Как создать в США бизнес на $1 млрд? Выходец из СССР Фил Либин об Evernote, революции Мильнера и секретах Кремниевой долины
Фил Либин – сын эмигрантов из СССР, переехал в США еще в 1979 году, а в 2007 году основал веб-сервис Evernote. Инвестировали в Evernote тоже русские фирмы, например «Тройка-Диалог». Сейчас сервис оценивается более чем в миллиард долларов. С 2015 года Либин занимается финансированием проектов в области искусственного интеллекта. О том, как один e-mail от Apple превратил Evernote в миллиардную компанию, какую революцию устроил в Кремниевой долине другой выходец из России - Юрий Мильнер - и как строить бизнес по принципам Netflix и HBO, смотрите в новом выпуске проекта «Русские норм!» с Елизаветой Осетинской.
https://youtu.be/agfumOYAdq0
– Фил, вы человек, который создал миллиардную компанию. Обычным людям, во-первых, трудно понять саму идею компании на миллиард, а во-вторых, совершенно непонятно, как ее создать. Особенно как создать ее, начиная с группой всего из трех человек.
– Был не только я. С самого начала в проекте участвовало много людей: Степан Пачиков, у него была отличная команда. У меня в проекте была команда своих друзей. Думаю, все успешные проекты начинались большим количеством людей. Но я горд тем, что принял участие в этом проекте. И в Evernote мы поставили неожиданную задачу: что если бы мы сделали продукт, который был бы для нас, где клиентами были бы мы сами? Мы думали, что это может дать нам большое преимущество, потому что, думаю, требуется много итераций, чтобы сделать что-то действительно стоящее, может быть, тысяча итераций, сотня. А если делать что-нибудь для большого банка, каждая итерация займет... не знаю, год?.. Это был эксперимент, но, я думаю, он удался.
– Вы говорили о себе и Степане Пачикове, российском изобретателе, инвесторе, предпринимателе и вообще гении. А кто был третьим?
– Вначале в команде было почти 20 человек. У Степана была команда - он и его сын Саша, еще несколько человек. У меня была команда людей из Бостона. Мы все переехали сюда и создали здесь единую команду, которая начала работать вместе в 2007-ом. Затем мы создали новую компанию Evernote в 2007 году и запустились в начале 2008-го.
Больше историй о самых интересных стартапах планеты - в e-mail рассылке The Bell. Подписывайтесь!
«Инвесторы сначала полюбили продукт, и только потом инвестировали»
– А правда, что в 2009 году вы чуть не обанкротились?
– Мы «чуть не обанкротились» много раз! Вначале было очень сложно собрать деньги. Никто в Силиконовой долине не хотел в нас инвестировать. Время было неудачным, да и наше предложение было так себе. Мы работали над чем-то, что было очень старой идеей. Мы собирались позволить людям записывать и запоминать вещи, используя компьютер или телефон. Тоже мне открытие! Уже все такое делали! На каждом устройстве, которое уже было выпущено, была программа для записи информации. Все инвесторы сначала полюбили наш продукт, а уже потом в него инвестировали. Не наоборот.
– В этом и был один из моих вопросов: iPhone уже существует, Google тоже. Что именно вас сделало уникальным для меня как для пользователя?
– Ничего. Ничто в этом мире не уникально. Речь идет не о том, чтобы быть оригинальным или уникальным. Evernote – идея в общем-то стара, All Turtles – тоже очень старая идея. Важно здесь качество исполнения. Настоящая оригинальность почти никогда не важна. Большинство таких продуктов успешны, потому что они делают все немного лучше.
В iPhone нет ничего по-настоящему оригинального: все, что происходит в iPhone, существовало до появления этого продукта. Но как продукт он был лучше во всех смыслах. И он стал мейнстримом. Стал определять рынок.
