В «Острове собак» – втором мультфильме Уэса Андерсона – идеально выстроен каждый кадр/ Twentieth Century Fox Film

В репертуаре российских кинотеатров сейчас есть два выдающихся анимационных фильма и один как минимум небезынтересный игровой.

«Остров собак» Уэса Андерсона: японские псы против бешеных капиталистов

Мэр города Мегасаки принадлежит к древнему японскому клану кошатников. У него татуировка огромного мохнатого кота во всю спину. Рядом с ним все время то один, то другой котик – и, разумеется, он ненавидит собак. Когда в Японии начинается эпидемия собачьего гриппа, он волевым решением отправляет всех мегасакских собак, начиная с любимого пса собственного воспитанника Атари, на далекий остров. Но мальчик оказывается не так прост: он похищает самолет и летит на остров за своим Спотом (тот всегда был верен хозяину, как самурай, и хозяин отвечает ему тем же). Самолет терпит аварию, но Атари выживает. Сперва ему кажется, что Спот умер, но потом выясняется, что он, скорее всего, жив и живет на другом конце острова, в компании легендарных и ужасных псов-каннибалов. И Атари в компании собак Шефа, Рекса, Кинга, Герцога и Босса пускается на поиски.

Уэс Андерсон всегда был известен прежде всего элегантностью своих работ, но здесь происходит что-то вроде передозировки элегантностью. «Это фильм безупречный в каждой детали, до такой степени, что у зрителя начинается асфиксия», – пишет Адам Грэм из The Detroit News, и его ощущения несложно понять. В «Острове собак» – втором мультфильме Андерсона после «Бесподобного мистера Фокса» – так идеально выстроен каждый кадр, так уместен каждый звук, так продумана каждая шутка, что ты и впрямь выходишь из зала немножко угорелым. Но зато несколько дней спустя вспоминаешь «Остров» как один из лучших фильмов за последние годы.

Любой человек, у которого в доме жили звери, знает, что их смерть – один из самых мучительных опытов на свете. Их жизненный срок в пять раз меньше, чем у людей. За радость общения с ними надо платить. У Уэса Андерсона, сомневаться не приходится, в доме жило много собак, и да, черт возьми, это означало постоянное прощание и при этом огромную, нечеловеческую нежность. Само название фильма, Isle of Dogs, можно услышать как I Love Dogs, и патологическое, предельное изящество для Андерсона – не что иное, как способ объясниться в любви. Ну, как он умеет. В этом фильме умирает одна-единственная собака, и живой мы ее не видим – только сразу косточки, почти комический скелет. Все остальные десятки собак живы и будут жить вечно. Андерсон же режиссер, демиург, полубог; он может так сделать – и делает.

В этом фильме множество крупных планов собачьих морд с огромными глазами – и ты проваливаешься в эти глаза. Собаки говорят голосами Брайана Крэнстона, Билла Мюррея, Эдварда Нортона, Греты Гервиг, Фрэнсис Макдорманд и других прекрасных артистов – в какой-то момент к ним подключается даже Йоко Оно – и я бы на вашем месте сделал все, чтобы посмотреть этот фильм с субтитрами, а не в дубляже.

«Лицо» Малгожаты Шумовской: польский рабочий против нехристей

Многие польские слова звучат совершенно как русские, в том числе матерные. Поэтому вышедший с субтитрами фильм Малгожаты Шумовской – редкая возможность услышать с экрана российского кинотеатра выражения, наглухо запрещенные несколько лет назад Госдумой и Министерством культуры. С другой стороны, название ее картины, Twarz, любой русский интуитивно прочтет как «Тварь», хотя на самом деле оно значит «Лицо». А на английский название фильма перевели как Mug («Морда»), и все три варианта в общем-то ему подходят.

Московский кинофестиваль стал суверенным

Стиль жизни / Культура

Яцек – простой парень из польской деревни, внешне чем-то смахивающий на Тора в исполнении Криса Хемсворта. Он любит пиво, грубые шутки, быструю езду и свою невесту. Работает на небольшой свиноферме и помогает строить самую большую в мире статую Христа – больше, чем статуя в Рио-де-Жанейро (это является предметом гордости местного священника, как и прочих жителей). Однажды на стройке с Яцеком происходит несчастный случай; тело после него более или менее в порядке, а вот лицо приходится пересаживать от другого, недавно скончавшегося человека. Это первая удачная трансплантация такого рода во всей Европе, и нельзя сказать, чтобы после нее Яцек стал выглядеть совсем уж страшным; хирурги очень горды собой.

