Дата
Автор
Александр Бородихин, Елизавета Пестова
Источник
Сохранённая копия
Original Material

«Что рассказал Дадин, меня не удивило совсем. К нему еще нормально отнеслись»

Сотрудники ОМОНа у ИК-7 в Сегеже, декабрь 2013 года. Фото: Сергей Квиткевич / ТАСС

Избиения и унижения как повседневная практика: монологи бывших заключенных исправительной колонии №7 в карельской Сегеже.

Александр Громов, Мурманск, часть 1 статьи 111 УК, ноябрь 2015 – июль 2016

Приехал туда, мне дали десять месяцев общего режима по 111-й статье, причинение тяжких телесных. Нас с Мурманска приехало четыре человека: я, трое еще там сидят, которые со мной приехали. Значит, приехали туда, проходим обязательную процедуру: сначала начальник колонии выходит, представляется, ты им представляешься, и далее сотрудники забирают уже и ведут в камеру. Эта камера должна быть подготовительная, то есть осмотр на телесные повреждения, душевные расстройства.

Не успели мы туда прийти, нас сразу же начали прессовать, жестко бить. Я даже знаю сотрудников всех по именам, которые там были. На шпагат растягивали, сажали, по голове били, ногами, спрашивали: «Что везете запрещенного с собой». Мы говорим: «Нет ничего запрещенного», а они растягивают на шпагат и говорят: «Думаете, что в рай приехали? Узнаете сейчас, какая жизнь настоящая». Побили нас, наверное, минут 30, потом завели в камеру-одиночку. Заходит ко мне сотрудник, кидает тряпку — на, убирайся. Я ему говорю, что не буду убираться, сейчас нет по графику уборки. Они заходят вдвоем, пробили пару раз в грудь, заломали руки, к туалету головой подносят и говорят: «Сейчас ты убираться будешь, или головой в туалет запихаем». Конечно, выбора уже нет, приходится убираться.

Гнобление жесткое там, особенно тех людей, кто по «политическим» попадает, типа директора «Хромой лошади», которая в Перми сгорела, или там миллиардер из Мурманска. Директор «Хромой лошади» там вообще страдает, его постоянно закрывают в карцер в одиночку. Его как перевели из Соликамска, так начальник сказал: «Знаю, как вы там сидите в Соликамске, икру красную жрете, здесь такого не будет, здесь будете все дохнуть». Закрывают его постоянно в одиночку, там сидит. Таких одиозных личностей держат под присмотром, под камерами. У обычных зэков свое страдание — промзона, избиения, а у директора и таких — другие страдания, они из ШИЗО не успевают выйти. В одиночке сразу ограничивают доступ к звонкам и свиданиям.

Там как продлевали ШИЗО этому из «Хромой лошади» — у него подъем в пять утра, звонок должен быть. А у них звонка не дают, они заходят с 5:10, естественно человек спит, а они снимают на регистратор, что он спит. Бриться лезвия не дают, а если небритый — еще 15 суток.

У меня был суд по УДО, за день до этого узбеки спровоцировали на драку, и закрыли в ШИЗО. Там сидеть вообще жестко, ад какой-то. Я там 15 суток отсидел. Два раза пересменка: с 8:00 до 8:30 утра и вечером. Приходит предыдущая смена и те, которые заступают на дежурство. Первое, что делаешь, это должен выбегать из камеры и вставать в позу «шпагат»: руками, кончиками пальцев касаешься стены, это стандартная процедура. Они выходят вдвоем, два инспектора обычно держат ноги тебе, растягивают, пока ты орешь доклад так, что слышно по всему изолятору — даже примерно знаешь, когда до тебя очередь дойдет. Растягивают «шпагат», бьют, закидывают обратно в камеру.

У меня в один раз было, что не мог встать со шпагата, говорю, не могу идти в камеру. Меня закидывают в камеру, я упал, лежу и уже какие-то слезы от обиды на глазах, и тут заходят спрашивают: «Проблемы, жалобы есть?». «Ты что, не видишь что ли?», — отвечаю, а они выводят из камеры, растягивают опять, побили, опять в камеру запихали.

Потом у меня суд был, два адвоката, кучу денег на это потратил. А меня в это время закрыли в действующий штрафной изолятор. Кому-то лезвия подкидывают. Вот я не работал, от меня толку никакого не было, а люди же работают почти за копейки, практически круглосуточно, чтобы на зоне подольше не находиться, на проверках не мерзнуть — вот им подкидывают, у одного, например, нашли 20 лезвий. Зачем ему хранить 20 лезвий перед судом?

Значит, закрывают меня 12-го числа в ШИЗО, 13-го суд, говорят, естественно, мы тебя никуда не отпускаем. Я на суде, не стесняясь в выражениях, сказал все как есть, что меня избивают в ШИЗО, а этот сидел представитель колонии, старший лейтенант, с такими глазами. Вечером ко мне пришли, так растянули, на шпагат просто посадили, говорят: «Что, любишь правду?» Снимают на регистратор, что дают тебе еду, до этого открывают окошко сначала, говорят, возьмешь еду и обратно положишь. Берешь еду, на регистратор снимают, потом выключают и еду обратно забирают. Могут два дня не кормить в ШИЗО, просто воду тебе давать пить два раза в день.