Обычно происходит так: выходят товары с новаторскими функциями, и их используют первые пользователи. Такое небольшое, маленькое количество людей, которые хотят попробовать. А затем приходит кто-то, как Apple с iPhone, и делает товар таким хорошим, что все хотят его использовать. Это мы и пытались сделать с Evernote. Не было каких-то основных технологий, которые не существовали до нас раньше. Мы просто пытались объединить их так, чтобы это было красиво и чтобы можно было использовать этот товар, чтобы его использовали миллиарды людей, а не просто несколько ярых фанатов.
– Если мы обобщим все, что касается стартапов, как бы вы определили ключевые признаки успешного стартапа?
– Удача. Вероятно, это самая важная вещь. Любой, кто становится в чем-нибудь успешен и утверждает, что удача тут ни при чем... Я не думаю, что это правда. Есть много компаний и людей, которые много трудятся, они умны, полны отличных идей – и у них ничего не срабатывает. Им почему-то не везет.
– И в чем повезло именно вам?
– Нам очень повезло с Evernote. Например, совпадение по времени выхода с iPhone. Первый iPhone вышел в 2007 году (когда мы начинали), но приложений на нем еще не было. В iPhone первого поколения не было никаких приложений, а App Store еще не существовал, он вышел только год спустя. Так что Apple запустили App Store сразу после нас. И в первый день App Store у нас уже был Evernote.
Я помню, как сидел в офисе, и мы получили e-mail от кого-то из Apple. Мы созвонились, и они сказали: «Нам очень нравится ваш продукт». У нас еще тогда не было iPhone-приложения, приложение для iPhone пока не появилось, мы просто выпустили программу для Mac. Но они сказали: «Очень здорово, нам все очень нравится. Мы думаем о запуске магазина приложений на iPhone, чтобы разработчики могли писать приложения для нашего телефона. Вы бы не заинтересовались разработкой такого продукта?». Я сказал: «Да, конечно, с удовольствием сделаем, когда вы его выпускаете? Сколько у нас времени?». И они сказали: «Ну, наверное, дня четыре». У нас было меньше недели! Но мы этот продукт сделали. Мы работали по ночам - Стив, наш разработчик, я, Алекс, еще несколько человек. И у нас все получилось.
Магия Evernote была в том, что он автоматически синхронизировался со всем. Никто больше такого не предлагал на рынке в тот момент - идею, что вы можете использовать Evernote где угодно - на любом компьютере, любом устройстве, и вам не придется ничего делать – он просто автоматически будет доступен везде.
Кроме того, у нас вышел прекрасный логотип, я очень доволен этим слоном.
– Логотип, кстати, классный!
«Я хочу, чтобы было меньше глупых людей»
– Мне пришлось прочитать все, что написано о вас и Evernote, например, в Business Insider и BBC. Журналисты называют вас «скромным» и «застенчивым» генеральным директором, но люди, которые знают вас хорошо, говорят, что на самом деле вы можете быть очень напористым. Так какой же вы, на самом деле, как лидер в реальной жизни?
– Я думаю, что я очень застенчив. Не думаю, что я скромный, но, если честно, я очень застенчив, я интроверт.
– Еще в одной публикации о вас говорилось, что вы в основном заинтересованы в продукте и куда меньше – в том, чтобы зарабатывать на этом продукте деньги, и это было одной из мотиваций вашего ухода [с поста гендиректора Evernote]. Это правда? Для генерального директора это вообще очень необычно.
– Не думаю, что это правда. Я думаю, что я был... да нет, я и до сих пор больше заинтересован в долгосрочных, чем в краткосрочных планах. Я хотел создать компанию с большой стоимостью.
– И вам нужно было превратить бесплатных клиентов в гораздо большем масштабе в платных. То есть в людей, которые платят за подписку.
– Нет, важная часть нашего бизнеса заключалась в том, чтобы иметь очень прямую модель дохода. Что я имею в виду? Мы получаем деньги только тогда, когда наш клиент решает нам заплатить. Это честная модель, я в нее верю. В ней наши интересы полностью совпадают с интересами клиента. Мы тогда сделали хороший продукт, а затем люди платили нам за его использование. Мы не зарабатываем деньги на рекламе или продаже данных, или чем-нибудь вроде того.
