Кто стрелял?

Экспедиция РВИО хочет доказать, что людей в Сандармохе убивали не сотрудники НКВД: это финские палачи возили на расстрелы советских пленных

Экспедиция Российского военно-исторического общества (РВИО) приехала в Сандармох, чтобы на местах захоронения жертв Большого террора найти советских солдат, расстрелянных финнами. И на второй же день поисков комиссия безошибочно нашла яму с останками трех человек. Начальник телефонировал в Москву, что обнаружены убитые финнами — красноармейцы. Корреспондент «Новой» наблюдала процесс эксгумации от первой до последней минуты, и одно мы можем сказать точно: тела не были «подброшены». Другое дело — как будут трактоваться находки.

Определение границ

Новость об экспедиции появилась на сайте РВИО за день до начала раскопок, 24 августа. В ней были названы сроки работ — с 25 августа по 5 сентября — и четко обозначены задачи: «В рамках плана Минобороны России по увековечиванию памяти погибших при защите Отечества… будут обследованы территории, находившиеся в 1941–1944 годах под финской оккупацией».

Еще яснее сказано о целях поездки в письме администрации Медвежьегорского района (в ее ведомстве находится мемориал) в РВИО: чиновники согласовывают «определение границ территории объекта культурного наследия» и «установление плотности захоронений». Это сразу насторожило историков, считавших, что и плотность, и границы установлены 17 лет назад.

— Да, у нас есть документы по границам, они определены в 2001 году, — подтвердил в разговоре с «Новой» директор Медвежьегорского музея Сергей Колтырин. — Но у нас до сих пор идет разговор о том, что здесь финны расстреливали солдат РККА — заключенных концлагерей…

Останки репрессированных советских граждан обнаружили в Сандармохе в 1997 году сотрудники общества «Мемориал», в частности — его карельский представитель Юрий Дмитриев. Сам он, напомним, теперь сидит в СИЗО по безумному обвинению в домогательствах к приемной дочке. Нынешние раскопки РВИО в Сандармохе — первые изыскания за 21 год, проходящие без Дмитриева.

Третья цель, обозначенная в документах комиссии, — «поиск захоронений узников финских концентрационных лагерей и погибших военнослужащих РККА в боях против финских оккупантов в Карелии в 1941–1944 гг.». Словно авторы документа знали, что найдут.

— Я-то понимаю, что здесь не могло быть расстрелов финских узников, — вздыхает Колтырин, косясь на мой диктофон. — А что от меня зависит? Я всего лишь директор музея. Вы приехали — и уехали. А мне тут работать. Я боюсь за свой музей. Я боюсь судьбы Дмитриева.

«Расстрелы не доказаны»

Лагерь для экспедиции РВИО был разбит на поляне в лесу возле урочища Сандармох еще 24 августа. Свою палатку поставил и специальный поисковый батальон Западного военного округа: Минобороны активно поддержало начинание Минкульта, поисковикам помогали солдаты. Руководить работами должны были глава отделения РВИО в Ленобласти Олег Титберия и глава департамента поисковой и реконструкторской работы РВИО Сергей Баринов. В назначенный день, 25 августа, поисковый инструмент загорал на коврике, любовно расстеленном у входа в палатку, а поисковики — на лавочке у костра. Работы не начались.

— Вы зашли с тылов в расположение воинской части, — упрекнул меня товарищ Баринов.

Где у лесной полянки «тылы» — этого он не объяснил. Но я поняла, что это уже не полянка. «Расположение воинской части» быстро обнесли полосатой лентой, чтобы больше никто не зашел «с тылов».

— Сержант, сфотографируйте машину корреспондента, ее номер! — скомандовал Баринов коренастому пареньку в камуфляже.

— Военно-историческое общество пробивает номера машин? — удивилась я.

— Зачем нам их пробивать? — почему-то обиделся Баринов.

— А зачем вам их фотографировать?