Очень жесткая зона, вообще не думал, что такие тюрьмы существуют. Я думал, такие тюрьмы может в Гуантанамо где-то остались, нам только пыток еще не хватало, чтоб топили людей.

На промзоне история отдельная. Зэки-активисты, которые работают на администрацию, выписывают наряды за отдельные провинности. Вот стоишь ты, разговариваешь, ему не понравилось — выписывает наряд носить свинячью мочу в дырявых ведрах: есть машина, которая откачивает и должна перевозить в другую колонию, но они, наверно, солярку списывают, а мочу вручную носят зэки провинившиеся. Я не носил, я лучше в ШИЗО, чтоб не таскать, а многие, даже миллиардер мурманский, таскали мочу в двух ведрах, обливаясь, метров за 150-200. Идешь, тащишь, и она вся на тебя льется. Зимой особенно, замороженное еще все. Запах вообще страшный стоит. Все это под камерами, и из дежурной части подгоняют, если медленно несешь. Плохо таскаешь — еще кирпичи в ведра кидают. В котельной заставляют чистить котлы изнутри, просто люди все черные выходят. Никаких респираторов нет, естественно, просто так запихивают в котел горячий и чистишь его какими-то щетками.

Коссиев? Знаю, по-настоящему очень жесткий тип. Постоянно обманывает всех, Гитлер какой-то, устроил диктаторский режим, и его боятся все. На всех параллелях скотское отношение устроил: сотрудник-сотрудник, сотрудник-зэк, все всегда матом общаются.

Про Дадина не слышал, но удивлен, как такое письмо вышло. Если я письма писал, меня опера вызывали к себе, разрывали письма при мне и угрожали ШИЗО, если буду еще писать.

За год, что я был в ИК-7, ОНК ни разу не появлялась. До этого, я спрашивал ребят, полтора года еще их не было. Все проверки проходят в присутствии Коссиева, естественно. Уфсиновский начальник по правам человека, так это вообще клоунская штука, ходит, смотрит на общий вид. Вот мне на зиму не выдали зимнюю одежду, я в летней провел всю зиму. А там проводишь по восемь часов на морозе ежедневно, причем два-три часа проверка, просто стоишь. Так она еще и задерживается всегда, никогда не проходит вовремя. Все это время ты можешь стоять на улице на морозе.

В ШИЗО парень был, на строгом режиме сидел. Там же еще постоянное пересечение режимов: рецидивисты там же сидят, все вместе работают на промзонах, все вместе в столовую ходят. Когда приезжает комиссия, общий режим на промзоне переодевают в строгий режим, одевают бирки несуществующие. Комиссия приходила в ШИЗО к этому парню, идет по коридорам, а там же хорошо все слышно. И этот говорит: «Что-то он у вас слишком много просит, говорит, что бьют, давайте вы с ним поговорите завтра». И на следующий день слышно, как он орет, как его избивают. Все очень близкие друзья, вся прогнившая система УФСИН Карелии.

Начальник Сегежской ИК-7 Сергей Коссиев. Фото: личная страница «ВКонтакте»

Валерий Петров (имя изменено по просьбе заключенного). Статьи 111 УК и 112 УК, 2011–2016 год.

По прибытии в колонию избиение – это обычная практика, чтобы осужденные понимали, в чью власть они попали. Чтобы понимали, что здесь легко не будет. Чисто в целях воспитания.

В моем случае получилось так, что мне не давали освободиться по УДО. Меня не избивали, меня не трогали по одной причине — мои родные меня поддерживали, постоянно посещал адвокат. Однажды я попал в штрафной изолятор на 15 суток, но моя семья подняла шум, вмешалась прокуратура. Администрацию колонии испугала эта ситуация, ведь им не нужно внимание. Потому что там много нарушений — и деньги воровали, и недокармливали осужденных, дискриминировали по религиозным основаниям, особенно мусульман.

Например, хочешь-не хочешь — ешь свинину. Запрещают читать Коран: если у тебя его нашли — все, придумывают какое-то наказание. Мести территорию, убираться весь день, с утра до вечера. Пост во время Рамадана, само собой, запрещен. Молиться нельзя вообще — даже коллективно в свое личное время. Вплоть до того, что заходит в отряд инспектор, смотрит на всех. Ему нет дела до остальных 80 заключенных, которые занимаются своими делами. Но если он зашел и увидел что человек стоит на молитве — он принципиально подойдет к нему и прервет молитву. А в исламе даже под угрозой смерти молитву не прерывают. Если человек отказывается прервать молитву — автоматически его закрывают в ШИЗО.

Молодые ребята, сотрудники колонии, просили не говорить администрации колонии о том, что кто-то молится. «У нас требования, приказ». Есть там [в ИК-7] сотрудники нормальные, несколько человек. Они видели, что кто-то молится, и просто уходили. Но их очень мало.