– Вы все еще являетесь акционером Evernote?
– Да, у меня большáя часть акций.
– Был ли такой момент, когда вы, например, хотели уйти из компании?
– Нет. Я, вероятно, продам часть акций в какой-то момент, но в целом я очень счастливый акционер: у нас все хорошо, все финансовые показатели в норме. Зачем?
Я думаю, что деньги – это условная сделка со Вселенной. Вы говорите ей, что будете хорошо зарабатывать деньги, а Вселенная в свою очередь позволяет вам делать интересные вещи. Для меня деньги – это половина уравнения, решение которого дает возможность двигать мир, а мне очень важно двигать мир.
– И куда вы хотите двигать мир?
– Я хочу, чтобы было меньше глупых людей. Больше умных людей, больше сотрудничества, больше интеллекта. Evernote двигался как раз в этом направлении – мы хотели сделать людей умнее, мы хотели, чтобы люди делали меньше ошибок, принимали лучшие решения. Мы все еще пытаемся это сделать.
«В России много умнейших людей. Так же, как и по всему миру»
– Evernote основана выходцами из России. Есть ли какие-то особенности, которые отличают россиян от предпринимателей из Америки или других стран?
– Знаете, это не совсем так. Подавляющее большинство людей, которые ее (компанию. - The Bell) создали, не имеют никакой связи с Россией. Да, большая часть исходной команды была русской – Степан, его люди, да в общем я сам русский... Но времена изменились.
Я, кстати, думаю, что это один из мифов о стартапах: сотни людей, которые работали в Evernote в течение многих лет, имеют гораздо больше связи с компанией и продуктом, чем я или мои товарищи - те, кто запускал эту компанию. Существуют мифы о первопроходцах, но вообще-то важны именно те люди, которые работают в компании каждый день.
Я с самого начала очень старался не делать Evernote калифорнийской или российской компанией. Я просто сказал: «Давайте найдем лучших людей со всего мира». Вот почему мы открыли офисы, а у нас были офисы в 12 местах - в Калифорнии, в Токио, в Корее, в России. Это было так, потому что мы хотели иметь лучших людей со всего мира. И 75% наших пользователей находились за пределами США. И бóльшая часть доходов изначально была со всего мира!
Всякий раз, когда я ездил в какую-то страну и разговаривал с прессой, мне задавали один и тот же вопрос: «Что уникального в индонезийцах? Чем отличаются представители турецкой культуры?». Я никогда не умел отвечать на этот вопрос. Я вообще не уверен, что ответ на это вопрос что-то значит.
В России много умнейших русских, и здесь, и везде, да в каждой культуре есть много умнейших людей. Я просто провожу как можно больше времени с самыми талантливыми людьми, и стараюсь не думать много об их национальности.
– Есть много мифов о российских хакерах, российских программистах, кодерах и так далее. Это правда или нет? Отличает ли что-то русских профессионалов в digital-сфере от остальных?
– Я так не думаю. Я думаю, есть хорошие программисты и плохие программисты. Существует много мифов, но я работал с отличными российскими программистами, но и, если честно, работал со множеством плохих российских программистов… И к сожалению, кстати, их гораздо больше, чем хороших. Я думаю, что есть сообщество людей, которые серьезно относятся к программированию и компьютерным наукам в России. Оно рождает очень много хороших инженеров, много талантливых ученых. Но я не думаю, что в этом есть что-то уникальное. На мой взгляд, везде одинаковое распределение талантов и способностей. Я бы скорее сосредоточился на том, как Пит отличается от Джулии, чем на том, как россияне отличаются от японцев.
Есть ли русский заговор в Америке?
