Олег Попов: Вы с Шевченко пример не берите!
"Главная Ёлка". Александр Шевченко В государственном выставочном зале «Ковчег» - выставка известного художника Александра Шевченко «Новый год и другие праздники».
Праздников больше, чем дней в году. Отметить их всех не хватит ни времени, ни здоровья. Тем более не под силу одному художнику откликнуться на каждый из этих праздников. И, разумеется, художник Александр Шевченко такой задачи перед собой и не ставил. Однако в его работах «околопраздничная» тема просматривается, поскольку он в принципе склонен подмечать скорее светлые стороны в жизни. Поэтому в одной из старейших московских галерей «Ковчег» решили, что календарная сетка праздников вполне может быть использована как структура для персональной выставки Александра Шевченко.
Его работы почти всегда сюжетны, но не нагружены «литературностью». В них обязательно есть место чувству и рефлексии. Причем искусство это именно что современное, традиция проявляется здесь на новом витке. И пусть никого не обманут аналогии с прошлым: такой живописи, со всеми ее нюансами и концептами, не могло быть ни в 1920-е, ни в 1970-е годы. Получается, чтобы стать «художником XXI века», не так уж обязательны компьютерные технологии. Достаточно художественного мастерства вместе с интуицией, внутренним настроением и способностью к «статичной драматургии».
Выставка завершится 29 января. Галерея «Ковчег» находится на улице Немчинова, дом 12. Работает с 11:00 до 20:00.
Икра и коньяк, диптих
Рижские шпроты, 2016
Романс, 2005
В лесу родилась ёлочка, 2016
Ёлка на Тверской, 2013
Ёлка. Исторический музей, 2013
Константин Сутягин об Александре Шевченко- Про что эта картина? – Э-э-э… Ну…
Очень важное качество живописи – внятность, когда можно точно сказать, про что картина. «Про Париж», «про каток», «про Новый год» - сразу всё ясно, с первого взгляда. А дальше выясняется, что картина на самом деле не про каток, а про что-то ещё... - про непонятное, которое на самом деле и есть искусство.
Внятность: «вот вам, дураки, отстаньте!» - очень важное качество настоящей живописи.
Моссельпром, 2015
На веранде, 2013
Новый год, 2005
Челноки на ВДНХ, 2014
Чистые пруды, 2013
Александр Шевченко - отец Луковской игрушки, которая также представлена на выставке (фото Натальи и Александра Русовых)
Александр Шевченко о себеКак-то в школе директор, распекая пацанов нашего класса за какую-то дерзкую шалость, выкрикнул в сердцах:
– Вы с Шевченко пример не берите, он художником будет, а вам всем прямая дорога в дворники!
Несмотря на то, что окружавшие меня люди были уверены в моей судьбе, я долго не мог до конца почувствовать себя художником, а издали, кругами подходил к этому. Был художником наполовину: работал бутафором и рисовал картинки для себя; краснодеревщиком и резал гравюры; фотографом был и реставратором, и что-то пописывал, носил на молодёжные выставкомы. Думаю, когда пошёл в дворники, окончательно утвердился в мысли, что теперь я настоящий художник.
Мне тогда порой виделись готовые картины – прекрасные по цвету и по композиции, стоило только закрыть глаза. Но переносить их на холст боялся, всерьёз опасаясь возможного обвинения в плагиате, думая, что эти работы уже кем-то нарисованы, а вижу я их, случайно подключаясь к некому информационному полю…
Теперь я так, конечно, не думаю, картин тех больше не вижу, и на натуру хожу редко. Московские, парижские или бретонские свои работы пишу в мастерской по рисункам, сделанным тоже, как правило, по памяти.
Говоря о творческом процессе, я выражаюсь неопределённо, часто употребляя слово «почему-то». Действительно, удачные вещи нередко получаются как бы сами собой, помимо воли и желания. Бодро начатые, многообещающие этюды часто оказываются недоразумением, а провальные каляки-маляки неожиданным образом становятся работами, которыми долго тихо гордишься, не показывая на выставках из опасения, что предложат «хорошую цену».
Раз, стоя на пустынной улице, писал фабричные стены за длинным свежеокрашенным забором. Работа не ладилась. Отчаявшись вытянуть этюд, счистил мастихином всё, что сделал, и обнаружил, что, если принять остатки голубого забора на холсте за воду, может выйти приличный морской пейзаж. Удалил остатки заводских труб, производственные корпуса быстро переделал в порт, из тротуара сделал набережную и пририсовал на ней человечков. Когда почти всё было готово, кончилась рабочая смена, и из проходной в «морском» заборе густо повалили рабочие… Быстро сложил этюдник, а кораблик на горизонте доделывал уже в мастерской…
Первые мои работы – серия относительно удачно исполненных импрессионистических этюдов. Этюды вскоре сменили более крупные холсты, сильно упрощённые по форме. Подобные «метания» от чистой живописи к жесткому формализму в последующем стали делом обыкновенным.
Как это случается и что тому причиной, сказать трудно. Тут можно вспомнить одного художника, крепкого реалиста, которому на голову что-то тяжелое упало. От сильного удара в его мозгах привычная схема нарушилась, провода как-то иначе замкнулись, и когда он, оправившись, вернулся к своему ремеслу, обнаружил неожиданно для самого себя, что стал формалистом.
У меня эта метаморфоза, слава Богу, не связана с травматизмом и происходит регулярно – тихо и безболезненно. Что-то незаметно щёлкает в голове, и я начинаю работать совсем в ином стилистическом направлении. Попытки сделать что-то в прежней манере безрезультатны до тех пор, пока «контакты» снова на прежнее место не встанут. Обе линии, никоим образом не пересекаясь, существовали самостоятельно, время от времени сменяя друг друга, но работы последних нескольких лет – например, такие, как «Фланёр» – стилистически сливаются в третье, по-своему цельное направление.
Фланер, 2015
Меньше всего мне хотелось бы выглядеть медиумом от искусства. Хорошо бы, конечно, знать или хотя бы тешить себя надеждой, что я своими работами что-то углубляю, укрепляю, чему-то способствую. Раскрываю русскую свою душу и тем спасаю мир. Но нет – только пятна, линии, вертикали и горизонтали, цвет и тон больше всего меня занимают в работе. Колористическое и воздушно-световое решение плоскости холста – основная для меня задача. Тем и живу.
В конце концов, даже самая прекрасная картина – не люстра Чижевского и сама по себе ничего не излучает. Как гантели, лежащие в углу, не приносят их владельцу видимой пользы без усилий с его стороны.
Действие же плохой живописи очевидно – она портит вкус.