Дата
Автор
Саша Сулим
Источник
Сохранённая копия
Original Material

«Квалификация у него одна — маньяк»

Интервью следователя Евгения Карчевского. Он занимался делом Михаила Попкова, который убил более 80 женщин

Антон Климов для «Медузы»

Следователь по особо важным делам следственного управления СК России по Иркутской области Евгений Карчевский подключился к делу Михаила Попкова в 2014-м — два года спустя после того, как «ангарский маньяк» был арестован. Пока в суде доказывали вину Попкова в убийстве 22 женщин и в покушении еще на двух (только за эти преступления в 2015 году Попков получил пожизненный срок), группа Карчевского расследовала и доказала еще 60 эпизодов — 59 убийств и одно покушение. Попков в итоге признался во всех преступлениях, дело передано в Иркутский областной суд. Журналистка «Медузы» Саша Сулим поговорила со следователем Евгением Карчевским.

— В каком году вы стали заниматься расследованием дела Попкова?

— В сентябре 2014 года дело поступило в следственное управление по Иркутской области, и мне было поручено возглавить расследование.

Эпизоды, которыми мы занялись, были выделены из основного дела, которое с 2012 года, с момента ареста Попкова, расследовало следственное управление Сибирского федерального округа (СФО) в Новосибирске.Нам отдали те преступления, по которым они не смогли доказать причастность Попкова, — так называемые объекты.

— Что это значит?

Объекты — это тип дел, в которых отсутствует информация о лице, совершившем преступление. Дело с лицом — это когда есть обвиняемый или подозреваемый в совершении преступлении. Дело без лица — это когда факт преступления есть, но подозреваемых нет.

Мы доказали причастность Попкова ко всем эпизодам. Я построил с ним определенный психологический контакт, на фоне этого контакта и были получены признательные показания по преступлениям, которые сейчас мы ему инкриминировали. Это 59 убийств и одно покушение на убийство. То есть всего на сегодняшний день [с учетом вынесенного в 2015 году приговора] расследованы 84 преступления Попкова.

— Помните вашу первую встречу с Попковым?

— Я приехал познакомиться с ним в следственный изолятор, построил с ним личностную беседу, представился, рассказал о себе.

— Что именно вы о себе рассказали?

— Сказал, что я следователь, рассказал, где работал, какие дела расследовал. Чтобы человек понимал, что к нему не человек с улицы пришел, а представитель власти, сотрудник местного СК. Потом я его внимательно выслушал, понял, чем он живет, какие мысли у него.

— Сразу поняли?

— Конечно, все стало понятно сразу.

— А что именно понятно?

— Какие у него взгляды на жизнь, на происходящее вокруг него, что он думает по поводу судебного следствия, какие цели он преследует и чего от него можно ждать в ходе дальнейшей работы.

— Давайте по порядку. Что насчет взглядов на жизнь?

— Это психологический момент — и пока откровенничать на эту тему будет не совсем корректно. Скажу так: сразу стало понятно, что человек безразличен ко всем окружающим и к происходящей с ним ситуации. Его интересует только то, что творится с ним и с его близкими. Что касается остальных людей — ему абсолютно безразлично. «Моя хата с краю, ничего не знаю» — это про него. Так же он относился и к жизни другого человека — полнейшее безразличие.

— А к следствию и к следственным действиям какое у него отношение было?

— Однозначно ответить здесь сложно, не думаю, что это было любопытством, но было видно — ему хотелось общения.Любому человеку хочется общаться; вопрос — как проходит это общение. Как я уже сказал, с ним был построен определенный психологический контакт, он мне доверял, что в дальнейшем помогло настроить диалог и затронуть даже совсем личные моменты его биографии, связанные с детством и юностью.

— Можно сказать, что он вам открылся?

— В той или иной мере, особо рамки он не раздвигал. Я, кстати, называю его только Михаил Викторович, непозволительно общаться с обвиняемыми как-то иначе.

— За три года, что прошли с момента вашей первой встречи, ваше отношение к нему изменилось?

Нет. Я как его увидел, просканировал, понял его взгляд на мир и на происходящее, так оно все и осталось, ничего не поменялось. Он только сдал физически, стал старше.

— К какому типу преступников вы его относите?

— Квалификация у него одна — маньяк, в этом ничего спорного нет. Это подтвердили эксперты-психологи, и я их полностью поддерживаю.

Какая у него мания?