– Насчет предрассудков и предубеждений о российских хакерах. Как это ни неприятно мне признавать, но многие из них созданы просто прессой. Мне лично это не нравится, потому что уже напоминает какую-то истерику. Я думаю, что за этим есть некоторые факты, но, безусловно, влияние преувеличено. А вам как кажется?
– Я думаю, что есть преувеличения, но ведь сами факты верны, да? Это всегда маятник: либо мы, как социум, не понимаем чего-то достаточно, игнорируем это или уделяем слишком много времени и внимания и начинаем преувеличивать. Говоря об американской системе выборов, мы годами, десятилетиями жили, не задумываясь всерьез о том, как глупа наша система выборов, как она хрупка. И никто не обращал на это внимания. А теперь люди, вероятно, паникуют сильнее, чем следует.
– Вы написали пост в защиту Юрия по поводу его инвестиций в Facebook. Вы пишите: «Мне посчастливилось называть его наставником, инвестором и другом уже почти десять лет». Но все-таки есть некоторая проблема с государственными деньгами и деньгами, которые он инвестировал вместе с Алишером Усмановым. Что вы думаете об этой истории?
– Я знаю Юрия как инвестора, как человека, как друга. Я думаю, что он один из лучших людей в Силиконовой долине, он внес огромный вклад в предпринимательство. Юрий и DST изобрели множество механизмов, которые позволили компаниям из Долины идти по своему пути. Они много инвестировали, причем портфельно, позволяя учредителям продать не все, а только меньшую часть акций. Они не занимали места в совете директоров, они всеми способами поддерживали основателей и предпринимателей.
Они делают это глобально – здесь, в Индии, в Китае. Я думаю, что Юрий сделал огромное количество всего для науки – я говорю о его программах поддержки исследований в космосе и медицине. Это потрясающе - то, что он делает.
– В новостях появилась теория, по которой Юрий заимствовал деньги у государственного банка ВТБ, а это значит, мог действовать в интересах Кремля.
– Давайте разберемся. Что делал Юрий? Он и его компания брали деньги у других инвесторов, находили компании, которые были в топе ведущих компаний с точки зрения технологий, например, Facebook, и инвестировали в учредителей. Фактически они дают деньги людям, которые работали многие годы, чтобы потом заработать вместе с учредителями на IPO.
Они при этом не занимали место в совете директоров, не контролировали компанию. Фактически они отдают свои голоса учредителям, говорят: «Мы будем поддерживать все, что захочет сделать сам учредитель».
– Значит, они давали деньги и не брали себе право голоса? Это как-то необычно. Если вы, скажем, финансируете что-то на 25%, то обычно вы и получаете 25 плюс один процент голосов.
– И здесь тоже. На самом деле, как правило, если вы получаете больше 25% [голосов], вы получаете еще и особые права. Так обычно и работает венчурный капитал. А Юрий это изменил – он сделал этот способ дружелюбным к учредителям, дружелюбным к предпринимателям. Он говорит: «Мы предоставим любую помощь и советы, которые вам нужны. Если у вас вдруг будут вопросы, будет нужна помощь, мы всегда рады помочь». Они так и делали, кстати, они нам очень помогали. Связями, знакомствами, придумыванием стратегии в Китае, Индии, в остальном мире, но при этом без жесткого контроля. Это был, думаю, очень умный способ инвестирования, с его помощью можно было вкладывать в лучшие компании мира, а затем расти на масштабе проекта, на его естественном росте. Плюс им не надо было сидеть во множестве советов директоров с кучей обязанностей. И идея, что он делал эти 10 лет, чтобы обманом повлиять на Facebook или вроде того… это не имеет никакого смысла.
– Считаете ли вы, что это будет иметь долгосрочные последствия - в смысле с информацией, шумом о России ?
– Не думаю, что это очень серьезная проблема. Люди временно беспокоятся насчет русских – и вы правы, в какой-то степени, наверное, правильно беспокоятся, потому что порой и правда выглядит так, словно то, что произошло с выборами, с хакерами, и вправду произошло, определенно да.
