Как сооснователь Mail.Ru Дмитрий Гришин находит новых «единорогов», что ему советует Усманов и почему ВК обойдет Facebook
Дмитрия Гришина — выпускника МГТУ имени Баумана и сооснователя Mail.Ru Group — знает почти каждый. Но мало кому известно, что он почти все заработанные деньги вложил в собственный проект — инвестиции в стартапы, связанные с робототехникой. Гришин оказался удачливым и талантливым инвестором. Некоторые компании, в которые он вложил деньги, взлетели и стали стоить миллиарды долларов. Гришин поделился секретами успеха в Кремниевой долине, своими взглядами на будущее робототехники, а еще рассказал о том, что думает о взаимоотношениях Mail.Ru с государством, чем ICQ лучше WhatsApp и почему «ВКонтакте» обойдет Facebook.
https://www.youtube.com/watch?v=DT117UbPzOk
Справка. Дмитрий Гришин окончил МГТУ имени Баумана. В 24 года стал генеральным директором и акционером Mail.ru. В 2012 году возглавил совет директоров Mail.ru Group, сменив Юрия Мильнера. Тогда же создал инвестиционный фонд Grishin Robotics. Он занимается вложениями в робототехнику. Гришин инвестировал в несколько успешных стартапов, стоимость которых оценивается в миллиард долларов.
Почему Дмитрий Гришин решил инвестировать в роботов?
— Я думаю, что все более или менее знают твою историю такого self-made российского программиста, но гораздо меньше людей знают о твоих новых делах. В частности, о том, что ты стал очень успешным инвестором. Не менее успешным, чем когда был программистом и CEO, руководителем компании. Я хочу допросить тебя с пристрастием, как ты превратился в инвестора.
— Идея начала у меня формироваться где-то в 2012 году. Я стал думать о прошлом: сначала появился интернет, он активно развивался. И я наблюдал, как технология, которой изначально пользовался очень маленький процент населения, стала всеобщей. И я думал, а что будет происходить дальше?
И я пришел к выводу, что с большой вероятностью в ближайшее время случится то, что произошло в начале компьютерной революции. Сейчас небольшая группа инженеров может начинать создавать роботов, гаджеты. И это будет огромным-огромным новым рынком, больше триллиона долларов. И главная философия, которая, мне кажется, будет стремительно развиваться, что физические устройства — это способ находить пользователей, чтобы создавать большие новые сервисы в будущем.
И фактически робототехника становится точкой объединения физических и цифровых миров. И я люблю говорить, что, если вы будете что-то одно изучать в 21 веке, изучайте только робототехнику, потому что она фактически объединяет все нужные предметы: программирование, инженерию, системотехнику — все, что нужно знать в 21 веке, чтобы создавать интересные компании.
— А как это происходило в жизненном смысле. Вот ты находишься на одной из самых высоких позиций — руководителя одной из двух крупнейших интернет-компаний в стране. Не очень понятно, почему надо встать с этого стула и пойти инвестировать в каких-то роботов. У тебя все хорошо, и бесконечный горизонт. Что в твоей жизни в этот момент происходило, что-то стало триггером?
— Я стал смотреть на много очень разных и интересных бизнес-моделей. И у меня внутренне все больше нарастало желание их изучать, в них разобраться.
— Как-то поучаствовать…
— Да. Одна из вещей, которая меня очень сильно драйвит в инвестировании, — это то, что оно позволяет сверху смотреть на много интересных компаний и поучаствовать в них некоторым образом. Второе — мне кажется, что инвестирование позволяет брать на себя там необычный риск. Когда в 2012 году я начал инвестировать, большинство людей были очень удивлены, считали, что это научная фантастика, этого не случится в ближайшее время. И на тот момент у меня было достаточно мало доказательств кроме, условно говоря, внутренней веры, что будет происходить что-то интересное. И мне кажется, что комбинация вот этих двух вещей: понимание, как устроен операционный бизнес, и возможность широко смотреть на совершенно разные модели, дает возможность изучать их.
— И как получилось? Ты пришел к акционеру Алишеру Бурхановичу Усманову и сказал: Алишер Бурханович, отпустите, я возьму свою зарплату и положу ее в фонд?
— Я просто начал потихоньку инвестировать свои собственные деньги.
— Ты взял и продал часть своих акций в Mail.ru? (В 2011 году Гришин владел 1,8% акций Mail.ru Group. — The Bell.)
— Нет. На момент, когда начинал, я ничего не продавал.
