«Я — рабочая лошадь»

Кинорежиссер Эльдар Рязанов, 90 лет со дня рождения которого мы отмечаем 18 ноября, был другом NT. На вопросы он отвечал так же искренне и талантливо, как снимал фильмы. В интервью журналу десятилетней давности он признался, что до последнего дня хотел бы быть на съемочной площадке

Фото: kinoklub-eldar.ru

Я думаю, быть вечным плохо. Многое начинает надоедать. С годами все больше и больше. Всё уже ясно, все ритуалы понятны. Если жить вечно, то надо хоть поторговаться — в какой форме ты будешь жить, в каком возрасте. Но даже если жить вечно молодым, вам будет интересно лишь поначалу. Будете ездить в Австралию, в Антарктиду, осваивать вождение самолета, любить женщин разного цвета кожи разными способами. Но дальше-то что?

NT: *Умирать не хочется, уходить в небытие…*

Надо смириться с этим. Ничто не вечно, даже империи гибнут, что говорить о человеческих судьбах…

NT: *Помните, у Булгакова в «Мастере и Маргарите» дьявол говорит уже покойному Берлиозу: «Все теории стоят одна другой. Есть среди них и такая, согласно которой каждому будет дано по его вере».*

Во-первых, я не Берлиоз и я никогда не разговаривал с дьяволом. Более того, уверен, что его не существует. А если и существует, то лишь как некий искуситель, который живет внутри каждого человека. В ком-то он живет глубоко и прочно, а в ком-то поверхностно, еле-еле. Дьявол — это свойство души человека, а не существо с копытами и рогами. Может, я и не прав. Говорят, много есть всего непознанного. Я лично с этим не встречался. Привык основываться на собственном опыте, а не на туманных и зыбких размышлизмах чьих-то.

NT: *А как же природа человеческого таланта? Само понятие искусства?*

А что талант? Старится человек, увядает и талант. Мало кто сохраняет, если долго живет, ясность мысли, свежесть чувств, мастеровитость рук…

NT: *Уже на собственном опыте говорите?*

Нет, пока еще нет. Физически — да, уже одолевают какие-то недуги. Творческие — пока нет. Но, думаю, уже не за горами. (Смеется.) Вообще, по-разному у всех. Это как деревья. Родились два дерева от одного корня: одно зеленое, бодрое, высокое, а другое гнилое, низкое, засыхает… А были равные условия: та же почва, тот же климат. То же и с людьми.

NT: *Бывают молодые люди, которые чувствуют себя стариками, а бывают старики, чувствующие себя молодыми. Вы к какому типу принадлежите?*

Я на эту тему не думал. (Смеется.) Когда не болит спина, я себя замечательно чувствую — можно считать, чувствую себя подростком. Когда болит — думаю: вот какой старик я. Здоровье имеет огромное значение, как выяснилось.

NT: *Что вы думаете о сегодняшнем дне? Не кажется ли вам, что раньше люди были лучше?*

Они были наивными. Многого не знали. Советская цензура «охраняла» человека от всяких соблазнов. Например, огромное количество людей ничего не знали про гомосексуализм и лесбиянство. Не показывали порнофильмов. Была какая-то стыдливость, которая вообще свойственна русскому национальному характеру. Когда во Франции женщины обнажались и носили невероятное декольте, наши дворянки и купчихи были закупорены полностью, еще и кокошник сверху. С трудом можно было глаза и нос разглядеть. Люди изменились. Но это имеет как отрицательную сторону, так и положительную. С одной стороны, пропадает какая-то стыдливость, наивность, чистота. С другой — люди стали знать больше. В то время не меньше поездов сходили с рельсов, но про это не писали. Мы жили в резервации. Идеологической, информационной… Была одна программа телевидения, а не семьдесят. За границу не пускали. Большой концлагерь. Что касается того, что люди были лучше, то это с какой стороны посмотреть. Если вы посмотрите с точки зрения современного молодого человека, то скажете, что это были какие-то питекантропы. Сейчас много иностранных слов, я их не люблю, не понимаю их. Наш язык стали насыщать «лизингами», «менеджерами» и другими словами, и от этого он лучше не становится. Можно вместо киллера сказать, что это убийца, вместо менеджера — управляющий. Я приезжаю в Америку, вижу там наших эмигрантов, которые говорят следующее: «Вот сейчас мы поедем на тридцать седьмой вей, потом повернем райт, а потом возьмем дорогу номер семьдесят восемь». Я думаю: «Ё-моё! За что? Почему я должен слушать эту чепуху про тридцать седьмой вей?!» И когда я вижу рекламу «Таунхаусы на Остоженке», меня передергивает. Когда Кабачков, наследник Огурцова, мне в новой «Карнавальной ночи» говорит: «Главное, чтобы был промоушен, был бренд и не было ребрендинга, понимаете?» Я говорю «нет», и это я совершенно честно говорю. (Смеется.)