В Россию сейчас и так нет значительных инвестиций в сравнении с Кремниевой долиной, но по другим причинам.
Что значит быть беженцем?
– Я хочу задать максимально широкий вопрос: что вы вообще думаете о России сейчас? У вас же русское происхождение, какое у вас впечатление от того, что происходит между Россией и Америкой?
– Знаете, это было давным-давно. Я жил и уехал из России, когда мне было всего 8 лет, в 1979 году. Это была совсем другая страна, Советский Союз, и я не думал об этом в течение долгого времени, наверное, следующие лет двадцать. Потом я начал думать об этом, будучи уже взрослым человеком и был довольно оптимистичен насчет некоторых инвестиционных возможностей России.
– Когда это было?
– Это был конец 1990-х, начало 2000-х годов. Разумеется, в Evernote было много русскоговорящих, и у нас был офис в Москве. Тогда я стал задумываться об инвестициях в Россию, но я никогда не был по-настоящему вовлечен в российскую политику и бизнес. Я смотрел на страну со стороны. И еще мне всегда казалось, что Россия – это много потерянного потенциала, много умнейших людей, которые делают меньше, чем могли бы, меньше возможностей для реализации талантов по сравнению с тем, что есть здесь, на Западе.
– В чем причина? Почему потенциал тратится зря?
– В конечном счете, в долгосрочной перспективе люди получают правительство и страну, которую они заслуживают, которую они хотят. Поэтому в какой-то мере спустя долгое время я могу сказать, что россияне так и хотят жить. Но вообще есть чувство, что при всей этой куче умнейших людей в стране – ученых, людей искусства, инженеров, программистов… Ну почему не происходит ничего значительного? На мировом уровне? Это же трата потенциала.
– Почему вы перестали говорить по-русски? Многие люди вашего круга с русскими корнями по-прежнему поддерживают связь с культурой. Почему вас это не заинтересовало?
– Я немного говорю по-русски…
[переходят на русский]
– Давайте поговорим немножко по-русски?
– Немножко (улыбается). Мне было восемь лет, когда мы сюда приехали. Было мало русских, где мы жили, у меня по-моему был один русский друг всего. Так что я по-русски говорю только с родителями и не так часто. Так же, как я разговаривал в 8 лет, примерно так же сейчас. Я говорю по-русски как вежливый восьмилетний мальчик.
[переходят на английский]
– Значит, вы не знаете сленга, ругательств?
– Нет! Я не знаю ругательств, не знаю деловых слов!
[переходят на русский]
Я не знаю, как сказать, как revenue?
– «Выручка».
– Выручка?..
– Что вы думаете о технологическом будущем России? Ведь, как вы сказали, Россия по-прежнему известна блестящими людьми и технологиями. Верите ли вы в Россию как в будущий центр технологий?
– Да, определенно. Я много думал об этом, и кстати, не только в контексте России. Почему у нас в Сан-Франциско, в Силиконовой долине так много стартапов, так много важных технических продуктов по сравнению с другими местами? Дело же не только в том, что здесь люди умнее или талантливее - в Мехико столько же инженеров и дизайнеров, и продакт-людей, сколько здесь. А в Москве их даже больше, чем здесь. Сан-Франциско – маленький город в сущности. В чем его волшебство?
– Деньги?
– Ну, деньги есть везде. В Лондоне больше денег, чем в Сан-Франциско. Думаю, причина не в этом. Здесь создана экосистема для небольших компаний.
Так что проще сделать небольшую компанию в Сан-Франциско, чем где-либо еще в мире.
Люди знают, как с этим работать: бухгалтеры и юристы знают, что вам говорить, банкиры знают, как с вами работать, вы можете получить страховку, можете найти инвестиции, в бизнесе нет никакой коррупции, и бюрократия в целом несложная. Из-за всего этого куда проще создать маленькую компанию.
– Каково это быть беженцем, прибывшим откуда-то в США? Ведь, как я поняла, вы приехали практически ни с чем. Было ли это сложно?