— Его диагноз — гомицидомания, то есть непреодолимое желание совершения убийства. Человек бесконтрольно, постоянно хочет кого-то убить. Все эти эмоциональные вспышки, возбужденное состояние проявляются в момент потребности. Это как секс. Если ты хочешь найти партнера, то будешь, например, ходить по клубам и искать его. Пока желание есть, есть и потребность. А желание у него было всегда. Он мог приглушить это желание процессом поиска, это чуть сбавляло его агонию, требующую крови, смерти и лицезрения процесса самого убийства.

— Он получал удовольствие от того, что он убивает?

— Да, конечно.

— Он признался вам в этом?

— Прямо он об этом никогда не говорит — не настолько он откровенен. Михаил Викторович такой человек, он никогда прямо не отвечает.

— Это я заметила.

— Он всегда издалека заходит. Вроде бы и «нет» не говорит, но и прямого «да» не услышишь. Спрашиваешь у него: «Это красное или это черное?» Он отвечает: «Как посмотреть. Днем это освещается как красненькое, но ночью вроде бы и темненькое».

— Об отклонении — или мании — Попкова стало известно только после того, как его арестовали и обвинили в убийствах?

— То, что он входит в группу риска, выяснилось еще тогда, когда он устраивался на службу в органы милиции в начале 1990-х годов и проходил проверки. На личном деле стояла красная полоса.

— При этом он долгое время работал в милиции.

— Да,он пенсионер МВД, получает пенсию, до сих пор имеет звание. Почему взяли, как пропустили — это уже другой момент. Судить мы не можем, потому что требования с каждым годом меняются. Вполне возможно, что тогда все списали на его молодость и эмоциональность. Сейчас требования уже более жесткие: при трудоустройстве человека проверяют на полиграфе, он проходит психологическое тестирование, собеседование, поднимают всю его подноготную: папа, мама, брат, сестра, с кем жил, с кем встречался, какой круг общения. Человеку с какими-то изъянами сейчас гораздо сложнее попасть в систему МВД, СК и так далее.

— По его словам, психиатры и психологи, которые ставили ему диагноз, были недостаточно компетентны. Почему он не согласен с их заключением?

— Он считает, что информация должна прийти из разных источников, в том числе информация о его личности. У нас есть Институт Сербского, который занимается исследованием личности таких граждан, его специалисты делают заключение, ставят диагноз. Он почему-то считает, что они говорят о нем не совсем правильно. Почему — он не обосновывает, хотя и ознакомился со всеми экспертизами, согласен с заключениями, дополнительные замечания или вопросы по этому поводу он не вносил.

Сотрудники Института Сербского, а также работники отделения судебно-психиатрической экспертизы Иркутского областного психоневрологического диспансера коллегиально его изучили еще в 2013 году, также его личность исследовали в рамках нашего отдела в 2016 и в 2017 годах. В этот раз мы вновь пригласили для участия в экспертизе экспертов из Института Сербского. То есть Попков изучался неоднократно и в разных временных отрезках, и в динамике — диагноз не поменялся. Оснований не доверять экспертам я не вижу, и нет их.

— Как они объясняют его мотивы?

Это нельзя назвать заболеванием, это такой личностный феномен, который не является препятствием для рассмотрения дела в суде, для дачи оценки действиям подсудимого и обвиняемого, не говорит о том, что он был невменяемый и не давал себе отчет. Это личностное, психологическое отклонение, которое повлекло формирование заболевания — гомицидомании. Вы, наверное, хотите узнать, откуда это все пошло?

— Точно.

— Все из детства. Он неоднократно попадал в психотравмирующие ситуации, которые и развивали это заболевание в течение всей его жизни. В какой-то момент, когда ситуация в том ли ином виде повторилась, он поставил жирную точку в решении этой проблемы. То есть весы переполнились, из них полилась негативная энергия, негативные эмоции, они повлекли за собой серию кровожадных убийств.

— Жирная точка — это измена жены?

— Да.

— А что произошло в детстве?

— Он родился в Норильске, его мать с отцом уехали на заработки в Ангарск, а его оставили с бабушкой и дедушкой. Он рос без матери, без материнской любви. Спустя пять-шесть лет его привезли в Ангарск, к папе с мамой. А там появилась уже младшая сестра — то есть любви от мамы он опять не чувствовал. Потом были еще эмоциональные всплески, связанные с неверностью и распутностью его сестры и матери, неразделенная первая любовь. Негатив к женщинам постепенно накапливался, последней каплей стала измена жены.

