«Мы сейчас увезем тебя и будем избивать». Иркутские активисты рассказывают о допросах по делу о «факе» на фоне храма
В течение последней недели в Иркутске проводилась настоящая спецоперация против местных активистов, которые только после обысков и многочасовых допросов узнали, чем вызвано внимание силовиков: одного из задержанных обвиняли в «оскорблении чувств верущих». Анархист Игорь Мартыненко, которого суд сначала арестовал на 10 суток, а потом выпустил, рассказал «Медиазоне» о беседах с оперативниками Центра «Э», а Дмитрий Литвин — об уголовном преследовании за неосторожный «фак» в сторону храма.
Дмитрий Литвин
«Статья 148 часть 1» — такой статус поставил «ВКонтакте» 19-летний активист из Иркутска Дмитрий Литвин после задержания и допроса по делу об оскорблении чувств верующих. Оскорбление, по версии следствия, имело место там же, в социальной сети «ВКонтакте»: по словам Литвина, поводом для уголовного дела стало размещенное три года назад на его странице изображение с «факом» на фоне церкви. Остальные задержанные иркутские активисты, которых на допросы доставляли автоматчики, оказались всего лишь свидетелями по этому делу.
8 апреля ранним утром я, как и все нормальные люди, спал. В тот момент в квартире кроме меня был мой старший брат и бабушка. В шесть утра прозвенел звонок в дверь, на вопрос «Кто?» ответили, что мы топим соседей снизу. Бабушка незамедлительно открыла дверь, после чего в квартиру ворвались отряд СОБР, сотрудники Центра по противодействию экстремизму, следователь и два понятых, всего человек пятнадцать.
Собровцы с автоматами и в масках посадили меня на стул и сказали смотреть в пол. Всякий раз, когда я пытался поднять голову, мне делали замечание и опускали ее. На вопросы: «Покажите удостоверения, представьтесь и объясните на каком основании», прозвучало лишь, что я обвиняюсь в оскорблении чувств верующих. Далее мне разрешили одеться и сказали проследовать вместе с одним из сотрудников ЦПЭ и тремя оперативниками в машину, которая стояла возле моего подъезда. Обыск в квартире проводился без моего участия; как выяснилось позже, изъяли не только технику и информационные носители, но и книги, журналы, баннеры, стикеры, — все, ради чего на самом деле совершалась эта операция.
Уже в машине я узнал о том, что меня обвиняют по части 1 статьи 148 УК, поводом к задержанию послужила картинка, размещенная почти три года назад в соцсети «ВКонтакте», на которой изображен средний палец на фоне церкви. Сотрудники намекали, что я должен по-хорошему сотрудничать со следствием. До того, как меня привезли в «засекреченный» Центр по противодействию экстремизму, я полагал, что у меня будет право воспользоваться 51-й статьей Конституции и услугами своего адвоката.
Когда мы подъехали к зданию, меня попросили надеть капюшон. Я спросил «Зачем?», сотрудник ответил, что так нужно. Натянув на меня капюшон и закрыв лицо, меня провели в здание, в том же положении проводили до последнего кабинета, где я остался наедине с сотрудником ЦПЭ.
Допрос длился девять часов. Допрашивали меня разные люди, в совокупности около восьми человек. Все это проходило по принципу «хороший полицейский — злой полицейский». Один предлагал выпить чаю, другой угрожал физической расправой и изнасилованием. На просьбу об адвокате один из «эшников» положил руку мне на спину, и сказал, цитирую: «Мы сейчас увезем тебя в ИВС и будем на протяжении 15 дней избивать». Сотрудники задавали много вопросов относительно финансов, которые я и мои друзья, дескать, получаем за общественную деятельность; я объяснял, что наша деятельность является абсолютно некоммерческой, на что, кладя руку на плечо и похлопывая, мне говорили, что я обязательно вспомню, кто и сколько мне платит.
Несмотря на то, что я знаком со спецификой допросов и понимаю, что часто подобные угрозы являются лишь угрозами, у меня не хватило сил не поддаться на психологическое давление. По приезду следователя я подписал все обвинительные протоколы по своему делу. Далее сотрудники посадили меня в машину и увезли в морг на медицинское освидетельствование, чтобы заверить, что с их стороны не было применено физическое насилие. Угрозы жизни продолжались на протяжении всего допроса до момента, пока меня не отпустили домой под подпиской о невыезде. Сотрудники также предупредили меня, чтобы я не давал ни одного интервью в СМИ и вообще не взаимодействовал с журналистами, так как эти действия могут усугубить ситуацию, и я пожалею об этом.
Во время допроса я понял, что моих друзей и девушку также задержали в совокупности на четырех квартирах и они имеют статусы «свидетелей».
Сотрудники изымали у меня и моих друзей вещи, которые никак не могут иметь отношения к оскорблению чувств верующих: мегафоны, анархистскую литературу, антифашистские стикеры и прочее. Большинство вопросов, которые задавали мне сотрудники, не были связаны с уголовным делом, по которому меня формально задержали. Каждому из задержанных было очевидно, что сотрудников Центра «Э» интересовали наши инициативы и общественная деятельность, которой мы занимаемся.