– Мы приехали как беженцы из Советского Союза, и для меня это было не так сложно, потому что тогда я был слишком мал, я не так много понимал. Но когда мы сюда попали, нас очень тепло приняли. Была большая поддержка – от правительства США, от частных благотворительных организаций, отдельных людей. В конце 70-х – начале 80-х годов люди здесь действительно хотели видеть иммигрантов.
Именно поэтому меня очень расстраивает, что в американском правительстве начались разговоры о вреде иммигрантов, особенно беженцев. Я забыл, что я беженец, я никогда не думал об этом в последние лет 30, до тех пор пока нынешняя администрация США не начала усложнять процесс въезда для иммигрантов – и вот тогда я снова вспомнил.
Одна из вещей, которые мне больше всего нравятся в Америке, - это была идея, что мы впускаем всех людей, которые в этом нуждаются. Мы не основываем нашу иммиграционную систему на том, что кто-то является ценным сотрудником, выбор вообще не зависит от того, какие работники нам нужны.
И когда я приехал со своей семьей, никто из нас не подходил по этим критериям – ни один из нас не говорил на английском. Мои родители были музыкантами – никаких наук, никаких олимпийских медалей, ничего такого. Но тогда власти не исходили из критерия экономической полезности. Но нас все равно впустили.
– Было ли это тяжело лично вам – приехать, не зная языка, быть в одиночестве, оставить друзей? Были ли у вас какие-то трудности в школе?
– Наверное, поначалу. Я помню, что когда я приехал сюда, то вообще не говорил по-английски. Я помню момент, когда я начал понимать английский язык. Это было через несколько месяцев после приезда. У меня есть даже комикс, который я использовал для изучения английского языка, несколько лет назад я снова нашел его и купил на Ebay.
– А правда, что вас называли «пинк-коми» (pink commie) - «коммунистом»?
– Нет, на самом деле, это даже удивительно. Даже в начале 80-х годов, в худшее время «холодной войны», многие люди в США думали, что они вроде бы ненавидят русских, но на самом деле это было не так. У нас вообще не было никаких проблем – все очень тепло, дружелюбно к нам относились. Поэтому мне кажется, что люди думали, что должны злиться на происходящее, но не на реальных людей. Это было больше направлено на систему, на советское правительство. И я вижу теперь то же самое, со всей этой паникой о российском вмешательстве в выборы, о российских хакерах.
– Если бы вы мне сказали несколько лет назад, что будут жаловаться на американскую прессу, я бы сказала, что вы сумасшедший. Мне и сейчас трудно в это поверить. Это очень странно.
– Реальная проблема с американской прессой даже не в предвзятости. Хуже то, что у нее падает качество. Все сложнее найти что-то похожее на высококачественную прессу – за некоторыми исключениями. Может, я просто слишком много читаю Facebook, но, к сожалению, мне кажется, все становится хуже, чем было раньше.
Коллекционер дирижаблей: несколько забавных фактов из жизни миллионера
– В русском сегменте Facebook был такой флешмоб: «назови 10 фактов о себе, из которых два были неправдой». Давайте сыграем. Я перечисляю факты, а вы скажете, что правда, а что – нет… Вы коллекционировали дирижабли.
– Да, правда. Я изучал их и разрабатывал свои собственные дирижабли. У меня была даже бизнес-идея, чтобы сделать компанию с гигантскими дирижаблями. Я так и не создал компанию. Возможно, следующая будет ею.
– Но зачем? Какое практическое применение?
– Ничего практического. Я еще и не такое разрабатывал. В общем, я был очарован идеей. Ведь опыт, который был у людей в 20-30-е годы с большими дирижаблями – он был потрясающий. И сейчас нет ни одного живого человека, который когда-либо испытывал это!
– Вы большой любитель японской кухни - настолько, что наняли японского шеф-повара в Evernote. Правда или ложь?