— Просто своими уже заработанными…
— Да, какие-то деньги были.
— Которые ты накопил, работая в Mail.ru?
— Да.
— Это уже был этап первого фонда? Ты прям создал его?
— Смотри, в начале, в 2012 году, это были только мои деньги.
— Вот эти $25 млн?
— $25 млн. Это были чисто мои деньги.
Как глава крупнейшей интернет-компании России стал инвестором?
— Твоя первая инвестиция в роботов?
— Это была, если я не ошибаюсь, компания Double Robotics, telepresence robot, который позволяет удаленно перемещаться и двигаться на дальних расстояниях, смотреть, что происходит.
– Где она существует?
— Она находится сейчас в Калифорнии.
— И какова ее судьба?
— Ребята активно развиваются. Гипотеза была такая, что все больше людей будут работать удаленно, но, к сожалению, все равно хочется присутствия, понимания, что происходит в офисе. Поэтому фактически была идея: посмотреть, как будет такой условный аватар существовать и перемещаться. И на тот момент была гипотеза, которую нужно было проверить. И они этим занимаются уже много лет и смотрят, как это работает. Они нашли уже несколько рынков. Первый — это школы. Если дети болеют, то этот робот может присутствовать в классе. Второй рынок — это корпорации.
— Если взрослые болеют.
— Нет. Причем там очень смешные эффекты получились. На самом деле люди поняли, что, когда у тебя есть такой удаленный робот, хочется какой-то personality иметь. Поэтому на него начали вешать футболки, свое имя подписывать удаленно.
— А что он делает?
— Он позволяет тебе передавать твое видео и аудио и позволяет перемещаться. Сейчас, например, они там работают над полуавтономными функциями, чтобы ему можно было сказать: «езжай туда», и он сам доезжал.
— Artificial intelligence его включает.
— Да, и они продаются, стоят порядка $2 тыс. Сейчас, путешествуя по разным компаниям, иногда вижу: его покупают. Но понятно, что рынок пока все-таки новый. И нужно решить очень много вопросов. Происходит задержка, когда робот перемещается, потому что он двигается там по офису. И нужен хороший wi-fi, чтобы они там не врезались ни во что.
— Сколько денег ты туда вложил?
— Если не ошибаюсь, это было приблизительно $250 тыс.
— Что они на $250 тыс. сделали?
— Они как раз начали производство.
— А как ты ее нашел?
— Во-первых, когда я начал инвестировать в робототехнику, инвестиции во все, что связано с оборудованием и в какие-то такие штуки, было не очень модным. Поэтому таких специализированных фондов, которые занимаются и смотрят только в этом направлении, было очень мало.
— А как ты про себя объявил?
— Мы просто объявили, что есть фонд.
— Вот есть Grishin Robotics.
— Да. Приходите, будем инвестировать. И ты знаешь, после этого началось что-то просто невообразимое, потому что мне начали писать робототехники со всего мира.
— Психов много было?
— Были совершенно разные люди. Но интересно, что этот момент был примерно за год или два до того, как рынок стал взлетать. Случилось это в 2013 году, потому что Google объявил, что он очень сильно верит в робототехнику, и купил сразу 8 робототехнических компаний. И Энди Рубин, который раньше возглавлял Android, стал работать с этой командой. И мне кажется, в этот момент был звонок, когда какое-то количество людей начали понимать, что здесь что-то серьезное происходит, давайте разбираться.
— Ты же для себя в какой-то момент принял решение: я должен заниматься, сконцентрироваться на этом. Вот в какой день это происходило?
— Это не был один день. Это происходило постепенно. Например, смотря на робота, который занимается доставкой, я стал наблюдать, как развиваются сервисы доставки еды. Это позволило повнимательнее посмотреть на какие-то интересные вещи. Мы привели компанию Delivery Club (в ноябре 2016 года Mail.ru Group купила Delivery Club за $100 млн. — The Bell), смогли дальше развивать огромное направление. Но более или менее у меня сформировалось понимание, что мне это очень интересно, где-то в 2016 году.
— В какой момент стало понятно, что этим надо заниматься оттуда (Grishin Robotics находится в Кремниевой долине. — The Bell)? И почему?
— Я думаю, это было несколько моментов. Первый момент: с точки зрения стартапов и инвестиций там объективно происходит очень много всего интересного. Когда я начал заниматься инвестированием в робототехнику, мы смотрели не только на Штаты. Мы смотрели на Китай. На тот момент было очень много японских роботов. Но что мне нравилось — это то, что они (в США. — The Bell) намного быстрей адаптируют общую идею. И для меня по-настоящему Долина открылась, когда я поехал учиться в Стэнфорд.
