«Перекати-поле» Леонида Тишкова на выставке в Еврейском музее – шар с отпечатками семейных фотографий/ Максим Стулов / Ведомости

Музеи давно перестали быть оплотом консерватизма, традиционные формы уступают в них место экспериментальным. Но это, естественно, не значит, что всякий эксперимент удачен, а традиция устарела. Выставка «Коридоры. Семь миров Высоцкого» – иммерсивная, погружающая зрителя в искусственно созданную реальность, хотя точнее будет назвать ее попыткой тотальной инсталляции. Сделана она под руководством куратора Яна Визинберга художником кино Андреем Понкратовым, кинооператором Владиславом Опельянцем, костюмерами и декораторами в Еврейском музее и центре толерантности. Там же проходит выставка опытного и искушенного куратора Виктора Мизиано «Места: одно за другим», она традиционная – в том смысле, что состоит из произведений разных авторов, снабженных комментариями. «Петрушествие» в Московском музее современного искусства – второй и опять удачный кураторский опыт литературного критика Анны Наринской. Она совмещает оба подхода – погружает в инсталляцию, показывает произведения искусства и комментирует. Первая выставка производит впечатление. Вторая – интеллектуальна и эмоциональна. Третья – и умная, и игровая, и документальная.

Комнаты ужаса Владимира Высоцкого

У выставки о Высоцком в Еврейском музее (продлится до 23 сентября) много поклонников, она впечатляет. В ней минимум документов – только рукопись и машинопись текстов, все остальное – декорации. Последовательно представлены московская подворотня, тюремный этаж, пивной ларек, палата психушки, кухня коммуналки, блиндаж и в качестве кульминации – темная изба с покойником на столе. Каждый из коридоров населен соответственно ряжеными манекенами, вместо голов у них крюк, дуршлаг, отоларингологическое налобное зеркало. А у покойника в гробу вместо головы гитара. Страшно, аж жуть!

1 / 13

Максим Стулов / Ведомости

Мрак, грязь, выеденные яйца, гнилые простыни, сыра земля над блиндажом-могилой, вертухай на страже, лампа пивного ларька как свет путеводной звезды. Вот так люди жили – «система коридорная, на тридцать восемь комнаток всего одна уборная» и далее по тексту: «прошел он коридорчиком и кончил стенкой, кажется».

Что репетируют в Московском музее современного искусства

Стиль жизни / Культура

Песни Высоцкого не теряют актуальности. Можно и сейчас по многу раз на день цитировать к месту: «кроме мордобития – никаких чудес», «поесть, помыться, уколоться и забыться», «мы напишем в «Фейсбук»!.. ой, в «Спортлото». Но предметный мир, быт, который он воспел, ушли безвозвратно – да и такими ли они были, как на выставке? Нет, конечно, декорации не документ, но позволяют зрителю, как считают авторы выставки, войти в кинокадр. Внутрь фильма советских ужасов. Многим нравится, некоторым противно.

Читайте также:Классиков поп-арта привезли на московские гастроли

Продержаться в этом ужастике помогают песни Высоцкого, ради них вся бутафория. Хриплый, страстный, трагический или нагло веселый голос звучит в выданных зрителям наушниках, вступая своей энергией в непримиримое противоречие с кадрами, которые он озвучивает. Всей выставке и каждому ее разделу даны краткие постные пояснения. Например: «из всех доступных развлечений распитие спиртных напитков было в Советском Союзе самым народным».

Обрести свое место

Выставка в Еврейском музее – четвертая в долгом проекте Виктора Мизиано «Удел человеческий». Раз в год на разных площадках он делает выставку, всего их должно быть семь. Прошли уже про границы человеческого, про любовь и дружбу, отвращение и подозрение, про время и смыслы. Полное название этой – «В поисках места. Дом. Бездомность. Путешествие. Беженство» (продлится до 19 августа). Работы десятков художников разного возраста, национальности и степени известности рассеяны по постоянной экспозиции музея. Понятно, почему рассеяны и почему именно в этом музее.