— Его мать и сестра были распутными?

— По его мнению и по обстоятельствам, свидетелем которых он стал.

— Вы можете их озвучить?

— Это не совсем корректно. Можно сказать, что было что-то аналогичное с действиями жены, свидетелем чего он стал.

— Как мать к нему относилась?

— Мать была очень властная, некоторые родственники говорят, что она была деспотом в семье, и по отношению к нему в частности, — с дочерью у нее более мягкие отношения. Мать у него тоже работала в органах МВД.

— А физическое насилие с ее стороны было?

— Этого факта мы не установили.

— Про мать и сестру он вам рассказал или психологам?

— Мне — в рамках допросов о личности. Потом эта информация подтвердилась допросами свидетелей, родственников, то есть нашла подтверждение.

— Мне он сказал, что в семье у них были прекрасные отношения.

Он по-своему любит и мать, и сестру, и жену. Чтобы получить от него откровение, нужно получить расположение, а его за пять минут создать невозможно, даже при вашей харизме: вы девушка симпатичная, приятная, одеты скромно — как ему нравится. Только татуировки ваши могли его смутить — для него это уже признак порочности.

— После того как вы настроили с ним контакт, он сам вам рассказывал о своих преступлениях или каждый раз нужно было его «колоть»?

— Сам. Главное — настроить человека на общение. Если это получилось, информация идет потоком. Поток в течение нескольких лет лился. Он освежал в памяти события минувших лет, которые имели к нам отношение, излагал их, потом мы все это проверяли.

— Когда вы с ним выезжали на места преступления, он оживлялся как-то?

— Да, конечно. Я вам маленькую тайну поведаю из психологии маньяка: они ведь по нескольку раз переживают свои преступления, и от этого тоже удовольствие испытывают. У них в памяти восстанавливаются все обстоятельства и появляется та же самая эйфория, тот же самый оргазм, который они испытали в момент убийства.

— Я прямых вопросов не задавала, но было видно, что ему не хочется углубляться в детали.

— Начнем с того, что вы девушка. Я не говорю, что у вас в душе творится, какая вы по характеру, — может быть, вы воин. Для него вы девушка. Делиться с девушкой информацией, которая касается жертв-девушек, он не будет. Следователь-мужчина или собеседник-мужчина для него более приемлемы, и общается он с ними более охотно, чем с противоположным полом.

Негативное отношение к женскому полу никуда не делось. Несмотря на то что он сидит в полной изоляции от общества, стакан-то у него не расплескивается — только накапливается.

— Если говорить о сексуальном подтексте в его преступлениях, можно ли сказать, что он выражен не так ярко?

— А как же половые акты с жертвами?

— Они были насильственными?

— В зависимости от ситуации. По-разному было. Точно никогда не было полового акта с трупами. В 90% случаев это происходило так: вступил в половой акт, убил или изнасиловал и убил. Мог просто убить, если женщина была низкого социального статуса — проститутка или наркоманка, с ней он заниматься сексом не будет, потому что элементарно брезгует.

— Когда женщина садилась к нему в машину, он сразу понимал, что она станет следующей жертвой, или был какой-то провоцирующий момент?

— Провоцирующий момент всегда был. Подсела к нему девушка, он задал ей пару вопросов, от ее ответов зависело дальнейшее развитие событий: либо ты живая и тебя довезут до дома, либо ты выезжаешь за пределы города и там заканчиваешь свой жизненный путь.

Эпизоды, которые сейчас будут рассматриваться в суде, чем-то в корне отличаются от тех, за которые он уже был осужден?

— В большей степени все однотипно. Способ убийства однотипен. Везде используется либо топор, либо отвертка, либо нож, либо удавка, либо палка, которой он наступал на горло и душил свою жертву. Трупы находили в районе автомобильных дорог, причем недалеко от города. Везти куда-то за сто километров смысла нет: ведь не факт, что ты ее довезешь, мало ли что — пост ГАИ, какой-то досмотр или какие-то случайные свидетели. Он тоже все это рассчитывал.

А тип жертв?

— Женщины все разные. Процентов пять вели маргинальный образ жизни: наркоманки, проститутки, — остальные все положительные: семьи, мужья, дети. Если что, он не чистил город от порока — это выдумки СМИ.

— Как много ударов он наносил жертве?