— Когда это было?
— Это был 2015 год. У них есть программа для людей, которые управляют крупными бизнесами. Там было много интересных выводов после этой программы, как, например, устроен networking. Я все-таки в большей степени всегда находился внутри компании, общения внутри. А там люди открывают себя миру…
— Тусуются.
— Да. Это, конечно, было очень увлекательно. И из этого делали культуру. Плюс там были интересные вещи, например, обязательные пробежки в 6 утра по Стэнфорду. Но на самом деле было огромное количество людей со всего мира.
— А сколько всего?
— Мне кажется, человек 130. Мы жили прямо в общежитии в Стэнфорде. Это где у тебя проходит личное время. И было очень много вещей, связанных с тем, как устроен мир, как думать о себе. Они в меньшей степени пытались объяснить, как устроена классическая практика управления. Они подразумевают, что ты, наверное, уже эти вещи понимаешь. И, конечно, я узнал там про Бразилию, про Китай, про Японию, как устроен этот мир, сколько всего интересного происходит. Куча разных бизнес-моделей.
«Ты работаешь на зачетку, потом она работает на тебя»: как открыть второй фонд в США?
— Когда кончились твои $25 млн, что ты стал делать?
— Тогда это уже был профессионально созданный фонд на $100 млн.
— А ты что-то предъявил из достижений первого?
— Конечно.
— Вот мои результаты.
— Да. Там уже были некоторые интересные компании. И что важно, за те первые три года я там прошел путь от поверхностного восприятия до того, как вообще этот мир устроен. Несмотря на то что вокруг него есть очень много романтики, это тяжелейший мир как для предпринимателей, так и для инвесторов. И если есть картинка мира, что инвесторы в Силиконовой долине сидят, работают час в день, иногда сразу находят интересный стартап, отдают ему там денежку и больше ничего не делают, это совершенно не так. Ты постоянно смотришь на огромное количество разных стартапов, анализируешь очень много разных бизнес-моделей и пытаешься разобраться в этом огромном мире. В мире, кажется, 500 тыс. стартапов в год создают.
— И как ты понял на первом этапе, как делать этот выбор? Следовать за теми, кто крут и у кого получается?
— Есть два момента. Первый: я внимательно посмотрел на лучших инвесторов в Силиконовой долине, да. И стало ясно, что многие из них успешно инвестируют уже много-много лет. При этом технологии очень сильно поменялись за этот момент…
— А они все равно успешны.
— А они все равно успешны. Во-первых, мне кажется, что они очень много смотрят не только на технологии, но и на самих предпринимателей: на психологию, на поведение. И эта часть играет огромную роль, потому что, наблюдая, как развивается предприниматель или какой-то стартап, это просто психологическое решение: бросает человек [дело] или не бросает.
— Они в человека вкладывают скорее.
— У них накоплена огромная база знаний, какие есть предприниматели, как они себя ведут и для каких видов бизнеса какой предприниматель наиболее подходит.
— Они делятся этой информацией?
— Нет, но я, постепенно наблюдая, каким образом они принимают решения, все больше это понимаю. Второй фактор: ты должен постоянно челленджить [мотивировать] себя новыми бизнес-идеями, новыми технологиями. Мне кажется, что топовый венчурный фонд — это команды, которые построили серьезные машины по постоянному изучению чего-то нового. Ну, и последнее, у них очень сильный создан network-эффект. Потому что это топовые фонды, их очень много людей знают, поэтому самые лучшие и интересные идут к ним. У них фактически создан закрытый замкнутый цикл, позволяющий им постоянно…
— Понимать, что происходит?
— Да.
— Где будут новые проекты. А ты попал в этот клуб?
— Я приоткрыл дверь — у меня уже немножко торчит голова или ухо. И я пытаюсь понимать, насколько это многогранный мир. И все, что пишет пресса, что видят люди, — это очень маленький кусочек.
— С русскими корнями сложно попасть в этот закрытый клуб?
— Если говорить про мир инвестирования, могу сказать, что он очень похож на университет. Ты несколько лет работаешь на зачетку, потом зачетка работает на тебя. Сначала люди смотрят, что ты делаешь там. Сделал ты, что обещал, или нет.
— Тебя не спрашивали: «Дмитрий, а откуда у вас деньги»?