Сергей Баринов подтвердил, что в планах экспедиции — поиск останков узников финских концлагерей. Тут же признался, что не знает, где эти лагеря находились. Со дня на день ждет информации от историков РВИО. Они, сказал, ищут по архивам. Как-то сразу стало неловко за военных историков, потому что историки «штатские» расположение лагерей давно изучили. Тем не менее, уверенно добавил Сергей Баринов, именно финны расстреливали узников в Сандармохе. И не в 1937–38 годах, как утверждает «Мемориал», а в 1942–43-м.

— «Мемориал»? — переспросил он. — Не знаю такого общества. Расстрелы репрессированных в Сандармохе не доказаны. Для меня Сандармох — линия обороны финской армии. А этот «Мемориал» — это разве научное общество? Нет — просто какая-то общественная организация.

— Военно-историческое общество — тоже общественная организация, — напомнила я главному поисковику.

В отличие от инструментария, теоретическая база у участников экспедиции оказалась слабовата. Например, Баринов настаивал, что официально Сандармох — просто место в лесу, которое давно пора привести в порядок. На самом деле с августа 2000 года действует постановление правительства Республики Карелия, наделившее Сандармох статусом объекта культуры регионального значения.

Олег Титберия уверяет, что никаких сверхзадач у его коллег нет.

— Наша задача — увековечить память военных, погибших на Великой Отечественной войне, — уверяет он. — Но если во вновь выявленном захоронении окажутся репрессированные, мы, конечно, так и заявим. Никаких других целей у нас нет. Найдем репрессированных — будет памятник репрессированным. Если это окажутся воины Красной армии — будет памятник воинам Красной армии. Давайте дождемся экспертизы.

Сандармох

Глава петербургского «Мемориала» Ирина Флиге начинала раскопки в Сандармохе вместе с Юрием Дмитриевым в 1997 году. Тогда, кстати, Министерство обороны тоже помогало. Только таких технологий, как у нынешних поисковиков, 20 лет назад не было. И все-таки, по словам Ирины Флиге, Сандармох — уникальное по сравнению с другими массовыми захоронениями место: известно, что здесь лежит ровно 6431 человек. С именами и биографиями.

— Мы очень редко можем привязать список имен убитых к конкретному участку земли, — говорит Флиге. — В Левашовской пустоши, например, лежит 19 450 человек — из них поименно мы можем назвать восемь. О Сандармохе мы знаем всё. Есть документы, в которых описано, на какое расстояние от Медвежьегорского СИЗО людей возили на расстрел. Есть данные, когда и как технически происходили расстрелы.

Из шести с половиной тысяч 1111 человек — так называемый Большой соловецкий этап. Первый этап, который отправили с Соловков на расстрел по ежовскому приказу «О завершении операции по репрессированию». В октябре 1937-го людей погрузили на баржи — и дальше они пропали. Но в 1990-е были рассекречены документы НКВД. Ирина Флиге с коллегами начала искать пропавший этап — и вышла на место расстрела в Сандармохе.

— Так мы обнаружили, что там были расстреляны и другие люди: жители Карелии, заключенные Белбалтлага, спецпоселенцы, — добавляет Флиге. — Колоссальную работу тогда проделал Юрий Дмитриев. В карельских актах о приведении в исполнение приговора, в отличие от многих других подобных документов, стояло название населенного пункта — Медвежьегорск. И Дмитриев сумел выделить всех людей с такой пометкой. Поэтому сегодня у нас есть такие цифры — с точностью до человека.

Казалось бы, если все так ясно, то откуда взялась история о пленных и расстрелянных финнами красноармейцах?

Версию выдвинули в 2016 году профессора Петрозаводского госуниверситета Юрий Килин и Сергей Веригин. В их распоряжении оказались рассекреченные протоколы допросов и справки СМЕРШа о том, в каких невыносимых условиях содержали советских пленных финны во время оккупации Карелии. Использовали они бывшие лагеря системы Белбалтлага. Так и родилась теория о том, что это финны, а не советские чекисты, возили людей на расстрелы в Сандармох.

В июле 2016 года газета «Известия» написала: «Захороненные в расстрельных ямах люди, считавшиеся жертвами сталинских репрессий, могут оказаться советскими красноармейцами, казненными в финских концлагерях». «Мемориал» начал это опротестовывать. В августе медвежьегорские чиновники впервые не приехали на День памяти в Сандармох. В декабре Юрий Дмитриев был арестован по фантастическому обвинению.