– Да, у нас был суши-повар в Evernote, я люблю японскую кухню.
– Вы никогда не празднуете свой день рождения.
– Правильно, да. Мне это было просто скучно.
Знаете, я долго старался и, наконец, заставил всех игнорировать свой день рождения, но потребовалось некоторое время, конечно, – думаю, моей маме потребовалось лет 20, чтобы осознать, что да, это серьезно. Поэтому на данный момент все уже натренированы и игнорируют мой день рождения.
– Ваша мама празднует одна?
– Иногда да.
– Вы не закончили университет.
– Еще нет, но, может быть, в мае закончу, у меня еще есть шанс... Я серьезно работаю над этим. У меня, кстати, осталось еще одно занятие!
Я поругался с администрацией, когда оставалось всего одно занятие, и ушел из университета. Я был разгневан и, если честно, сглупил. Я даже не помню сейчас причину ссоры – наверняка что-то про финансы. Я, кстати, вхожу в совет Бостонского университета, из которого ушел.
– То есть вы в совете Бостонского университета, который вы еще и не закончили?
– Да, думаю, я единственный член совета, который не выпустился из университета. Осталось одно занятие по лидерству, если я его сдам, то смогу окончить университет и пройтись по его коридору.
– Вы морите себя голодом. Это правда?
– Да, я пощусь уже около года, и, кстати, это здорово. Можете найти фотографии меня в Интернете, я раньше выглядел иначе. Я потерял около 90 фунтов [40 килограммов] и чувствую себя прекрасно.
– Есть же более простые способы похудеть…
– Я много знаю о новых методах голодания – кстати, есть несколько новых интересных компаний, проектов и товаров, которые в этом понимают и работают с этим.
– Это связано со старением?
– Предположительно... вы знаете, наука многообещающая, но я не эксперт в этом. У поста предположительно много антивозрастных свойств, хотя я и не делаю об этом громких заявлений. Но с точки зрения веса и общего состояния моего организма это потрясающе. Я все время себя измеряю, постоянно делаю анализы крови и все такое, и я словно на 25 лет моложе.
Как это работает? Просто большую часть времени я не ем. Люди считают, что им нужно есть, а это неправда. Я знаю, это звучит немного безумно, потому что вы никогда об этом не думали.
– Ладно, все-таки надо попытаться найти какую-то неправду про вас. Вы любите выступать перед огромными толпами людей.
– Это неправда. Мне очень не нравятся публичные выступления. Я очень застенчив, мне крайне трудно это делать. Я стал в этом лучше, потому что я заставляю себя этим заниматься, но это просто дело практики. Вообще это все очень неестественно для меня.
– Как же вы управляли компанией с таким огромным количеством людей?
– Просто практика. Я много выступаю публично, но мне это не нравится.
– Вы жили в Бронксе?
– Да, это правда, я вырос в Бронксе, в плохом районе.
«Все черепахи»: компания, которая создает ботов
– Мы строим компанию под названием All Turtles.
[русский]
– «Все черепахи»?
– «Все черепахи».
[английский]
– Какое странное название!
– Оно ничего не значит. Мы как студия, как HBO или Netflix. Мы делаем инновационный товар, его распространяем, продаем, подобно тому, как это делает HBO или Netflix, но вместо телевизионных шоу или фильмов мы делаем искусственный интеллект. Мы хотим создать новый путь для предпринимателей, чтобы они не занимались всей этой чушью с созданием компаний. Наш подход простой «первым делом – продукт», а не «первым делом - компания».
– Как это понимать? Люди обычно думают, что искусственный интеллект – это какие-то чудеса далекого будущего. А если почитать ваш сайт, то это очень простая история под названием «боты».