— Нет. Это очевидно, есть публичная компания Mail.ru, в которой я крупный акционер, все это более-менее понятно.
— А с идеей второго фонда ты к кому первому пришел?
— Второй фонд мы подняли в начале 2016 года. К тому моменту я уже начал склоняться, что хотелось бы посвятить этому очень много времени. Мы начали активно развивать команду в Силиконовой долине. И была идея построить все по правильным канонам венчурного фонда. Часть денег дал я, часть дали limited partners.
— У этих limited partners есть имена?
— Имена у них есть, но раскрывать их не буду. Но не потому, что я что-то скрываю. Многие из них требуют, чтобы это не разглашалось. И, соответственно, у меня это прописано в соглашениях.
— Они из России?
— Есть европейские, есть из России. Есть даже публичная компания.
— Компания?
— Западная, да.
— А акционер Mail.Ru Усманов есть?
— Я не могу это разглашать. Просто есть некоторые правила.
— Интересно, что тебе этот вопрос [про происхождение денег] не задавали. Может, это особенность именно Кремниевой долины. Но в других местах Америки эти вопросы задают, в прессе они обсуждаются бесконечно. Вот я и спрашиваю. Проблема сложности взаимоотношений России и Америки с обеих сторон, бесспорно, существует. И она может распространяться на инвестиции.
— Может.
— И мы знаем, что там у Вексельберга есть не только проблемы, но и вообще невозможность инвестировать. (Виктор Вексельберг вместе с группой «Ренова» попал в санкционный список. Ему запрещен въезд в США, американским гражданам и компаниям нельзя вести с ним бизнес. — The Bell.)
— Если говорить немного философски, то есть вещи, которые, бесспорно, признаются всем миром. Например, то, что русские программисты самые крутые. Мне бы очень хотелось, и надеюсь, что это получится, чтобы русские инвесторы тоже стали норм во всем мире. И я стараюсь приложить максимум усилий к этому. Тебе нужно постоянно меняться, совершенствоваться. И если у тебя есть научное умение учиться, умение разбирать комплексные системы, это дает тебе очень большое конкурентное преимущество, чтобы хорошо инвестировать. Конечно же, при этом надо понимать бизнес и стараться понимать людей, что не просто. Но мне кажется, что у всех русских инвесторов реально есть шансы стать лучшими в мире. И надо постараться это сделать.
«Умный» звонок и робот-повар: как найти стартапы-«единороги»?
— Давай про твою кинетическую энергию поговорим на конкретных примерах. Компания Ring, в которой у тебя крутые соинвесторы (в Ring вложились основатель корпорации Virgin Group Ричард Брэнсон, а также фонды Samsung Ventures и Kleiner Perkins. — The Bell). И ты вскакивал туда, видимо, уже получив второй фонд. Расскажи, как ты этот Ring нашел?
— Мы планомерно смотрели на все модели, связанные с тем, как вокруг умных устройств можно создавать сервисы. И эта компания нам попалась просто потому, что мы очень внимательно на это смотрели. Когда мы про нее узнали, стало ясно, что можно очень сильно улучшать продукт, и мы фактически просто написали им кучу идей, где у них проблемы с app-ом, с продуктом, что нужно сделать лучше. То есть дали быструю продуктовую экспертизу в области soft-а. Они хотели построить очень большую компанию, им важен был опыт, связанный с построением больших IT-компаний. И я высказал несколько интересных гипотез, идей, куда этот продукт можно развивать с точки зрения бизнеса. И очень многие были скептичны. Конечно, потом эту историю ретушируют и рассказывают, что «мы все верили». Нет, было очень много вопросов.
— Ну, конечно, вообще звучит странно, какой-то «звонок».
— На самом деле это социальная сеть.
— Социальная сеть по безопасности.
— Да. Как это работает: ты вешаешь устройство с камерой и датчиком движения. И когда кто-то тебе звонит в дверь, у тебя в приложении раздается звонок. К тебе кто-то пришел. Ты, соответственно, можешь активировать приложение и посмотреть, кто у тебя стоит перед дверью.
— И оно будет знать всех, кто к тебе приходит.
— А самое интересное, почему это социальная сеть. Чем больше людей пользуются твоим продуктом, тем лучше он становится для каждого. Оказалось, что когда у тебя стоит одна камера — это хорошо. Но когда у всех соседей она стоит, то в случае, если у тебя что-то украли, они динамически могут отслеживать, как человек убегал с твоей посылкой. И это подключается к полиции и происходит намного меньше ложных вызовов. И таким образом ты не только защищаешь себя, а помогаешь своим соседям защищать их.