По ситуации: от одного до 135 повреждений. Мог быть один удар, который сразу приводил к смерти, а могла быть серия ударов, которая продлевала мучения. Ситуации же разные бывают. Нельзя забывать про влияние внешних факторов, которые могут влиять на происходящее, например опасность быть пойманным. Он же не в вакууме находился, чувство страха всегда присутствует, если он чувствовал себя некомфортно, то делал два-три действия и уезжал.

— Он вообще чисто работал?

— Да, свидетелей происшествий особо не было. Иногда видели, как к нему в машину кто-то садился. Это все.

— Это ему так везло?

— Его подогревало ощущение безнаказанности и русское авось. Это не везение, это стечение обстоятельств.

— Просто авось работал целых 20 лет…

— В Ангарске преступность всегда зашкаливала, город шел впереди планеты всей по убийствам и преступлениям. Ни меня, ни вас в это время там не было, поэтому деталей ситуации мы не знаем.

— Как вам кажется, какая главная причина, по которой его так долго не могли найти?

С 2002 года его искали всеми возможными способами. Тогда за дело взялся московский следователь Евгений Костарев и подключил все возможные силы. Когда ты сам разговариваешь не с одним десятком потерпевших и слышишь, как дети говорят тебе, что их мамы не стало, видишь, как матери этих погибших женщин сидят и плачут, появляется еще и эмоциональный фактор, который заставляет более ответственно относиться к своей работе. В том числе и благодаря Костареву был установлен генотип маньяка — ведь в то время было роскошью делать такие анализы; после этого его стали просто методично искать. В городе с населением 250 тысяч человек проверялся в буквальном смысле каждый человек, подходящий под описание и психологический портрет. Сделать это за пять минут, к сожалению, невозможно. Здесь ежедневно по пять-шесть убийств совершается. Следователи жили на работе, об этом в том числе говорит вал наработок, который мне достался.

Антон Климов для «Медузы»

— Я читала, что Попков хотел покончить с собой, когда его взяли.

— На тот момент я делом еще не занимался. Но, судя по его нынешнему настроению и состоянию, жизнью своей он дорожит даже что побольше нас с вами. По сравнению с ним мы даже халатно относимся к своей жизни. Он за ней ухаживает, бережет себя, зарядочку делает, следит за здоровьем, лишний раз не провоцирует никого, чтобы не быть втянутым в конфликты, в которых он может пострадать или получить какое-то заболевание. Жить-то ему очень хочется. Вы разве не заметили?

— Он высказывал когда-нибудь сожаление о содеянном?

— Слова сожаления он высказал для протокола и в каком-то интервью. Он сказал:«Я уже тысячу раз пожалел о том, что сделал». Но на самом деле, конечно, он ни о чем не жалеет.

— Конечно?

— Что сделано, то сделано. В его глазах нет и не будет сожаления. Если мы его правильно просчитали, он не считает себя виноватым, он считает себя правым по настоящий день. Он как у нас говорит: «О чем жалеть? У человека в жизни все и так ясно. У нее жизнь была лишена смысла, она конченый человек, у нее нет будущего и у ее детей нет будущего. Таким людям жить незачем». Это цитата из допроса. Разговора о жалости не было никогда.

Он вообще может испытывать какие-то чувства — любовь или жалость — только по отношению к определенному кругу лиц: к себе самому и к дочери, второй круг — это жена, мать, родственники, сестра. Третьего уже нет. Прежде всего он дорожит жизнью, благосостоянием и благополучием своей дочери, которую он холит и лелеет. Остальные люди — так. Кто за остальными — те вообще мусор. У него же друзей никогда не было, одни знакомые. Все до единого говорили, что он алчный человек, прижимистый, жадный.

— Жена и дочь с ним сейчас не общаются?

— У них новые семьи. Иногда они созваниваются, когда есть возможность, письма шлют, но это редко бывает. Но жизнь продолжается. У них — своя, а у него — своя. С момента, как его поймали, начался новый лист истории в его жизни.

— Жена догадывалась о его преступлениях?

— Жена безразлично относилась к его жизни. Из-за этого и все последствия. Ей фиолетово было, что он делал. Если бы она знала, она бы предприняла все меры, чтобы сохранить собственную жизнь. Я на сто процентов уверен, что такой информации у нее не было. Маньяки ведь все одиночки. Они никогда никому не поведают о своих делах, ни за что в жизни, ни под каким предлогом. Тем более близкому человеку. Жена не была для него близким человеком, но они вместе жили и воспитывали дочь — в меру своих способностей.