– Ну это правда. Некоторые из них - боты, но есть и другие вещи, которыми мы занимаемся. За последние 3 года появилось много новых платформ. Этим занимаются Amazon, Microsoft, Apple, Google, Facebook, Badoo – да всем. Мы хотим работать в той области, где проблемы с инженерией превращаются в проблемы с дизайном. В работе с мобильными телефонами в 2005-ом году самой важной и трудной частью была инженерия, потому что вам приходилось иметь дело с очень маленькой памятью, маленькими экранами, плохой сетью. А это все технологии. Не было места для дизайна. Но уже к 2007-2008 годам дизайн стал очень важен.
Evernote достиг успеха не потому, что у нас были лучшие технологии. У нас был очень хороший дизайн. Но если бы мы создали Evernote два года назад, это бы не имело значения.
Думаю, с искусственным интеллектом сейчас та же ситуация. Если бы вы пытались создать товар с использованием искусственного интеллекта 3 года назад, это было бы очень сложно. Тогда просто не было места для дизайна, решающими были глубокие научные решения или инженерия.
А вот теперь, на этом этапе, дизайн и разработка товара становятся самыми важными.Как пользоваться товаром, как он функционирует и работает? Кстати, для меня, когда товар переходит из инженерии в стадию дизайна, это верный признак, что товар становится главным направлением развития технологии, и скоро в этой области можно будет создавать другие товары и основывать компании.
– Я читала список компаний, в которые вы инвестировали...
– Ну, на самом деле, мы их строили.
Если им нужны капиталовложения, мы помогаем с капиталовложениями, если они нуждаются в дизайне, мы помогаем с дизайном, им нужна инженерия – мы даем и ее. Мы помогаем юридически, с правами на интеллектуальную собственность, с маркетингом. Мы не считаем себя инвесторами, мы считаем себя соучредителями проектов.
Вот почему это называется студией, как HBO или Netflix. Представим, что вы один из самых талантливых кинематографистов в мире, скоро вы окончите школу кино, и у вас есть замечательная идея для телешоу. Вы не создаете компанию – вы идете и снимаете телешоу внутри существующей студии. И уже студия привлекает много творческих людей, но у них есть свой процесс, свои правила, своя дисциплина: «Мы делаем это так-то и так-то». Порой это сложно, но сложно в полезном смысле, а не в идиотских смыслах, от которых никакого толка.
Как искусственный интеллект изменит будущее
– Как, вы думаете, это изменит будущее?
– Это сильно изменит наше будущее, и я думаю, что важно разработать будущее так, как мы хотим, а не просто позволить ему происходить, как ему хочется, а потом на это жаловаться.
– А каким вы вообще видите наше будущее?
– Люди должны делать меньше вещей, которые им не хочется делать. Люди должны иметь свободу делать то, что хотят. На базовом уровне именно таким должен быть мир.
– «Этот друг» - мы говорим здесь о друге-боте, так? Это что-то неосязаемое. По-вашему, у людей правда будут друзья-боты?
– Конечно! Но он не предназначен для замены настоящих друзей, наоборот - он призван улучшить ваши отношения с ними, отношения с вашими близкими друзьями. Это поможет вам лучше понять себя.
– Как вы вообще представляете себе будущее общество, в котором многие человеческие функции заменены и в них просто нет нужды? Что мы с вами будем делать в будущем?
– Цель ведь не в замене людей, а в улучшении условий, в которых они живут. Развитие технологии, например, беспилотных автомобилей ведь не ставит задачу исключить человека из процесса. Задача – сделать водителя лучше, чтобы все было безопаснее и надежнее. Иногда это значит, что вы работаете с людьми, чтобы дополнить и расширить человеческие способности. Иногда значит заменить их вообще, конечно.
Так же, например, в технологиях в здравоохранении. Нет такой цели – заменить людей, исключить людей-медиков. Избавляясь от людей, вы на самом деле не так уж и экономите. Цель другая - сделать медицину лучше, лечение и диагностику эффективнее.
– Это было очень интересно. Спасибо за это интервью, спасибо за ваше время!
– Благодарю вас! Было приятно пообщаться с вами, [русский] спасибо!
← Предыдущий • Все выпуски • Следующий →