Поводом к осуществлению данной спецоперации послужило собрание несогласных, которое мы с друзьями организовывали на абсолютно законных основаниях. Оно было вдохновлено непосредственно антикоррупционным митингом 26 марта. Это была абсолютно аполитичная инициатива, суть которой заключалась в том, чтобы дать возможность неравнодушным гражданам собраться для обсуждения локальных проблем.
Игорь Мартыненко
Ранним утром 8 апреля бойцы СОБР с автоматами разбудили криками спавших активистов Игоря Мартыненко и Софию Микитюк. Молодого человека увезли первым; обнаженную девушку заставили одеваться в присутствии полицейских, которые снимали этот процесс на видео. Затем из квартиры изъяли почти всю технику. Судьба Мартыненко оставалась неизвестной в течение двух дней, и только в понедельник он обнаружился в суде — его обвинили в неповиновении полицейским и отправили под арест на 10 суток; позже областной суд это решение отменил. «Медиазона» приводит выдержки из дневника Мартыненко.
6:00 Появление СОБРа у меня дома. Никаких прав не зачитано, никто не представился, не ознакамливали с документами, не отвечают, куда везут.
6:10 Сотрудники СОБРа выводят по лестнице вниз и садят в УАЗ (полицейский), затем, через 2 минуты оперативник ЦПЭ Иван приводит Софию.
6:15–6:45 Едем куда-то. Позже оказалось, что в отдел [Центра по противодействию экстремизму] на Лермонтова. Меня сотрудник ЦПЭ Иван заводит в кабинет 216. Предлагает чай, отказываюсь. Он предлагает поговорить, я отказываюсь, мотивируя 51-й статьей [Конституции], и требую присутствия защитника. Иван утверждает, что на меня заведено некое уголовное дело.
7:00 В кабинет врывается человек в маске и синей спортивке, требует матом, чтобы я не сидел нога-на-ногу, на мой вопрос «Кто вы?» не отвечает, ударяет мне подзатыльник и, матерясь, уходит. Я слышу, что в других кабинетах тоже находятся мои товарищи. Иван говорит по телефону, из чего я узнаю, что СОБР с обыском пришел не только ко мне. В кабинет заходят бойцы СОБР.
7:30 Иван еще раз требует говорить с ним, после отказа ругается матом, требует встать, пытаясь выдернуть стул. Затем, когда я встаю, ведет меня к стене, где распинывает ноги, обыскивает и требует стоять так, пока я не заговорю с ним. Затем, увидев, что я рассматриваю стол, переводит меня к другой стене, ставя в такое положение и распинывая ноги; все это время продолжает материться.
10:00 Приходит новый сотрудник ЦПЭ Александр, пытается разговорить, пугает спецприемником, и так далее. Я все еще отказываюсь по 51-й статье и требую защитников, одного из трех: Хроменкова С., Хроменкову Н. или Григорова В. Александр отвечает, что дело уголовное, и мне не будут звать защитников. На вопрос, в каком статусе я нахожусь, мне не отвечают. Продолжаю стоять у стены.
13:30 В кабинет зашел следователь Кульков (по особо важным делам) и дал возможность присесть на стул. Он представился, разъяснил мне права и осведомился, буду ли я допрашиваться и подписывать протокол. Я заявил, что до тех пор, пока мне не предоставят защитника, я отказываюсь от дачи показаний по 51-й статье Конституции РФ, так как сказанное может быть использовано против меня. <...> Протокол я подписал, изложив в нем замечания.
14:30 Сотрудник ЦПЭ запросил у следователя направление на медэкспертизу, я согласился пройти освидетельствование, полагая, что я свободен.
15:30 Мы с сотрудником ЦПЭ Иваном и двумя сотрудниками СОБРа (в том числе и Э. Петровым) сели в автомобиль и направились в морг на улице Гагарина. Однако эксперта в морге не оказалось. Иван продолжил требовать, чтобы я с ним поговорил.
Игоря привезли в отдел полиции №7, где ему пригрозили двумя сутками ареста за то, что он «несговорчивый». Затем его перевели в отдел полиции №9, где спросили, зачем он оказывал сопротивление, и под угрозой применения силы провели дактилоскопию.
18:00 Мы поехали на медосвидетельствование. Сотрудник ЦПЭ радовался мести и утверждал, что если я не буду говорить, будет еще хуже. Ехал я уже в наручниках.
19:40 Мы прибыли в спецприемник, в котором шел ужин, ждали порядка 20 минут. Затем меня досмотрели, дали постельное и направили в камеру. Заявили, что еды уже нет.
Выйдя на свободу, анархист Мартыненко рассказал «Медиазоне» о беседах, которые с ним вели сотрудники Центра «Э»:
Пока я находился в спецприемнике, сотрудники Центра «Э» старались ко мне не ездить: чтобы забрать меня из спецприемника, нужно указывать, кто забрал, там строгая отчетность. Сегодня (13 апреля — МЗ) меня привезли зачем-то в отделение часа за полтора до суда, но из разговоров сотрудников полиции я понял, что забрать меня до суда должны были оперативники Центра «Э». В последний момент они почему-то слились, и меня повез начальник участка.