— Тот факт, что эту компанию купил именно Amazon (в феврале 2018 года Amazon купил Ring. По разным оценкам, стоимость сделки составила $1 млрд. — The Bell), для нее там норм или не норм?
— Ну, здорово. Понимаете, всегда любая покупка — это долгая дискуссия с двух сторон. Как предприниматель видит развитие и как компания. Но, мне кажется, Amazon начинает активно двигаться, развиваться в сторону того, как вообще сделать удобный сервис для дома.
(Спустя месяц после интервью издание The Intercept со ссылкой на свои источники написало, что за домами клиентов через гаджеты Ring следили не только алгоритмы, но и сотрудники украинского офиса компании. Дмитрий Гришин сказал, что инвесторам о такой практике было неизвестно, и отказался от дальнейших комментариев. Ring эту информацию не подтверждает. — The Bell.)
— Хорошо. Расскажи про Zume Pizza.
— Есть ресторан — это физическое место, куда ты приходишь и что-то заказываешь. А теперь представь, что этот ресторан может перемещаться и приезжать туда, где больше спроса, где больше людям это нужно. И фактически у тебя появляется машина, которая позволяет тебе готовить еду во время доставки. Представь, ты нажимаешь кнопку, к тебе приезжает свежая пицца, которая была приготовлена буквально пять минут назад. У тебя рестораны подстраиваются под тот спрос и под те интересы, которые есть.
— Просто, честно говоря, шокирует, что это стоит $2 млрд. (Zume Pizza получила $375 млн инвестиций от японского SoftBank Vision Fund. Это один из крупнейших раундов в истории робототехники. — The Bell.)
– Сейчас это единственная компания, которая умеет готовить, когда движется. Но самое главное, если ты подумаешь, как вообще это может поменять полностью весь рынок фастфуда, ресторанов, это фактически такой же disruption для ресторанного бизнеса, как в свое время Uber был для такси.
— Есть еще какая-то совсем веселая штуковина — это велосипед и скутеры (стартап Spin предлагает прокат электросамокатов без привязки к станциям аренды. — The Bell).
– Кажется, скутеры как с робототехникой связаны? Но он постоянно сообщает, насколько заряжен и где он находится. И таким образом у тебя появляется распределенная транспортная сеть по городу, и ты в реальном времени видишь, где он у тебя находится. Это фактически робот, который соединен с интернетом. И он рассказывает, где я нахожусь, какая у меня зарядка. В следующей версии, я думаю, он будет иметь экранчики, которые будут подсказывать, куда ехать.
— Почему именно Ford купил эту компанию? (Стоимость сделки, по разным данным, оценивалась от $40 млн до $100 млн. — The Bell.)
— Потому что уже есть много городов, где люди начали пересаживаться с машин на скутеры. Точнее, многие из них просто любят принимать решение, что «может быть, мне не стоит теперь покупать машину, потому что у меня теперь есть скутер».
— И они решили подсуетиться, чтобы занять свое место в скутерах?
— Да.
— Есть ли какая-то история, которую ты сейчас считаешь суперперспективной, в которую ты, например, вложил и про нее ты можешь рассказать, но которая пока не выстрелила.
— Это компания Zipline — дроны в виде самолета, которые сейчас запустили в Африке, в Руанде, и которые доставляют кровь на дальние расстояния 70 км.
— Они чем-то отличаются от просто других дронов?
— А просто никто по-другому не смог этого сделать. Это устроено так: в каких-то отдаленных деревнях человек может отправить SMS в госпиталь, и он буквально через пять минут сбрасывает небольшой пакет с медикаментами. Буквально за несколько минут можно получить очень ценный груз. Они уже покрыли в Руанде достаточно большой процент страны.
Легко ли работать с Усмановым и давят ли власти на Mail.ru.Group?
— Можешь назвать топ-3 людей, которые чем-то тебе помогли в Кремниевой долине, как-то связали тебя с миром этих больших инвестиций или тебя вдохновили?
— Если говорить про создание большого network, то это, конечно, Стэнфорд...
— Это не человек!
— Если ты про людей, то, конечно, это Алишер Бурханович Усманов и Юрий Мильнер. Они оба показали, что можно делать интересные инвестиции. И, наверно, это такой яркий образ. Ты сам понимаешь, что многое возможно.