— Чем питалось его чувство собственного превосходства?

Он 20 лет абсолютно безнаказанно убивал людей. Раз сделал, два сделал — все, крылья растут. Вперед, Черный Плащ. Чувство безнаказанности окрыляло его для дальнейших действий. Окрыляло в прямом смысле этого слова. Представьте, человек, будучи на дежурстве, в форме садится в служебный автомобиль, едет по городу, замечает девушку, сажает ее к себе в машину, увозит, убивает — а потом возвращается на дежурство. А утром читает сводку: «О, трупик нашли, ничего себе, как же так? Ай-ай-ай». Ему и интересно было, и одновременно он тешился над бессилием правоохранительных органов — и не отрицает это.

— Попков сказал нам в интервью, что в 2010 году он остановился. А что говорят психологи и психиатры, это вообще возможно в его случае?

— Ондалеко не старый, чтобы у него исчезло желание. Оно никуда не денется.

— Желание убивать?

— Да.Это заболевание, которое будет с ним до конца его жизни.

— Можно ли это отклонение как-то корректировать? Например, препаратами?

— Я так глубоко не лез, мне это не нужно, зачем засорять себе голову такой информацией?

— Вы боретесь уже с последствиями, а причина вас волнует в меньшей степени?

— Это прерогатива криминологов и психиатров. Для них он — база для работы, для создания докторской диссертации, которая может потом лечь в основу методик лечения и выявления. Я следователь, я должен выяснять факты, обстоятельства, доказывать причастность — все в рамках моих полномочий.

— В интервью он также рассказал, что, когда пришел работать в милицию, некомфортно чувствовал себя при виде трупа.

Лукавит он, никакого страха у него нет и никогда не было. Это слова, сказанные для зрителя. Как можно бояться трупов, если он работал копальщиком могил с 15 лет? Какая может быть боязнь? Смешно.

— Почему он начал сейчас активно общаться с журналистами?

— Это чисто финансовый интерес, не более того. Люди платят деньги, иногда немалые. Те же десять тысяч рублей для человека, содержащегося в колонии или в следственном изоляторе, это очень даже неплохо, на них можно смело жить два-три месяца, в свое удовольствие.

— А как же желание быть в центре внимания?

— Он никогда не стремился ни с кем себя сопоставить или сравнивать.

— С журналистами он ведет себя вежливо, даже делает вид, что улыбается.

— Улыбки ведь нет, вы заметили? Это не улыбка, это оскал ненависти и злости. Человек когда улыбается, у него глаза совсем другие. А здесь — улыбка злости, он не умеет по-иному воспроизводить эмоции. Дай ему волю, он всю свою сущность в течение пяти минут вашего общения продемонстрировал бы. Но сейчас он ограничен в действиях и в свободе, он этого сделать не может. Но внутри-то у него продолжает накапливаться. Он сейчас, может, сидит, мысленно вас разбирает на кусочки. Звучит, конечно, страшно и некрасиво, но вполне возможно. За его на первый взгляд дружелюбной маской прячется человек, который никого не любит и не скрывает этого.

— А с вами он бывает откровенен?

— Для этого и выстраивался психологический контакт. В ходе одного следственного действия мы нашли информацию о его первой любви. И он нам поведал все от и до — когда, как познакомились, под какую музыку танцевали, описал все вплоть до вкуса поцелуя. Был у него такой эмоциональный порыв, и он нам все это поведал. Мы потом нашли ее, допросили и рассказали о нем. Конечно, она в шоке была.

Он вам не снится?

— Нет. Не страшно абсолютно. Я когда с работы ухожу, все забываю.

— Что может изменить новое судебное разбирательство в его судьбе?

— В его жизни абсолютно ничего не изменится. Ему не могут дать два пожизненных. Скорее всего, суд примет решение — ограничиться ранее наложенным сроком. Условия содержания у него никак не изменятся — здесь и в колонии они абсолютно идентичны.

— Разве в колонии для пожизненно осужденных не хуже, чем в СИЗО?

— Вы видели, как его вели к вам?

— В позе «ласточки».

— И там — то же самое. К сожалению, закон о правах осужденных у нас соблюдается лучше, чем о правах потерпевших.

— С этим, конечно, можно поспорить. Попков съездит в колонию для пожизненно осужденных, посмотрит на условия и еще что-нибудь «вспомнит».

— Не исключаю.

Саша Сулим