Обычно общение с оперативниками Центра «Э» так и получалось: то меня везут в спецприемник, то везут из спецприемника, по дороге шутят, спрашивают, как я отношусь к ЛГБТ, готов ли я с ними сотрудничать. В первую очередь их интересовала тема сотрудничества, им было важно, чтобы это был непосредственно я, которого они считают лидером анархистского движения в Иркутске. Открыто говорили, что один из тех, кто со мной ездит, это человек, который занимается разработкой именно моей персоны, он даже биографию мне мою рассказал — даже вполне неплохо рассказал.
Именно на это они и рассчитывали, что каким-то образом привлекут меня к сотрудничеству, запугают. У нас есть спецприемник в небольшом городишке Усолье-Сибирском, там беспредел, сношают в анальное отверстие и так далее.
Еще их интересовали показания на моего товарища Дмитрия Литвина. Постоянно интересовались, буду ли я свидетельствовать. Они и мне говорили, что на странице что-то «экстремистское» нашли, но не более. У меня есть предположение: они знали, что на Дмитрия можно надавить, и он явку с повинной написал.
Мне они обещали уголовную статью за отказ от дачи показаний, так как якобы я свидетель и не могу отказываться. Обещали статью за то, что у меня какая-то музыка обнаружена и так далее.
Главное, что я сейчас пришел домой: у меня ни компьютеров, ни жестких дисков, половины брошюр, всех флагов — что смогли с пола поднять, то и унесли с собой. А сейчас наверно сливают всю информацию с компьютеров, с жестких дисков, чтобы в дальнейшем использовать в рамках оперативно-разыской деятельности — естественно, на данный момент незаконной, но доказать это будет сложно.
Так получилось, что о суде по апелляции я узнал буквально минут за 15 до того, как меня туда повезли. Мой защитник тоже узнал об этом внезапно, потому что ему позвонили, сообщили об этом, а он был в другом суде — пришлось резко сорваться. Меня из этого спецприемника привезли так, что некого было предупредить. Единственное, в последний момент приехали свидетели с моей стороны. Мы вообще не рассчитывали, что что-то изменится на этом суде.
Основные свидетели по статье 19.3 [КоАП]: оперативник Центра «Э» и две девушки-понятые. Ситуация такая, что, по мнению оперативника Центра «Э», эти девушки смотрели, как я якобы раскидываю несколько бойцов СОБРа. А по словам самих свидетелей — эти девушки стояли и смотрели, как одевается моя девушка. То есть одновременно эти девушки были как кот Шредингера в двух местах одновременно. Естественно, так быть не могло. Мы это пытались доказать, пытались вызвать этих девушек на суд, однако судья продолжил ту же линию, которую занял районный суд. Он сказал, что 19.3 — это такая статья, по которой все должно делаться в один день, поэтому никаких отсрочек, никаких вызовов свидетелей, я ходатайство принимать не буду. Он бы и свидетелей не выслушал, если бы свидетели не прибыли вот прямо в тот момент.
Суд отменил постановление районного суда, частично удовлетворил наше ходатайство, отправив дело на доработку в районный суд. Причины недоработок были в том, что не соотносится мой статус свидетеля как человека, который должен не сопровождаться сотрудниками СОБРа, а приглашаться повесткой, и тот факт, что вдруг какие-то лица вламываются ко мне домой и куда-то везут. Если этот факт незаконен, то какое может быть сопротивление законным требованиям сотрудников полиции? Это абсурд.
Так вот, выдал судья нам это решение, и мы думаем, что все: решение отменяется и меня отпускают. А сотруднику полиции, который меня сопровождал, он выдал бумагу о том, что я должен продолжить отбывать 10 суток. Это меня в когнитивный диссонанс ввергло, защитник смотрел на бумагу и не мог понять: вроде решение отменено, а вроде 10 суток надо сидеть. Сотрудник полиции говорит: вот бумага, ничего не знаю, забираю вас в спецприемник. И забрал, сначала в отделение, потом в спецприемник, около которого я час просидел в машине. В спецприемнике когда получили решение суда, тоже ничего не поняли: раз решение отменено, тебя тут быть не должно. А в бумаге написано, что должен быть здесь. Начали звонить судье, а тот говорит: пусть гуляет. В общем, меня отпустили.
Отпустили меня, естественно, до той поры, пока это дело не будет рассмотрено в районном суде. А это может быть уже завтра. Если такая пьянка, вполне возможно, что завтра примут решение о продолжении 10 суток ареста, и я на оставшиеся пять суток заеду.
Обновлено 15 апреля в 15:50 Суда по делу Игоря Мартыненко 14 апреля не было, хотя защитника вызвали в суд, и в дверь к активисту стучали люди, представившиеся приставами. В итоге судья отказалась рассматривать материалы дела из-за некорректно составленных протоколов, которые она направила на доработку в отдел полиции №9 Иркутска.