кардинального ремонта институтов российская экономика не имеет шансов устойчивого роста.

Вы скажете: а цены на нефть снова будут расти. Хорошо, да, они будут расти. Это нам даст возможность расти в экономике на 1-2% в год.

Уважаемые, мир растет на 3%. Так мы будем все равно отставать. Нас не спасают темпы роста в 1-2%. А 2016 году у нас будет минус 1% , по всем оценкам.

– Есть вопрос: «Когда закончится кризис»...

У меня есть 2 вопроса, на которые нет ответа: это когда закончатся все резервные фонды и когда закончится кризис и, даже шире, когда закончится нынешний политико-экономический цикл. И этого не знает никто.

Тот эксперт, который вам называет дату...

Кудрин говорит, конец 2016 года.

Спад экономический! Давайте разделять: кризис и спад. Вот смотрите: вы перестали падать и лежите на дне, вам очень комфортно в этом положении? Нет. И мне.

Кризис – это не чисто линия спада. Кризис – это когда мы легли на дне, сопим и ждем, что будет дальше.

– Значит, Кудрин имел ввиду, что у нас кончится спад?

Да. И мы ляжем. Новая нормальность, как теперь говорят. На более низких уровнях, с гораздо меньшими возможностями, с непонятным временем начала устойчивой траектории роста.

– Зачем мы тогда проводим Экономические форумы, зачем мы в них участвуем? Если есть ощущение, что поговорили-поговорили, продолжаем лежать на дне, институты наши не меняются и что дальше?

Я себе сказала следующее: чем больше мы будем проговаривать ситуацию, тем больше шансов, что возникнет понимание, что это дело надо менять. Молчать хуже, чем говорить.

Я верю в то, что слово материально. Слово меняет атмосферу в обществе. Жутко медленно, но меняет.

– Меняет. Потому что люди все больше начинают зажиматься, недовольство высказывать. Может не в стране в общем, но вокруг себя.

Да, люди смотрят вокруг себя. Поликлиники не стали делать эти анализы, потому что нет чего-то. Людям некомфортно.

Самое главное, мне бы очень хотелось, что бы в стране пригасили уровень агрессии. Входить в эту депрессивную кризисную пору, да еще с таким уровнем агрессии, да вы что делаете?!

Надо, наоборот, мягчеть. Надо пытаться искать варианты адаптации. Сочетание депрессии, связанной с кризисом, и агрессии, накачанной в медийном поле, – это очень плохое сочетание. Оно опасно.

– А что делать каждому конкретному человеку? Не смотреть телевизор? Федеральные каналы?

Я не смотрю телевизор с 2005 года. И вполне профессионально работаю. А вот региональные каналы надо смотреть. Потому что региональные – это ваша жизнь.

Второе – надо искать любые возможности адаптации, приработка, инвестиции в обучение детей, по возможности, в здоровый образ жизни.

Это не всегда деньги: пить меньше, зарядку делать по утрам, книжки иногда читать.

Кризис – это время когда вы осмысливаете жизнь. Это часто некомфортно. А кто говорил, что горькие пилюли – это всегда вредно? Горькие пилюли бывают полезны. Например, хина при малярии.

Не впадать в депрессию изо всех сил! Находить в жизни позитив изо всех сил! Рассчитывать на себя изо всех сил! И когда уже ситуация становится в социальной жизни рядом с вами тяжелой – протестовать мягко, спокойно, уверенно в себе, потому что мы имеем на это право.