Теперь экспедиция РВИО утверждает, что о раскопках первым попросил директор Медвежьегорского музея. Но тот рассказывает по-другому.

— Инициатором раскопок было министерство культуры Карелии, — говорит Колтырин. — Они обратились ко мне с письмом, чтобы я подготовил обращение: определить границы захоронения. Хотя у нас в принципе есть документы по границам.

Ирина Флиге опровергает теории о «финских» расстрелах в Сандармохе.

— За все годы войн и оккупации, начиная с финской войны за независимость, финны расстреляли две тысячи человек, — утверждает она. — Всего в базах советских военнопленных в Финляндии за все эти годы — 60 тысяч человек. Получается, что все эти две тысячи расстрелянных в разные годы лежат в Сандармохе?

Кладбище НКВД на месте нынешнего урочища было, по словам Ирины Флиге, засекреченным, знать о нем и использовать так же, как лагеря, финны не могли.

— Нет ни одного свидетельства, даже косвенного, о том, что финны нашли эти захоронения, — добавляет историк. — Иначе — можете представить, какую пропагандистскую кампанию они бы развернули в те годы.

СПРАВКА «НОВОЙ»
В сентябре 1943 года, когда Красная армия освободила Смоленск, Советский Союз начал расследовать обстоятельства расстрелов польских граждан в Катыни. Комиссия НКВД нашла массу документов и свидетельств того, что поляки были убиты гитлеровцами в 1941 году. А не чекистами в 1940-м, как считали в международном сообществе.

На свет вышли протоколы допросов, заявления, отчеты и подсчеты немецких концлагерей, откуда будто бы и возили поляков на расстрелы. На этих документах строила работу Специальная комиссия под руководством главного хирурга Красной армии, академика Николая Бурденко.

В Нюрнберге СССР попытался вменить нацистам Катынь как «эпизод № 17», но в ходе процесса стало понятно, что все эти отчеты и подсчеты — липа. В приговоре трибунала Катыни нет. В 1990 году Советский Союз рассекретил архивы и признал, что расстрелы — дело рук НКВД.

В документах СМЕРШа есть четкие указания на то, где были лагеря. Возить оттуда на расстрелы в Сандармох надо было за десяток-другой километров. Сотрудники НКВД могли себе это позволить, чтоб убивать тихо, в лесу, в комфортных условиях. Финнам, наоборот, пришлось бы делать это с риском для собственной жизни: в тех местах шли нескончаемые бои, редкие и узкие дороги были забиты военной техникой.

И опять все вроде бы очень логично. Однако нынешняя находка Военно-исторического общества и здесь ставит знак вопроса.

Находка

Экспедиция начала работать 26 августа. И уже на следующее утро в лесу на территории Сандармоха она безошибочно выбрала место для раскопок. В 10 часов солдаты начали снимать верхний слой грунта. В 13 часов была выкопана яма размером два на два метра. На глубине полутора метров показались отдельные мелкие косточки — пальцы ноги. К 15 часам стало понятно, что дальше работать должны не солдаты с лопатами, а специалисты с совками и кисточками: в песчаном грунте четко обозначились три почерневших человеческих черепа.

Три человека лежали в яме ничком. Их бросили туда со связанными за спиной руками. Корни сосен, посаженных на месте боев 30–40 лет назад, пронизали их и накрепко сплели. По одному этому можно было сразу сказать, что фальсификация исключена: эти три человека лежат в этой яме десятилетия. Поисковикам пришлось осторожно резать прутья секатором, чтобы отделить одни кости от других. Их пронумеровали: первый, второй, третий.

По порядку раскладывали на специальном баннере, чтобы, как говорят археологи, «собрать комплект». Получилось три полных человеческих «комплекта». В каждом из трех черепов — по дыре в затылке. Поисковики вызвали полицию и следственный комитет — зафиксировать находки, провести экспертизы и другие действия, которые позволят потом похоронить останки. А если очень повезет — даже идентифицировать.