1 / 10

Максим Стулов / Ведомости

Сколько художников – столько же и историй о поисках утраченного дома, скитаниях, семейных трагедиях, эмиграции и депортации. Есть произведения образные, эффектные. «Перекати-поле» Леонида Тишкова – огромный надувной шар, на котором отпечатаны семейные фотографии отчима художника Александра Гильгенберга, поволжского немца, сосланного в начале войны со всей семьей в казахские степи. Как и другие произведения, «Перекати-поле» подробно прокомментировано в пояснительном тексте – с замечанием, что шар, сфера, по утверждению современного философа Петера Слотердайка, есть универсальный символ человеческого существования: «жить, строить сферы и мыслить – это по сути одно и то же».

Читайте также:Весна в «Гараже» кружит голову

Видео («Сказка становится былью» Деймантаса Наркявичюса – рассказ женщины, пережившей холокост), объект («Модуль» Марьетицы Потрч о квартале в Иерусалиме), инсталляция (воспроизведение барахолки 90-х гг. в «Базаре» Елены и Виктора Воробьевых), исследование театральности невыносимого в фотографиях погрома (работа Хаима Сокола и Натальи Зинцовой) – разные способы рассказать о превратностях жизни, о памяти родных мест, горечи скитаний. Каждому художнику куратор в комментарии помогает раскрыть смысл его повествования, придать ему глубины, но еще он проявляет явное сочувствие и к авторам, и к героям. Ум, эрудиция и искреннее чувство куратора делают выставку истинно гуманной, подлинно человечной. Да, смотреть ее трудно, приходится читать в темноте слепые тексты и думать. Но терпеливый вознаграждается.

Вещи, тексты и контекст

Выставка «Петрушествие» (идет до 22 июля) спрятана во дворе флигеля ММСИ на Гоголевском бульваре. Посвящена она 80-летию Людмилы Петрушевской, которая, как сразу заявляет куратор, «классик, автор, прочно занявший место в иерархии русской литературы, уже ставший частью традиции». По сути, здесь рассказывается о том же, что и на выставке о Высоцком, – о судьбе автора, в невыносимо застойные советские времена официально не признанного, отчаявшегося. Только жизнь Петрушевской длиннее, она дождалась и признания, и постановки своих пьес, и собственного почетного места в литературе. Здесь также есть воспроизведение мира ее текстов. Нелепая комната с прибитым к потолку накрытым обеденным столом – отражением стола, стоящего на полу (художник выставки Катя Бочавар). Такое вот разрушение метафоры перевернутого мира театра русского абсурда Петрушевской. Но это только один из многих приемов погружения зрителя в другое время, чужую судьбу.

1 / 10

Максим Стулов / Ведомости

Документальная часть выставки также многосоставная. Есть семейные фотографии – иллюстрации к биографии. Есть стенограмма обсуждения «Квартиры Коломбины» от 11 ноября 1985 г. в Главном управлении культуры («В. Г. Мирский: Она-то ведь нормальный человек, но она ведь с этими ублюдками общается. – М. Ф. Шатров: Да какая она нормальная? – В. Г. Мирский: Ну, несчастная») – душераздирающее чтение. Есть письма Петрушевской властям – с протестами и просьбами. Есть личные вещи – «трофейный» немецкий письменный стол, пишущая машинка, подаренная мамой, пианино. О них Петрушевская рассказывает с нежностью. Но и собранные работы художников – Рогинского, Пивоварова, Затуловской – это тоже документы, образы времени, в них и сконцентрирована правда о нем. Ну и, конечно, хороши кураторские тексты: «Речь, конечно, не о сюжетах – не крепко выпивающий народ и не коммунально-дачно-хрущобная теснота были той не замечаемой прежде реальностью, которую открыл театр Петрушевской. Новая правда заявила о себе прежде всего через язык».

Автор – редактор газеты The Art Newspaper Russia

Как посмотреть на время и место