— Раз ты сам упомянул Россию и упомянул Алишера Усманова, то я тебя спрошу о нем. Ты все-таки довольно молодым человеком возглавил компанию Mail.Ru.Group. И вот у тебя есть такой акционер. Человек сложной судьбы, из российского бизнеса 90-х со всеми вытекающими последствиями. По моему опыту, с ним непросто разговаривать. Как сказал мне один знакомый, впечатление, что с тобой сразу разговаривают четыре разных человека. Как строились ваши коммуникации, насколько тебе было с ним легко или трудно?
— Здесь несколько важных моментов. Я считаю, что он очень-очень мудрый инвестор. И как раз умение учиться и смотреть на мир широко — это то, чему у него можно постоянно учиться. И я искренне ценю возможность всегда обратиться к нему за советом по очень важным и сложным вопросам. Его любознательность, знание и опыт совершенно в разных областях — это то, чему я стараюсь у него научиться.
— Попытаюсь победить твою дипломатичность. А когда он считает, что ты в чем-то не прав, он или вы делаете какую-то ошибку, от него можно крепко получить?
— У меня не было таких примеров…
— То есть у вас все было гладко…
— Да.
— Гладко и романтично.
— Да.
— А вот если мы возьмем историю с покупкой «ВКонтакте». Идеология «ВКонтакте» драматически изменилась после того, как она попала в Mail.Ru.Group. Скажем так, во всем, что делает [Павел] Дуров, есть большая степень идеологии свободы. Свободного интернета, свободных коммуникаций, отсутствия цензуры. И когда «ВКонтакте» попал в Mail.Ru.Group (Mail.ru Group стала 100% владельцем «ВКонтакте» в сентябре 2014 года. Стоимость всех вложений составила $2 млрд. — The Bell), она эту идеологию, по моему личному мнению, не обязательно с ним соглашаться, полностью отринула. Почему?
— Я бы с тобой не согласился. Если говорить про эту сделку, с моей точки зрения, она была выгодна для обеих сторон. И если сейчас посмотреть, как развивается…
— Финансово?
— И финансово в том числе. И я думаю, что Паша тоже остался доволен. Я думаю, тебе лучше у него спросить там. А если говорить про «ВКонтакте», то продукт классно развивается. За последние несколько лет аудитория выросла в несколько раз, и выручка выросла в несколько раз. С точки зрения именно продуктового развития дух сохранен.
— Но я говорю не о продукте, я говорю о ценностях.
— А я про ценности в том числе. С точки зрения ценности создания чего-то нового, инноваций, придумывания каких-то вещей там постоянно происходит что-то очень интересное и новое. И мне кажется, это замечательно.
— А с точки зрения цензуры?
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду удаление постов, истории про репосты, посадки за репосты. Как говорили: «При Лужкове такого не было!» При Дурове такого не было. Просто потому что он в принципе не сотрудничает ни с какими органами.
— Здесь надо все-таки на ситуацию более комплексно посмотреть. У нас появился резкий скачок интернет-технологий и личных данных. И как вообще это должно соприкасаться с человеческой жизнью, как должен быть найден баланс и для общества и для государства? И вот этот баланс сейчас государства пытаются некоторым образом найти как в России, так и на Западе. Я не думаю, что это конкретно связано там с одним проектом, с одним человеком. Это такой большой фундаментальный вопрос, на который у меня нет четкого ответа, где эта грань должна быть.
— В истории с Telegram, его очевидным противостоянием с российскими властями, как бы ты поступал в этой ситуации? Будучи предпринимателем.
— Я все-таки считаю, что надо исполнять законы, для меня это важные вещи. Поэтому я бы пытался найти какой-то правильный баланс.
— Я когда работала в крупной, скажем так, интернет-компании, то внимание всех возможных органов к контенту крупной интернет-компании было очень велико. Компания Mail.ru гораздо больше. Я могу себе только представить, какая была степень интереса к контенту, который выходил и выходит на главной Mail.Ru.Group.
— Мы берем в основном контент, который не мы сами пишем, а от других разных медиа. И дальше некоторым образом собираем. Есть некоторая аналитическая система, которая позволяет показывать, что интересно, и плюс есть редакция, которая находит некоторый баланс между этими двумя вещами. Но контент мы сами не производим.
— Короче говоря, звонят или не звонят?
— Нет.
— Не звонят?
— Нет.