По всей видимости, эти люди действительно не были узниками советских лагерей, репрессированными в годы Большого террора. Известно, что тех перед расстрелом раздевали. А на найденных скелетах сохранились остатки одежды. Она почти истлела, но по уцелевшим фрагментам можно даже понять, что на всех троих была униформа — из одного материала и одного ярко-зеленого цвета. Но совсем не такого, как форма красноармейцев времен войны.

— Форма-то иностранная, — тихо сказал один из поисковиков. — Похоже, финская…

Остальные тут же стали вспоминать, что была, мол, такая форма у советских пограничников. Следующая находка запутала ситуацию еще сильнее. Когда все тела были извлечены из ямы и подготовлены к экспертизе, металлоискатель нашел на дне три пули и две гильзы.

— Семь шестьдесят две? — спросил полицейский криминалист, рассматривая гильзу. — ТТ?

— Семь шестьдесят три, — уверенно ответил Сергей Баринов. — Такого оружия в РККА не было.

Он повертел в руке кусочек ржавчины, в которую превратилась пуля. Сказал, что пуля стальная, а значит — тоже не из арсенала Красной армии. Но в разных источниках есть данные о том, что в РККА тоже использовали пистолеты маузер с патронами калибра 7,63 и стальными пулями.

Как поисковики сумели так точно начать раскопки в правильном месте? Все их объяснения сводились к одному: опыт.

— С нами работают лучшие поисковики России с 40-летним стажем, — объяснил Олег Титберия. — Он увидел ровный участок. Предположил, что здесь могут быть останки. Проверил щупом. Дальше надо было копать.

Можно было бы усомниться, но в 1997 году примерно так и Юрий Дмитриев нашел захоронения в Сандармохе: по словам Ирины Флиге, он просто показал место, где надо копать.

Странноватая экспедиция Военно-исторического общества в Сандармохе продолжается. Найденные останки отвезены в медвежьегорский морг на экспертизу. Свои оценки фрагментов одежды и найденных боеприпасов будет делать и Военно-историческое общество.

Ирина Тумакова, «Новая»

Комментарий эксперта

Анатолий Разумов

Историк, составитель Книги памяти жертв сталинских репрессий «Ленинградский мартиролог», руководитель центра «Возвращенные имена» при Российской национальной библиотеке

— В понедельник я звонил директору медвежьегорского музея Колтырину, к этому времени экспедиция РВИО уже нашла первые останки, и он мне сказал: совершенно очевидно, это — солдаты, отставшие от части…

И местные краеведы, и вообще все, кто занимался Сандармохом, все понимают, что в годы войны здесь была передовая линия обороны, что здесь никаких массовых расстрелов военнопленных, свезенных из лагерей, быть не могло в принципе. Это исключено.

Конечно, каждый погибший — это беда. И каждый погибший заслуживает того, чтобы его помнили. Но откуда вообще пошли разговоры о массовых финских расстрелах? Туманно ссылаются на какие-то документы ФСБ. Но что это за документы? Я не знаю людей, которые видели эти документы, держали их в руках, в то время как финны давно обнародовали все списки, все места содержания военнопленных показаны, все эти вопросы мы подробно обсуждали с их историками.

Финны готовы и сейчас в любой момент все и любые архивы предоставить. У вас есть другие данные? Так почему же все минувшие десятилетия никто не искал даже следов расстрелянных красноармейцев? Сейчас у сторонников «гипотезы» расстрелов наших пленных финнами есть единственный «аргумент»: финны здесь были, значит, финны могли. Я сам этот аргумент слышал. Но это просто постыдно.

Совсем недавно, когда зашла речь о намерении начать эту экспедицию Военно-исторического общества в Сандармохе, на заседании межведомственной группы во главе с Михаилом Федотовым нас убеждали: никакие раскопки не разрешены, они просто придут и просто посмотрят. Но мы предсказывали: экспедиция пройдет по периметру, найдет пуговицы, звездочки… И скажут: наша гипотеза подтвердилась.

Какова цель? Та же, что и в Катыни, — «разбавить» преступления сталинского времени такими же преступлениями, якобы совершенными «другими», — здесь же, на этом же месте. И памятники жертвам политических репрессий поставить в ряд с другими памятниками.

Павел Гутионтов, «Новая»