NT: *Как вы относитесь к наградам?*

У меня было много наблюдений по этому поводу. В СССР художников растлевали государственными премиями, званиями народных и заслуженных, дачами, поездками за рубеж и так далее. Советское правительство награждало званием Герой Соцтруда абсолютных подонков, которые были бездарны, но лебезили и угодничали. У меня точка зрения не изменилась: самое трудное — заработать имя, а его дает народ. Награды, которые дает правительство, не стоят ничего. В особенности, когда это правительство глупое. Женя Колобов (Евгений Колобов — дирижер, основатель театра «Новая опера», скоропостижно скончался в 2003 году. — NT) никаких правительственных наград не принимал. Только общественные. А мне вообще все равно. Правда, когда я начал высказываться на эту тему, я уже был народным артистом СССР, лауреатом государственной премии СССР. (Смеется.) Но я на самом деле так считаю. Феллини даже не заслуженный деятель искусств Италии, а Бергман — не народный артист Швеции.

NT: *Многих волнует судьба Союза кинематографистов. А вообще, он сейчас нужен?*

Это сложный вопрос. Огромное количество кинематографистов прожили жизнь в СССР. Этим людям, к которым я причисляю и себя, свойственно чувство плеча. С этой точки зрения cоюз нужен. Я был на самом первом заседании, когда Пырьев вместе с Роммом и Герасимовым пробивали этот cоюз. Когда союз возник, он защищал кинематографистов от коммунистического диктата. Эта организация многим помогала. Первую квартиру мне и еще целому ряду людей выхлопотали именно Пырьев и Ромм. Сейчас, может, союз и не нужен. Фактически он не существует. Группа, которая его возглавляет, уже его уничтожила. Сейчас просто идет борьба за Дом кино, чтобы был хоть какой-то угол у кинематографистов.

NT: *Художник и власть. Сейчас изменились отношения?*

Меня сейчас власть не интересует. Она не лезет в мои дела. Раньше лезла. У меня были запрещенные картины, почти из каждой картины что-то вырезали. Сейчас власть занимается своими делами, а я, если удается достать денег, занимаюсь своими.

NT: *Ваш коллега, кинорежиссер Никита Михалков…*

(Перебивает.) Это святое! О Михалкове мы говорить не будем. (Смеется.)

NT: *Хорошо, поставлю вопрос по-другому: вы написали бы письмо Путину за 65 тысяч деятелей культуры?*

Я вообще никогда не говорил от имени народа. Каждый подлинный художник должен быть с тараканами в голове. Если нет тараканов, то ты какой-то подозрительный художник, что-то в тебе не то. (Смеется.) К сожалению, у меня тараканов нет, я абсолютно здоровый человек. И мне кажется, мои фильмы имели большой успех, потому что они отражали мнения, ощущения, чувства и мысли огромного количества людей. Люди понимали, что это про них. И меня устраивает такая позиция.

NT: *Хорошо, вы — часть народа. Народ в основном сидит и смотрит телевизор. Вы смотрите? Тем, что в стране происходит, интересуетесь?*

Я интересуюсь тем, что происходит в стране. Телевизор смотрю мало. Новости, что-то по «Культуре», иногда международные матчи. Какой я простой человек, вы поймете по тому, что я сейчас скажу: мне очень нравится программа «Ледниковый период». Она красива, дружелюбна, эстетична. Смотрел «Штрафбат», сериал о Шаламове. Но это исключение, я не смотрю сериалы потому, что у меня нет такого количества свободного времени...

NT: *Вы рады тому, что у вас времени нет?*

Когда нет времени — это замечательно. Не думаешь об огромном количестве вещей: о том, что помрешь, о том, куда идет страна, о катастрофах и прочее.

NT: *А куда идет страна?*

Я не знаю, это надо у страны спросить. Правда, она тоже не знает.

NT: *На выборы пойдете?*

Тоже не знаю. У меня, может, времени не будет в этот день.

NT: *А как же: «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан»?*

Ну ладно, бросьте ваши дурацкие штучки. (Смеется.) Ну правда, честно, даже если пойду, за кого буду голосовать — не знаю. Разберусь ко 2 декабря. Но вообще это неинтересно… Политическая жизнь вне сферы моих интересов.

NT: *А вас не волнует изменение политического курса в стране? Вы делали программы о Ельцине, хорошо знали его...*

На эту тему разговора не будет. Я поддерживал Бориса Николаевича, но не собираюсь это обсуждать. Много разного! При Ельцине я, едучи на Валдай, боялся остановиться по пути позавтракать, боялся — убьют, машину отнимут и так далее. А сейчас я не боюсь. Вот такое бюргерское замечание. Все неоднозначно.

NT: *Нет желания снять документальный фильм о жизни современной России?*

Никогда. Я снимал документальное кино первые пять лет после института. Получил отвращение к этому виду искусства. Я снимал «Парижские тайны», «Поговорим о странностях любви» и еще целый ряд. Но это были истории о людях, которые мне интересны. О личностях.

NT: *Вы счастливый человек?*

Все относительно… И про это я тоже не думал. Все-таки удобно быть все время занятым. (Смеется.)

NT: *Есть ли у вас какие-то мечты?*

Трудный вопрос. Если бы у меня сейчас уже была картина в запуске, я бы сказал: «О чем вы говорите, все в порядке, побежали дальше». А у меня сейчас такая ситуация, что картины следующей пока нет. Может, и не будет никогда… Если я не буду больше снимать, чем я буду заниматься? Видел я на своем веку немолодых людей, которые, когда их вынимали из рабочей среды, быстро умирали. Я понимаю, что должен находиться в деле. Я рабочая лошадь. Вот и мечта: когда понесут, чтобы унесли со съемочной площадки. (Смеется.)

Впервые опубликовано в NT № 41 от 19 ноября 2007 года.