«Противостояние» с «Яндексом» и почему Facebook хуже «ВКонтакте»
— Про «Яндекс». Есть смешная история, что вы все время с «Яндексом» находитесь на позициях: то первый, то второй. Был момент, когда Mail.Ru.Group была дороже. Теперь «Яндекс» дороже. Они запускают голосового помощника, вы запускаете голосового помощника. Они запускают доставку еды, вы запускаете доставку еды. Почему так? Это такая постоянная борьба за первое место?
— Только надо сказать: мы запускаем доставку еды, а потом они запускают доставку еды. Надо сказать, что интернет-сервис эволюционирует, постоянно меняется, и у этих интернет-сервисов есть тренды. И часто бывает, что, когда одна из компаний этим заинтересовалась, этот тренд сильнее подсвечивается, и другие компании начинают инвестировать туда. Если посмотреть на Запад, там между Google, Facebook, Amazon достаточно здравая конкуренция. И в этом плане нам повезло с конкурентами. Мы все очень динамичные, мы активно развиваемся. И это вполне себе нормальная вещь. Вещь, про которую мне особенно приятно говорить, — это то, что мы зарабатывали существенные деньги за рубежом на играх. Сейчас мы больше 20% выручки зарабатываем не в России. И мы одни из немногих, которым удалось создать экспортный бизнес, разрабатывая интересные уникальные продукты здесь, сделав так, чтобы ими пользовались во всем мире. И сейчас это направление очень-очень быстро растет.
— А ты, как председатель совета директоров, хотел бы, чтобы Mail Group купила «Яндекс»?
— Слушай, это всегда зависит от условий.
— Условия: публичная компания, сумма сделки — миллиардов восемь [долларов].
— Это будет очень сильно зависеть от конкурентной ситуации в конкретный момент. Сейчас от конкуренции между Mail.ru и «Яндексом» российский рынок сильно выигрывает.
— В чем?
— В том, что мы стараемся улучшать сервисы друг друга таким образом, постоянно соревнуясь.
– Кто кого обгонит через 5 лет: Facebook «ВКонтакте»? Или «ВКонтакте» останется?
— Однозначно «ВКонтакте».
— Почему?
— Слушай, потому что мы лучше.
— Чем «ВКонтакте» лучше, чем Facebook?
— Я считаю, что мы динамичней развиваемся. И по продуктам, и по многим другим вещам.
— С точки зрения пользователя?
— Недавно мы запустили VK Pay, платежную систему. Количество инноваций, которые появились за последнее время, просто огромное.
— Ну, у того же «Яндекса» есть монопродукт — это «Поиск». Все остальное уже строится вокруг него так или иначе. У Amazon есть магазин. У Google тоже есть «Поиск». У Facebook — социальная сеть. А Mail.Ru Group — это разрозненный, разный…
— Очень важная часть нашей истории, что мы себя несколько раз изобретали заново. Постоянно появлялось что-то новое. А другие конкуренты существовали с каким-то монопродуктом, который в принципе позволял на нем очень долго ехать. Мне кажется, важное свойство — это найти те направления, которые имеют возможность найти экспорт и создать его. Именно IT-бизнес — это та область, у которой есть на это шанс. И мы стараемся этому учиться. Чтобы это сделать, нужно, с одной стороны, очень хорошо понимать, как это устроено там. С другой стороны, иметь большую критическую массу, чтобы конкурировать с крупными игроками. У нас есть и то и другое. И мы пытаемся на своем примере показать, что это можно сделать на системном уровне.
— Но ты сам инвестируешь в российские компании, или для тебя это не приоритет, или это вообще неважно?
— Я смотрю на инвестиции во всем мире сейчас.
— Ну, у тебя хоть одна российская компания есть в портфеле?
— У меня сейчас есть несколько команд, для которых я ментор, но пока в них еще не проинвестировал. У меня есть несколько команд, за которыми я очень внимательно наблюдаю, и, возможно, скоро случатся сделки.
— Почему этого до сих пор не случилось? Потому что у них нет какого-то глобального vision, они не заходят в роботов?
— Ты знаешь, мне кажется, что вещь, которую нам очень сильно надо поменять, — это то, что на Западе у предпринимателей сразу есть глобальный vision. Мы же все-таки в большей степени настроены на локальный рынок. И мне кажется, одна из главных причин, что есть мало ребят, кто хорошо понимает, кто видел, как все устроено на Западе, и мог сделать из этого какие-то выводы.
— Все-таки они смогут сделать это отсюда, твой прогноз? Или им придется уехать?