Но невеста, едва бросив на Яцека долгий взгляд, его бросает, муж сестры говорит, что не может больше жить с Мордой в одном доме, окрестные дети носятся за ним с воплем «Рожа». Прихожане в церкви собирают пожертвования на послеоперационную реабилитацию, но это какие-то жалкие монетки. Мать какое-то время держится, но в результате на исповеди сообщает священнику: «Мне кажется, в нем живет кто-то другой. Сможет ли Бог узнать его с таким лицом? Будет ли ему даровано после смерти спасение? Чем я это заслужила? Это не мой ребенок! Надо провести обряд экзорцизма, чтобы изгнать Другого!» На что священник отвечает: «Экзорциста придется ждать больше года. Но я знаю людей, которые могли бы помочь».

Как и «Остров собак», «Лицо» было впервые показано в феврале на Берлинском кинофестивале, где удостоилось Гран-при жюри. Это, конечно, нехитрый фильм с абсолютно лобовым посылом: когда в финале статую наконец возводят (а надо сказать, это такая статуя, на фоне которой большинство скульптур Церетели начинают казаться образцами высокого искусства), оказывается, что Христос смотрит не в ту сторону, то есть буквально отворачивается от жителей городка.

И, конечно, это печальное кино про то, как все мрачно в странах бывшего соцлагеря, – именно такое, какое и ждут на фестивалях от режиссеров из России, Польши, Румынии или Болгарии. Но, с другой стороны, сразу вспоминается прошлогодний американский фильм «Чудо» – о мальчике, который родился со страшными деформациями лица и перенес десятки пластических операций, после которых все равно выглядел не лучше, чем Яцек. Ему тоже одноклассники кричали вслед: «Чудище!» Но все-таки родители окружали его любовью и заботой, и он смог со всем справиться. Думается, дело не в том, что здесь ад, а там рай. А в том, что угрюмые восточноевропейские постановщики не научились и еще долго не научатся производить на свет что-то подобное.

«Знаешь, мама, где я был?» Лео Габриадзе: гигантский фаллос против бури

Коротенький, на 62 минуты, фильм Лео Габриадзе «Знаешь, мама, где я был?» снят по сценарию его отца и на основе его рисунков. 81-летний Резо Габриадзе рассказывает о своем детстве, которое прошло в послевоенном Кутаиси и деревеньке рядом с ним (там Габриадзе жил у бабушки и дедушки). С ребенком происходило много удивительных вещей. Сошедшие с портретов Ленин и Сталин спорили, ликвидировать его немедленно за опоздание на урок или подождать, пока вырастет, и потом только отправить в Сибирь. Молотов с газетной вырезки насвистывал на ночь песни. Веселые лягушки учили курить. Дедушка с помощью огромного самодельного фаллоса – бревна и двух шаров – останавливал бури; научился во время Русско-японской войны этому способу у какого-то дикого островного племени. Пленные немцы разводили розовые сады и играли в них чудесную музыку.

Резо Габриадзе за последние десятилетия привык к тому, что его называют гением, но не лишним будет повториться. Понятно, что Лео (сыгравший когда-то одну из главных ролей в «Кин-дза-дза», а потом поставивший «Выкрутасы» с Йовович и Хабенским и ужастик «Убрать из друзей») в этой картине режиссер, но не автор. Да и продюсер Тимур Бекмамбетов наверняка был вовлечен прежде всего как организатор съемочного процесса. Автор один, это Резо Габриадзе, создающий на этот раз что-то вроде маленького, камерного, невинного «Амаркорда». Фильм – это его крупные планы и его закадровый текст, который сопровождается дивной анимацией. Это ужасно забавно и трогательно, это одна из лучших российских картин года; и когда на финальных титрах сам Габриадзе поет грузинскую песенку в русском переводе Валентина Берестова: «Знаешь, мама, где я был? В поле зайчика ловил. Оседлал и прокатился, поиграл и отпустил!» – у тебя душа лопается.

Автор – специальный корреспондент «Комсомольской правды»

Майский прокат богат на хорошее фестивальное кино