Были случаи и с христианами. Был набожный мужчина, православный, очень взрослый человек. Он просто перед едой перекрестился, и это увидели на видеокамере из столовой. Это не понравилось начальнику, в итоге заключенный целый день мел улицу. Просто по отношению к мусульманам это все более выраженно. Но если верующий православный будет пытаться соблюдать свою веру и это не понравится кому-то, то до него тоже будут докапываться.

Самое главное наказание — само собой, ШИЗО. Что происходит, когда заключенный попадает туда? Они никогда не включают видеорегистраторы, когда они «растягивают», воспитывают человека. Сотрудники колонии включают их [камеры] в начале, когда все нормально. А потом выключают и начинают избивать. Есть в ШИЗО и мертвые зоны, где камер вообще нет. Делают так: ставят к стенке, в положение обыска, двое хватают руки, двое — ноги, и начинают тянуть. И мышцы начинают просто рваться. Это ужасно. Если человек даст понять, что может сесть на шпагат, что ему не больно — они придумают что-то новое.

Когда осужденные попадают в ШИЗО — там с утра до вечера играет музыка, очень громко, это бьет в уши. Годами играют одни и те же песни. За свои 15 суток я чуть не сошел с ума. Два раза в день проводят пересменку. Начинается пересменка — включают группу «Любэ», иногда военно-патриотические песни. Пытки начинаются именно под эту группу.

Есть там еще очень холодные камеры, в них просто ужасно холодно. До них отопление просто не доходит. Некоторые заключенные говорили, что лучше бы их били, чем в эти камеры закрывали. Спать там невыносимо вообще, люди ложатся на кровать и накрываются матрасами, чтобы хоть немного поспать.

Они [сотрудники колонии] опасаются людей, которые из себя что-то представляют, не «бесхозных». Это люди, за которых переживают родные. Но тем не менее, если нужно — они все равно будут докапываться. То, что рассказал Дадин, меня не удивило совсем. К нему еще нормально отнеслись. Бывают, поверьте, еще жестче ситуации. Вся эта шумиха, которая сейчас происходит, она может поменять ситуацию в этой колонии только на определенное время.

Люди, которые сидят в ИК-7, они просто хотят, чтобы к ним нормально относились, по закону. Нарушили закон, хорошо, но зачем избивать? Давайте мы будем соблюдать режим. Никто не против того, чтобы соблюдать распорядок дня, работать. Наказывать надо в рамках закона.

Что касается работы — то там люди с утра до вечера работают. Иногда те, кто работает в промзоне, уходят в семь утра, а возвращаются в 12 часов ночи. Без отдыха. Зарплаты копеечные — 100 рублей, 150. Когда работаешь на промзоне, ты не можешь пойти в отряд поесть, чай попить. С собой взять еду тоже нельзя. Там работаешь и голодаешь. А работать надо долго и упорно. Не хочешь работать — ШИЗО. Да и отправить на работу тебя принудительно могут. Я три года проработал на швейном участке и для меня, моей психики, это спасение было. Я был рад, что до 12 работаю. Я не видел того, что происходит в отряде, так нервы крепче. Потом приходил в отряд и сразу засыпал.

Заключенные из ряда «активистов», которые делают замечания остальным, постоянно нагнетают обстановку. У многих осужденных психика просто ломается. Мало того, что администрация притесняет, так еще и вот эти заключенные, которым дали власть. Иногда бывает так, что родственники собирают передачу какому-то бедолаге. Если не отдашь часть передачи — они начинают что-то про тебя говорить, придумывать, создают такую ситуацию, что тебя закрывают в ШИЗО. За какие-то нарушения они могут выписывать «двушки» — два часа работы. Их за неделю может 30–40 часов накопиться. Человек на выходных, может, хочет посидеть в отряде, фильм какой-нибудь посмотреть, хоть немного отдохнуть. И вместо этого он может целый день отрабатывать «двушки» — убирать территорию, что-то копать. Чтобы не отрабатывать, можно договориться, дать дежурному сигареты, чай, кофе. Но не всегда.

За все это «активистам» дают вольности: почаще звонить домой, ходить в свободной форме одежды, для них отдельно готовят. Их всего 9 или 10 человек было, пока я сидел, на колонию в 550 человек. Но поверьте, этого достаточно.

Питание в колонии крайне ужасное. Кормят мало, плохо, продержаться своими силами только можно. Опять же, свинина. Никто же не требует халяльную еду. Но, допустим, дают макароны, а они с подливой из свинины. Раньше можно было попросить, чтобы не давали подливу и спокойно ели. Потом стало по-другому. Начинаешь объяснять, почему не можешь есть свинину — тебя отправляют в ШИЗО за отказ от приема пищи. А человек может даже не понимать, за что. Потом уже может над тобой стоять сотрудник администрации и смотреть, ешь ты или нет. Не поел? Вечером вызывают к начальнику колонии. Объясняешь, почему так вышло — уезжаешь в ШИЗО. Все.

Бороться с системой, жаловаться, что-то говорить администрации нельзя. Жалобы очень строго пресекаются. Там был заместитель начальника, Серов, он был более или менее адекватный человек. С ним можно было поговорить. Но Коссиев — это человек психически неуравновешенный.