— Я думаю, что как минимум разобраться в деталях, как это устроено там, — это очень важная часть. И я, например, знаю, что большое количество тех же китайских интернет-компаний провели много времени в Силиконовой долине, многим вещам научились там. Поэтому мне кажется, что самый правильный способ хорошо научиться играть в шахматы — играть с более сильным противником. На самом деле там есть многое, что можно улучшить и изменить. И поэтому мне кажется, что самый правильный механизм — это поучиться там, понять, как это все устроено и дальше активно это внедрять и развивать.
— А изоляционистская политика России этому способствует или скорее мешает?
— Если говорить глобально, этот разворот от глобализации к суверенным территориям системно вредит прогрессу и созданию новых научных крутых технологий. И опять же, я очень надеюсь, что это временная тенденция, которая найдет некоторый баланс и потом развернется в обратную сторону.
Блиц: главный урок Стэнфорда и любимый мессенджер
— Блиц. Книга, которая в последнее время произвела на тебя впечатление?
— «Sapiens. История человечества».
— Почему?
— Там очень много человеческих процессов рассмотрено. Рассказано, как развивалось человечество, как технологии. И мне вообще нравится такая технологическая история.
— WhatsApp или Telegram?
— ICQ.
— Почему ICQ
— Потому что.
— Это правда?
— Да. Потому что я пользуюсь ICQ постоянно.
— А кто-то еще из твоих знакомых пользуется ICQ?
— Пользуется. Да, огромное количество людей.
— Что вы там делаете?
— Общаемся.
— Это как-то тоже связано с тем, что это порекомендовало правительство? Был какой-то момент. Песков сказал по поводу ICQ.
— Нет. Просто мне, мне кажется, очень, мегаудобный мессенджер.
— Это исторически сложилось?
— Нет, мне просто продукт лучше.
— Ну, я имею в виду, ты пользовался все это время с момента его существования? 20 лет уже?
— Я предлагаю так, ты сейчас поставишь ICQ, попользуешься им неделю и мне скажешь свое мнение. И тогда после этого мы с тобой это обсудим. Ну, реально продукт очень сильно поменялся и стал очень классным.
— Если не бизнес, то что?
— Наверное, преподавание.
— А есть опыт?
— Я немножко преподавал, но есть больше опыт пока как ученика. Но мне кажется, что это очень интересно.
— А что бы ты преподавал?
— Как бизнес пересекается с технологиями.
— Не программирование?
— Нет. Мне кажется, программирование у нас уже неплохо преподают в России, благодаря в том числе и нашей компании. А вот как раз понимать, как технологии и бизнес пересекаются вместе, было бы полезно.
— Один, два или три бизнесмена, которые для тебя супернорм?
— Будем тривиальными, Илон Маск, наверное, сейчас. Ну, и, наверное, там, Джефф Безос.
— Безос чем?
— Тем, что помимо Amazon он делает мегаинтересные вещи в той же космонавтике, в тех же инвестициях, у него есть большая компания по инвестированию. А это примеры, которые меня вдохновляют сильно.
— Главный урок, который ты вынес из Стэнфорда?
— Что мир намного больше и сложнее, чем я думал.
— А ты думал, он как-то проще устроен?
— Ты знаешь, нет. Но мне казалось, что я уже о нем знаю. Но он оказался сложнее, многограннее.
— В чем конкретно?
— В том, сколько интересного происходит во всем мире. Как вообще может общество строиться по-другому, на каких принципах оно может быть основано.
— Оказавшись перед Цукербергом, что ты ему скажешь?
— Да ничего не скажу.
— Мимо пройдешь?
— Нет, «привет» скажу.
— А вы общались?
— Нет.
— А интересно?
— Конечно. С людьми, которые построили большой интересный интернет-бизнес, есть о чем поговорить.
— Ну, о чем бы ты поговорил?
— Я бы поговорил, как он постоянно пытается учиться, и меняться, и изучать что-то новое. Мне кажется, что это самый важный вопрос. Мне кажется, что людей лучше судить по тому, как они переживают сложные вопросы, а не то, как они наслаждаются какими-то позитивными моментами. Это, кстати, одно, на чем Стэнфорд был очень сильно сфокусирован. Нас как раз учили пытаться понимать то, как ты вообще справляешься с тяжелыми, сложными ситуациями. Потому что как раз в них человек раскрывается, ты на этом учишься, а не на том, когда все очень просто и хорошо.
← Предыдущий • Все выпуски • Следующий →