ИНТЕРВЬЮ: «Мои спектакли всегда воспринимаются неоднозначно – и это прекрасно»

Накануне в Красноярске состоялся показ спектакля «Гаргантюа и Пантагрюэль» по роману Франсуа Рабле. Некоторые красноярцы были настолько возмущены постановкой, что после первого действия покинули зал.

Режиссер скандального спектакля Константин Богомолов в рамках десятой книжной ярмарки в интервью Новостям ТВК рассказал о цензуре в культуре, и о том, чего ждать его зрителю.

– В красноярском театре будет постановка, и чтобы донести суть до зрителя, хочется, чтобы сам режиссер объяснил некоторые провокационные моменты.

– Вы знаете, мне нечего объяснять: если вы берете пьесу Чехова, то вы делаете Чехова. Если вы берете роман Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль», то вы берете Роман Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль».

Режиссер не только не привнес туда больше «какашек», чем там было, а убрал многие из тех, что там были.

Средневековый роман Рабле, возрожденческий роман Рабле, полон всяческих скабрезностей, шуток ниже пояса, взаимодействия с человеческой физиологией, рефлексией человеческой физиологии, плохих слов там немерено.

И тем секса и испражнений там выше крыши. Поэтому это знаменитый, великий возрожденческий роман, в котором всего этого полно.

Как-то странно, беря делать этот роман, делать спектакль о житие святого Алексия, например.

И зритель идет не только на спектакль Богомолова, но в первую очередь на спектакль Богомолова по роману Рабле.

Чего тут объяснять? Ведь нету вопросов, почему в пьесе Чехова «Три сестры» на сцене три сестры и энное количество русских офицеров. А в спектакле по Рабле нет нужды объяснять, почему там присутствует физиология.

– Вы «катали» этот спектакль по другим городам, кроме Москвы и Питера?

– Нет.

– То есть, в Сибири будет премьера?

– По вашему счету, да.

– Нашего зрителя вы знаете?

– Нет.

– Вы будете за сценой находиться?

– Да, я буду за сценой.

– Вы как-то говорили, что вам будет все равно, что зрители подумают. Зритель довольно консервативный, как он сможет воспринять все это?

– Ну, я не знаю, как он может воспринять этот спектакль. Посмотрим, как он будет воспринимать этот спектакль. Я не знаю.

Этот спектакль и в Москве, и не только этот спектакль, другие мои спектакли всегда воспринимаются неоднозначно. Наверное, и здесь будет неоднозначная реакция. Это и прекрасно.

Я, честно говоря, спокойно отношусь к этому. Я не ищу намеренно в том, что я делаю, всеобщей любви и обожания. Занимаюсь современным театром, занимаюсь тем театром, который мне интересен, и я делаю то, что мне интересно.

То, что я чувствую, то, что я понимаю, то, что я хочу делать. А дальше – это либо находит своего зрителя, либо не находит своего зрителя, либо находится в сложном взаимодействии со зрителем.

– У нас в жизни так много негативных сторон. Так зачем это тащить на сцену? Те же самые маты, например.

– Матов там нет.

– Негативные вещи.

– А какие негативные вещи? Вот вы видели спектакль? Не видели. Посмотрите, там нет негативных вещей. Это жизнерадостный и веселый роман.

– Сейчас к другой теме. История с депутатом Госдумы и фильма, который еще до сих пор не вышел, но, тем не менее, началась прокурорская проверка. Таких гонений со стороны достаточно много. Даже сам Райкин говорил об этом. Что происходит, почему так?

– Этот вопрос, который как Райкин и другие художники – Миронов, Табаков и многие другие –сейчас задают власти: «Что происходит? Почему эти люди поощряются некоторыми представителями власти?».

Потому что иначе, как поощрение, реакцию депутатов на запрос фильма Алексея Учителя назвать нельзя. Им пишут жалобы избиратели. И вместо того, чтобы начать какую-то разъяснительную работу с избирателями, что негоже вообще-то заниматься подобными вещами, что дико проверять фильм до того, как он вышел – продолжают эту линию.

Я уж не говорю о том, что дико обвинять картину в несоответствии каким-то религиозным ценностям, в оскорблении каких-то религиозных ценностей.

У нас уже сейчас: почеши голову себе – и ты оскорбишь чье-то святое религиозное чувство.

Там, напомню, фильм обвиняется в том, что негоже для русского царя изображать спящим с балериной, ибо русский царь канонизированный святой.

Он и не писал, и не какал у нас русский святой Николай II, и ни с кем не спал, и детей он, видимо, тоже рожал неизвестным миру способом. И демонстраций не расстреливал.

Напомню, что у Николая II было прозвище «кровавый». Так вот, это я уже молчу про это.

Но даже тот факт, что этот фильм до сих пор не вышел, он существует в монтажной – это совсем запредельно.

В советские времена не было такого, в самые дикие времена такого не было.

И депутаты отправляют это в прокуратуру. Вот Алексей Учитель, замечательный художник, режиссер, должен вместо того, чтобы думать о фильме, давать какие-то комментарии, каким-то журналистам, которые начинают массово ему звонить, потому что им тоже нужна пища, нужен информационный повод.

И все это такое отвратительное месиво, которое съедает художник, уничтожает.

Как жить человеку в условиях, когда развязан такой информационный террор по отношению к художнику?

Пишутся бесконечные заявления. Театры, кинокомпании, режиссеры должны постоянно отвечать, давать объяснительные в прокуратуру. Зачем это, кому это нужно?

Почему Pussy Riot, станцевав в храме, сидят 2 года, а господин Энтео, вылезая на сцену МХАТа и, портя оборудование, не имеет никакого наказания за это? Что это означает? Это означает, что власть выбирает господина Энтео.

У меня вопрос – этот вопрос сегодня и задают все: мы бы хотели, чтобы власть была не там и не там, чтобы она блюла закон и, как минимум, не поощряла невежество?

Невежество не в виде Pussy Riot, невежество не в виде Энтео. Невежество в виде Pussy Riot наказывается, а невежество в виде Энтео поощряется.

Вот какие вопросы задаются сегодня, вот какие вопросы задал Райкин.

Самое отвратительное, что в ответ Райкину рассказывается о том, что он слишком богато живет и у него финансовые проблемы в театре.

Понимаете, это все равно, что патриарх выступит с заявлением каким-то, а я буду говорить: «Да посмотрите, какие у него часы на руке, и на какой машине он приехал!». Это дешевая демагогия в ответ на сложно поставленный вопрос.

– С другой стороны, если посмотреть на всю эту ситуацию, если бы вам пришлось поставить спектакль о России, о ситуации в обществе. О чем был бы этот спектакль? Какой бы главный посыл там был, главная претензия?

– Претензия – «стоп невежеству», «стоп упрощениям».

Мне кажется, сегодня главная опасность заключается даже не в политических каких-то вещах, а в торжествующем упрощении всего.

Все очень просто становится: есть белое – есть черное, есть хорошее – есть плохое, есть разрешенное – есть неразрешенное, позволительное – непозволительное. И вот это упрощение ведет к деградации.

Я бы говорил об этом. И, кстати, то, о чем я говорил несколько минут назад по поводу этого своеобразного и такого ортодоксального, архаического террора, который развязан – это тоже следствие упрощения.

Очень много упрощения происходит в нашей жизни. Людей не учат быть сложными.